В последующие часы погода не улучшилась, но люди, похоже, стали привыкать к бушующей стихии.
Ветер крепчал, иногда переходя в шторм. Мощные волны не давали никому передышки. Снег и дождь постоянно мешали видимости.
Чтобы перезарядить торпедные аппараты, нам пришлось опуститься на значительную глубину, избавляясь от качки. Иначе было бы невозможно в узком носовом отсеке запихнуть тяжелых «рыбок» в маленький проем торпедных труб. Пот лился в семь ручьев, и матросы кляли свою работу на чем свет стоит. При любом непроизвольном движении лодки торпеда, подвешенная в люльке, начинала качаться, грозя сшибить кого-то и стараясь обязательно причинить какой-нибудь ущерб.
В конце концов общими усилиями техников и матросов тяжелая работа была закончена, и «U-69» всплыла. Едва над поверхностью воды успел показаться перископ, как по корпусу застучало эхо далеких взрывов.
— Остаемся на перископной глубине, — приказал я.
Оголовок перископа со всей осторожностью подняли над водой. Я внимательно осмотрелся. Океан был пуст. Я отдал приказ всплывать. Быстрый осмотр с мостика убедил меня, что «U-69» была одна на просторах океана. Возможно, другая немецкая подводная лодка, находящаяся в отдалении от нас, отправила на дно своего врага.
— Вторая вахта, готовься к смене. Перейти на дизеля. Обе машины средний вперед.
Лодка медленно направилась к морскому району, обозначенному в приказе.
Час за часом субмарина разрезала носом волны, пока не достигла указанного на карте квадрата. Как долго нам предстоит ждать следующее судно?
Ветер завывал, волны бушевали. Наблюдатели на мостике были одеты в кожаные, подбитые мехом куртки. Резиновые части окуляров биноклей прилипали к коже. В течение долгих четырех часов до смены каждый матрос должен был тщательно изучать свой сектор в поисках вражеских торговых судов, подводных лодок и самолетов. Ни в коем случае «U-69» не должна была подвергнуться внезапной атаке в открытом море. Подлодка, этот смелый охотник, могла в мгновение ока сама стать беззащитной преследуемой дичью.
Вдалеке шел корабль, сверкая всеми огнями на борту. Как в мирное время, он медленно плыл через наш оперативный сектор. Экипаж корабля определенно подавал сигналы, подчеркивая свой нейтралитет. Но истинные нейтралы, когда шли через районы боевых действий, предупреждали и немецкое, и британское правительство заранее. Судя по курсу, судно направлялось в британский, а значит, запрещенный порт. Подлодка имела право потопить его. Между тем, когда оно подошло поближе, оказалось, что это маленькое суденышко, которое с трудом могло потянуть на 1500 тонн. На это не стоило тратить торпеду.
Пятнадцать сотен тонн? Это не стоит «оловянной рыбки». Хотя если посчитать, то судно стоит того, потому что хоть цена торпеды и 40 000 марок, но маленькое суденышко вместе с грузом стоит раз в двадцать больше. Но у подводной лодки есть определенное, строго ограниченное число торпед на борту, и они, разумеется, должны пойти на другие, более дорогостоящие цели.
Более того, на этом корабле большая часть груза была сложена на корме. Возможно, это была одна из ловушек для подводных лодок. Во время Первой мировой войны замаскированные суда — ловушки для субмарин — в определенных обстоятельствах притворялись нейтралами. Вопрос об обстреле снарядами же не стоял из-за волнения на море. Даже при огромном желании орудийный расчет не мог стать к орудию в такую погоду.
Так что кораблю повезло. Как бы там ни было, но морякам подлодки «U-69» пришлось его отпустить. Возможно, судно само столкнется с миной. Подводники на мостике субмарины внимательно следили за маленьким суденышком в бинокли.
При установившемся сильном северо-восточном ветре моряки начали понимать, как же хорошо, что их тренировки проходили в плохую погоду на Балтийском море. Таким образом, почти весь экипаж, несмотря на то что он состоял из молодых моряков, получил некоторый опыт до выхода в первый боевой поход. Но с другой стороны, все-таки хотелось, чтобы море немного успокоилось, потому что при таких условиях результат торпедного залпа зависел не от мастерства и боевого опыта подводников, а только от удачи.
Но в жизни все обычно происходит не так, как хочется. Следующим утром на рассвете один из наблюдателей заметил неясную тень. Море все еще бушевало. Вскоре выяснилось, что тень — это огромное судно. В смутных очертаниях легко можно было рассмотреть его надстройку: две мачты, три подъемных стрелы и шесть трюмов. Тревога уже была объявлена. Старший механик, лейтенант Роудер, единственный офицер, остающийся под палубой во время всех атак, чтобы наблюдать за работой двигателей и других приборов, уже заглянул в свой торговый судоходный регистр Грюнера. Через несколько минут он сообщил:
— Корабль класса «Тайроа». Британский. Примерно 8000 брт.
Тут же на всех боевых постах воцарилось такое же лихорадочное напряжение, как и в первый день. Но сейчас люди внизу были уверены, что корабль отправится на дно.
Однако я, стоя на мостике, сильно нервничал. Я знал недостатки немецких торпед и понимал, что наш начальный успех был большей частью удачей. Как только «рыбка» вылетит из трубы в такую погоду, волны начнут играть с ней, как кошка с мышкой. Никто не мог сказать наверняка, выдержит ли чувствительная аппаратура торпеды борьбу с бушующим морем.
С отчаянием я следил, как огромные волны катятся друг за другом. Прикинув их высоту, я уже совсем было решил не стрелять и сэкономить торпеды для лучшей погоды. Ведь по возвращении мне придется отчитываться за каждую выпущенную «рыбку». Я вопросительно взглянул на своих офицеров. Их физиономии были угрюмыми и мрачными — да это и понятно, такая погода не может добавить хорошего настроения, но на меня они взирали с одобрением и доверием. В результате я решительно отбросил прочь сомнения и решил идти в атаку.
На вражеской палубе стояло орудие, выглядевшее довольно угрожающе, однако в такую погоду оно было абсолютно бесполезно в борьбе против субмарины. Но, несмотря на ненастье, приходилось рисковать и проводить атаку в надводном положении, иначе судно могло спокойно уйти.
Орудие было закрыто брезентом. Если враг заметит атакующую подлодку, то ему понадобится время, чтобы орудийный расчет приступил к работе. Снятие с орудия чехла и подготовка его к стрельбе даст экипажу подлодки достаточно времени для срочного погружения. Иначе у нас почти не было бы шансов спастись от вражеского огня.
Чтобы избежать ошибочного выстрела, я почти вплотную подвел лодку к кораблю. Теперь между нами оставалось всего лишь 800 ярдов. Постепенно светало. Скоро люди на судне смогут разглядеть маленькую субмарину, танцующую на волнах. Сейчас же вахтенные офицеры-подводники внимательно изучали палубу корабля. Пока там не было никакого подозрительного движения, мы могли спокойно продолжать готовиться к атаке.
— Трубы 1 и 2 готовы.
Чтобы подстраховаться, я приказал приготовить к стрельбе две трубы. Затем старший помощник получил данные для прицеливания. Расстояние между «U-69» и кораблем сократилось почти до 600 ярдов. Вражеское судно, поднявшееся на гребень особенно высокой волны, было видно полностью. Ну, сейчас или никогда!
— Труба 1… Огонь!
С сильным глухим треском, напоминавшим усиленный в тысячу раз звук пробки, вылетевшей из бутылки шампанского, торпеда была выброшена сжатым воздухом из трубы. Эта «рыбка», так же как и первая, была подхвачена бушующим морем. Она прыгала по волнам, скользя по впадинам, то погружаясь в воду, то снова выныривая.
Сохранит ли она направление или будет сбита с курса?
Множество пар глаз в бинокли следили за продвижением торпеды. Но в этом враждебном море, с непрекращающимися подъемами и падениями водяных валов, было почти невозможно уследить за следом пузырьков.
Люди на подлодке считали секунды. 32… 33… 34… 35. Стрелка секундомера безжалостно бежала по циферблату. 39… 40… 41. С каждой секундой момент взрыва приближался. Попадет ли «рыбка» в цель? 53… 54… 55.
С каждой секундой надежда на это таяла. Внимание, стоп. «Рыбка» сейчас уже должна была быть там. Ничего не произошло. Никто не хотел поверить в неудачу. Моряки даже задержали дыхание, будто боялись пропустить взрыв.
68… 69… 70… 71. Секундомер продолжал отсчет времени.
— Герр капитан, мне кажется… — в конце концов произнес старший помощник. На что я смиренно ответил:
— Я уже давно так думаю.
Дорогая «рыбка» ушла на запад. Первый промах. Теперь эта торпеда должна была мирно приземлиться в нескольких милях отсюда на морское дно.
В ярости я ударил костяшками пальцев по стальному поручню. Теперь придется рискнуть второй «оловянной рыбкой». Придется подойти к врагу ближе.
— Обе машины — средний вперед.
Я приготовился к следующей атаке. Рискуя пустить торпеды под килем цели, я приказал установить большую глубину, чтобы проход торпеды по воде был проще и безопаснее. В дополнение к этому я хотел подойти как можно ближе к границе безопасности, но не подвергая субмарину опасности погибнуть от взрыва собственной торпеды. На борту вражеского судна наблюдатели, казалось, спали. Они не заметили ни прошедшей торпеды, ни появления маленькой серой подводной лодки, хотя уже было совсем светло.
