стоял на кухне поникший – я видела его сквозь панорамные окна. Он казался несуразным абсолютно, словно выдернутый из другой реальности. Он не подходил ни этому обществу, ни этому интерьеру, словно случайно оказавшаяся декорация какой-нибудь деревенской жизни с полным навоза сараем и роем мух над ним в роскошном амфитеатре с величественными колоннадами и богемными зрителями в аристократичных шляпках и зонтиках с острыми кончиками. Видимо, беднягу уже не раз постучали по темечку и напомнили, что матушка его моет сортиры.
Мне было жалко на него смотреть и в то же время я не понимала, почему он до сих пор просто не ушел. Почему он продолжает эту борьбу, ведь хорошим здесь он все равно никогда не будет. Юра поцеловал меня в ушко и шепнул:
«Может, пойдем, прогуляемся. Только иди, надень шапку и перчатки!»
Он хотел уединения со мной. Ему претило это общество или же он просто устал? Пиво пилось ему уже тяжело, с каждым новым глотком казалось все горше. Это я заметила по его гримасам, когда он делал последние глотки. «Императрицы» вывалились уже шумной подвыпившей волной из входных дверей. Они говорили о моде, брендах, тачках, напевая что-то из Бузовой, покачивая бедрами, одновременно доставая свои стики, засовывая их в айкос. Я отвернула лицо, понимая, что мне вновь придется вдыхать этот отвратительнейший запах попавшей под дождь собачки…
«Я пойду завтра на маник и педик к Ирише – она такие красивые узоры делает».
Девчонки сразу глянули на свои ногти, стараясь представить, какие красоты могли бы там образоваться, если бы они тоже пошли к этой самой Ирише, а я по ходу додумывала, что педик – это никакой не педераст, а педикюр, а маник – не манная каша, а маникюр. Я современная девчонка, но просто очень люблю русский язык, и мне порой бывает непонятно, зачем сокращать, упрощать или вообще заменять уже существующие слова. Розыгрыш вдруг стал пранком, сообщение – мессенджером, вызов – челленджем, полезный совет – лайфаком… кому это нужно и для чего? Потом девчонки конечно обсуждали парней, это они уже делали потише – кто с кем был, кто еще девственница. Я обычно не присутствовала при таких разговорах, потому что боялась, что на меня вновь набросятся с расспросами – когда же я уже сделаю это? Когда я займусь сексом и расскажу все пикантные подробности им. Вот кто они мне такие, чтобы я с ними делилась? Скорей, я поделюсь этими ощущениями с тем, кто будет со мной в эту ночь. Я не жду чего-то особенного, я просто хочу доверять этому парню и понимать, что ему тоже это важно, как и мне, что я для него не просто очередной пунктик в списке его побед. Девочки обсуждали секс Кати Евстратенко, который произошел накануне.
«Ты ему дала уже что ли, Кать?»
«Ну, да. А чего ждать-то? У него тачка бэха и родители в турбизнесе. Я думаю, у него все пучком в будущем».
«Ты замуж за него что ли собралась?», – вопрошает Лена (та самая, которая изображала императрицу).
«Кто знает!», – смеется Катя.
«Глупо как… выходить замуж за того, с кем ты просто трахаешься!».
Они выкинули окурки в красивую резную урну у входной двери и направились в дом.
Мы с Юрой вернулись за общий стол, но сели уже вместе. Никто не заметил, что мы – пара, каждый был занят собой. В углу стоял Валерка и раздавал ребятам какие-то белые таблетки. В его открытой ладони их лежало около пяти. Не знаю, что это было. Возможно, экстази.
«Хочешь, я тебе достану?», – неожиданно шепнул Юра мне на ушко.
«Ты серьезно думаешь, что мне это нужно? Когда ты рядом… ты мой наркотик!»
«А я никогда не пробовал… любопытно посмотреть, что с ними сейчас будет».
Я совру, если скажу, что мне не хотелось попробовать эти таблетки. Хотелось, конечно. Я ОБЫЧНАЯ ДЕВЧОНКА, которой хочется того же, что и всем. И секса мне тоже очень хотелось. В этот вечер особенно – ведь рядом был Юра. А я влюбилась уже не то, что по уши, а по самую макушку. Он сидел рядом, гладил мою поясницу через свитер, а я чувствовала, как стекаю в свое белье, как становлюсь очень влажной и расслабленной и не принадлежу себе. Он мог сделать со мной тогда, все что угодно и я бы на все согласилась. Я бы все ему позволила. Я бы могла стать для него всем. Не знаю, что это говорило во мне – желание или алкоголь. Я хотела Юру, но мы ведь только начали встречаться – я боялась показаться ему слишком доступной, но уже точно знала, что с девственностью я тянуть больше не буду и он станет моим первым мужчиной. Мне нравился его сдержанный тон, холодный рассудок, аристократизм. Мне нравилось, что он был не навязчив и не лез сразу языком в мой рот, как делали остальные. Он дотрагивался до моих губ губами, там, на веранде, так нежно-нежно, едва касаясь, словно дуновение ветра.
Из колонки заиграла знакомая мелодия и Юра стал подпевать:
«Медлячок, чтобы ты заплакала.
И пусть звучат они все одинаково-о-о-о.
И пусть банально и не талантливо.
Но как сумел на гитаре сыграл и спе-е-е-л.
Выпускной и ты в красивом платьице.
И тебе вот-вот семнадцать!
Я хотел тебе просто понравиться.
И, как сумел, на гитаре сыграл».
И я вдруг подумала – боже, как же здорово, что мне всего 15. И что впереди у меня целая жизнь и сейчас я могу разрисовать ее всеми красками, представить ее, сочинить и что сейчас мне так хочется жить… и что счастливее и моложе, чем сейчас, я не буду никогда. И что те взрослые, которые со светлой грустью и с еле сдерживаемой улыбкой, вспоминают свою юность, они как раз думают именно о таких мгновениях … где они слушали какую-то песню, были рядом с какими-то людьми и, конечно, чувствовали, каждый что-то свое. И эти чувства, возможно, остались давно забытыми, но не всегда прожитыми. И, что они могут закрыть глаза на секунду и вновь стать теми юнцами с большими надеждами на жизнь и с