Если сравнивать данные для этого опроса с результатами исследования, проведенного группой А.К. Симонова, И.М. Дзялошинского, В.В. Вильчека, то можно отметить совпадение, но не буквальное, по процентам, а по содержанию результатов. Так, оба результата показывают, что лидерами в первом столбце выходят «увлеченность» и «надежда», но в 1994 г. было больше надежды, чем увлеченности, а вот показатели «свободы» и «возрождения» с годами поубавились. Если сравнивать показатели по «негативному» столбцу, то в обоих случаях первенствуют «тревога» и «усталость», но это можно считать «родовыми» чертами журналистики, и также на третьей позиции стоит «разочарование». Можно высказать предположение, что с одной стороны, острота переживаний по поводу событий 1991-1993 годов стала сглаживаться, и к изменившейся реальности постепенно выработалась привычка, с другой стороны, негативные эмоции во время первого опроса были в большей степени свойственны пожилым людям, имеющим стаж работы в СМИ более десяти, а еще в большей степени более 20 лет. В последнем опросе принимали участие молодые журналисты, поэтому они менее болезненно воспринимают общественнополитические и экономические изменения в стране, они принимают новую реальность как данность, и их личностное становление происходит с ориентацией на сегодняшний день.
2.2 Размышления об условиях своей работы
Второй раздел анкеты предполагает исследование тех условий, в которых работают журналисты, и тех проблем, с которыми им приходится сталкиваться в ходе своей практической деятельности. Если первый раздел предлагал в некоторой степени создание образа идеального журналиста и давал некоторый допуск для желаемого вместо действительного, то второй раздел с его конкретными вопросами был нацелен на анализ внешнего мира и той среды, в которой журналист работает. На вопрос о том, с какими факторами им прежде всего приходится считаться при работе над материалом, большинство работников СМИ назвали мнение местных властей, финансовую зависимость небольших районных газет от местного бюджета и исполнительных властей. Отрадно, что треть опрошенных признали авторитет этических норм. С другой стороны, печально, что для двух третей они (этические нормы) не имеют существенного значения. На третьей позиции находится утверждение, что журналист вынужден считаться с мнением редактора. Если сложить количество голосов, отданных за приоритет этических норм, и добавить голоса журналистов, оглядывающихся на редактора, предположив к тому же, что редактор знает и соблюдает этические нормы, то получится равновесие: одинаковое количество баллов и у властей, с одной стороны, и у журналистского братства, с другой. Но если братство нарушено, то мнение власти явно перевешивает. В абсолютном меньшинстве оказались те, кто считал, что главное для журналиста – внутренняя свобода. Следующий вопрос был задан, чтобы выяснить, снимались ли у журналистов материалы под внередакционным давлением. Только 40 % респондентов отрицали подобные факты в своей практике, но большая часть журналистов знакома с такими формами давления. Среди тех, кто позволяет себе вмешательство в редакционные дела, на первом месте стоит местная администрация и ненамного от нее отстают правоохранительные органы. То, что власть пытается не допустить публикацию критических материалов в свой адрес, можно расценивать как естественное проявление защитного механизма, а вот есть ли подобный механизм защиты у журналистов, насколько они знают и умеют использовать законы, особенно конституционное право и профессиональные права, декларированные законом о СМИ, – ответа на эти вопросы мы не получим, если не углубляться в причины. Быть может, не давили, потому что работает внутренний цензор, который подсказывает, о чем можно, о чем нельзя писать журналисту, а может быть, СМИ научились давать отпор, и у властей пропало желание связываться со строптивыми журналистами. Но исходя из контекста содержания всей анкеты, последнее предположение скорее мечта, чем реальность. Еще более способны развеять идиллические предположения, что власти признали как равную «четвертую власть», ответы о том, какие факторы журналисты вынуждены учитывать при работе над материалом. Респондентам было предложено выбрать два пункта из четырех. Каждый второй признал, что вынужден учитывать мнение местных властей и позицию главного редактора, в незначительной степени журналисты считаются с политической целесообразностью поднятой проблемы, а еще меньше – с мнением рекламодателя или спонсора. Итак, приходится признать, что источник давления на свободу слова находится не только вовне, но и внутри.
Не стоит впадать в идеализм и призывать журналистов «по капле выдавливать из себя раба», потому что нигде так быстро, как в политике, экономике или журналистике не рушатся иллюзии, и не очевидна их бесплодность. Знать и учитывать внешние факторы, которые будут воздействовать на прохождение материала, вовсе не означает, что мысли, идеи, эмоции журналиста в нем не воплотятся. Вопрос журналистского мастерства заключается в том, чтобы сказать нечто в форме достаточно ясной читателю и не задевающей чьи-то болезненные амбиции. Журналистам почти всегда приходилось творить не благодаря, а вопреки. Не стоит их обвинять в том, что они не знают о трудностях прохождения материала во внешнем мире и пытаются заранее уберечь свое детище. Вся история мировой журналистики изобилует подобными примерами, но это не значит, что правдивое слово так и не было сказано.
О том, что журналисты намерены бороться за свое творение, свидетельствуют и ответы на следующий вопрос, что будут они делать, если материал снимут по конъюнктурным соображениям. Только один из четырех опрошенных был готов смириться или избежать конфликта, отдав свой материал в другое СМИ, тогда как большинство заявило, что будут отстаивать свой материал, хотя при этом готовы искать компромисс. Из контекста видно, что компромисс они не расценивают как поражение, а как способ проявления своего журналистского мастерства. Очень трогательно и по-русски беззаботно прозвучал один из ответов: «Что-нибудь придумаю». Все это свидетельствует о том, что не голословным утверждением был вывод об оптимизме молодых журналистов, об их увлеченности своей профессией.
Вопрос, касающийся субъектов давления на журналистов, дал неожиданные результаты: оказалось, что испытывающих давление больше, чем тех, кто ранее отвечал на иначе сформулированный вопрос. При кажущейся противоречивости ситуации, она вполне объяснима: в первом случае вопрос касался материалов, снятых под внередакционным давлением, во втором – давления на самого журналиста. Если последнего удавалось запугать или добиться, чтобы негативные факты или информация, неприятная для местных властей, не попала в статью, репортаж, то и снимать материал, вовлекая в это других свидетелей: свое начальство или руководство СМИ, уже нет необходимости. Таким образом, разница в цифрах – показатель уступчивости журналиста. Как и прежде местные власти лидируют среди тех, кто пытается запугать журналистов, на втором месте стоят учредители, что в большинстве случаев только маскирует давление со стороны тех же самых властей, и практически равное небольшое количество баллов набрали коммерческие структуры, криминальные структуры, политические силы и конкуренты. Общий вывод неутешителен: о каких этических принципах можно вести речь в обстановке постоянного давления извне. Легко поддаться искушению и заявить: пока с нами играют без правил, мы будем отвечать тем же. Но, к сожалению, вслед за этим наступает время санкций со стороны уже не власти, а читателей: время недоверия, а без опоры на веру аудитории вся работа бессмысленна. Вот и вынужден журналист, зажатый в тиски между прессом власти и публики, создавать и защищать свой кодекс поведения, который в равной степени может стать ему охранной грамотой.
Третья группа вопросов касалась проблем самореализации журналиста. Предполагалось выяснить, с чем связывают работники СМИ свои творческие успехи, в чем видят причины, мешающие им развить свои способности. На вопрос, в чем они видят главное препятствие для самореализации журналиста, треть опрошенных ответила «раздробленность и беззащитность», четверть опрошенных назвала «отсутствие технического оборудования», и равное количество отметили «необходимость профессиональной учебы» и «отсутствие свободы слова». На первый взгляд, поражает несоответствие между такими глобальными понятиями, как «свобода слова» и «техническое оборудование», кажется, что журналисты озабочены решением частных проблем и не придают большого значения фундаментальным. На наш взгляд, источником такого подхода является то настроение, которое выразилось в беззаботно-разухабистом: «Что-нибудь придумаю». Журналисты, воспитанные на традициях лавирования, компромисса, «лисьего верчения хвостом», как назвал это когда-то В.Г. Белинский, считают, что достаточно иметь мощную корпоративную взаимовыручку и хорошее оснащение, а вдобавок к этому профессиональную выучку, и они сумеют обойти все препоны и сказать то, что нужно. Безусловно, так и складывалась традиция творчества в условиях несвободы. Раздробленность и отсутствие технического оборудования, как уже говорилось выше, являются двумя сторонами одной и той же медали: именно наличие факсов или электронной почты помогло бы не только ускорить обмен информацией, но и наладить личные контакты между журналистами, разделенными расстояниями, способствовало бы обмену профессиональным опытом и даже секретами сопротивления.
