– Да здравствует труд!
Только тогда Хирн понял, в чем дело. Он сравнил свои белые, холеные руки с руками остальных, смутился и спрятал их под стол. Все шумно расхохотались, и тот верзила, который заговорил раньше всех, сказал:
– Они у тебя скоро загрубеют.
Затем они оживленно зашептались. Высокий парень встал, подошел к Хирну и предложил ему присесть к их столу. Так как у Хирна не было причины отказываться, он взял свой стакан и пересел к ним. Они внимательно рассматривали его. Доверие к нему было не очень велико. Хирн взглянул на каждого из них поочередно и сказал:
– Я все равно вам не расскажу, какие дела у меня на совести.
Высокий сощурил глаза, а одна из девушек придвинулась к Хирну поближе, толкнула его в бок и сказала:
– По крайней мере, хоть было за что?
Хирн кивнул головой, а высокий заказал бутылку водки. Кельнерша поставила ее на стол. Они все чокнулись и выпили. В это время дверь кабачка открылась, и кто-то спустился с лестницы; вначале были видны только лакированные ботинки. Одна из девушек сказала:
– Ну?
Затем показались отутюженные брюки, лотом широкое пальто, руки и, наконец, гладко выбритое лицо.
– Пино! – невольно прошептал Хирн. Он спрятал руки и ноги под стол, сгорбил спину и наклонил голову к столу.
– Кто такой? – шепотом спросили остальные.
– Я его знаю: это – сыщик! – ответил высокий.
– Хитрый?
– Да, но мы еще хитрее.
Пино подошел к буфету, вынул из кармана рисунок и спросил, хозяина кабачка, не бывает ли у него человек, похожий на этот рисунок, на котором был изображен мужчина с неимоверно большими ногами и руками и с маленькой головой.
Хозяин клялся всем святым, что такой страшный урод еще никогда не переступал порога его погребка и, пока он будет здесь хозяином, никогда и не переступит. Хозяйка, которая подошла к ним, испуганно перекрестилась, когда увидела подобное чудовище. Пино сложил свой рисунок и сунул его обратно в карман.
Но Пино понял, в чем дело, он это видел уже не раз. Торжественность и усердие хозяина возбудили в нем подозрения. Он быстрым взглядом окинул все столы; при этом он сощурил глаза, и человеку, на котором останавливался этот взгляд, становилось не по себе и казалось, будто Пино заглядывает в самую глубину его души. И так как у всех были основания избегать этого, они беспокойно задвигались вокруг своих столов и старались незаметным образом уклониться от проницательных взглядов Пино.
Но Пино был неумолим. Он сравнивал каждого из них с тем изображением, которое он создал себе на основании собранных им данных. Наконец его взгляд остановился на компании, сидевшей за одним столом с Хирном. Высокий привлек его внимание.
«Черт возьми! – подумал Пино. – Возможно, что это он!»
Он опять сощурил глаза и сравнил величину рук и ног с оттиском следов.
«Я, кажется, неправильно оценил его!» – подумал Хирн, который ничего не знал о выводах Пино и поэтому думал, что этот пронизывающий взгляд относится именно к нему. Он уже жалел, что не уехал в Копенгаген. Он позвал кельнершу и заплатил:
– Кто этот человек? – спросил Пино хозяина и указал на высокого парня, всецело поглощенного созерцанием кошелька Хирна.
Хозяин пожал плечами и сказал:
– Не знаю.
– Как его зовут?
– Его называют Великаном.
– Это его фамилия?
– Не знаю.
Хирн заплатил за всю компанию, сидевшую за его столиком, встал и подал всем руку.
– Я пойду с тобой, – сказал Великан, почувствовавший вдруг прилив симпатии к Хирну при виде его туго набитого кошелька.
Они вышли из погребка в сопровождении еще нескольких посетителей, которым присутствие Пино было не особенно приятно. Они пошли вдоль ряда домов по направлению к Штеттинскому вокзалу. У ближайшего перекрестка Великан сказал, не оглядываясь:
– Эта скотина следит за нами.
– Откуда ты знаешь?
– Я чувствую.
– Ты прав, – сказал Хирн, оглянувшись.
– Разойдемся в разные стороны, – предложил Великан, и в ту же минуту вскочил в мчавшийся мимо трамвай. Хирн с изумлением посмотрел ему вслед. В этот момент Пино окликнул его:
– Эй, вы! Подождите минутку.
Хирну ничего не оставалось делать, как остановиться. Пино небрежно поклонился, как обыкновенно кланяются невоспитанные люди, когда встречаются с человеком болеенизкого происхождения, чем они. Он притронулся рукой к шляпе и, показывая направление, в котором скрылся Великан, спросил:
– Скажите, кто этот человек?
Хирн, предполагавший, что Пино разыгрывает его, пожал плечами и ответил:
– Понятия не имею.
– Ну, ну! Вы же должны знать человека, с которым вы каждый вечер встречаетесь в кабачке.
Хирн внимательно посмотрел на Пино и спросил:
– Кто вам сказал, что я каждый вечер…
– Я знаю! – возразил Пино дерзко.
– Вы много раз видели, как я сидел с ним вместе?
– Да.
Хирн убеждался все больше в полном неведении Пино. Его забавляло, как глупо он врал, и поэтому он сказал:
– Спросите же его самого.
Пино полез в карман, протянул ему пять марок, сощурил глаза и произнес:
– Ну?
Хирн невольно рассмеялся. Однако, чтобы не выдать себя, он быстро схватил протянутую руку, но Пино моментально зажал деньги в кулак.
– Сначала имя! – сказал Пино.
Хирн покачал головой и указал на деньги.
– Шельма! – сказал Пино и, вынув из кармана еще две марки, положил их рядом с бумажкой в пять марок.
– Будете говорить? – спросил он и указал на полицейского, который стоял около дома на углу Линейной улицы. Хирн съежился.
– Aга! Значит, тоже совесть не совсем чиста! Может быть, принимали участие в ограблении?
Хирн сделал глупейшее лицо и тупо взглянул на сыщика.
Пино улыбнулся и решил, что тот ничего не подозревает. Потом он добродушно похлопал Хирна по плечу и сказал:
– Ну, дружище, скоро ли ты заговоришь? Хирн прикинулся испуганным и таинственно произнес:
– Его зовут Великаном.
– Где он живет? Хирн не имел понятия.
– Ну? – настаивал Пино.
«Погоди, – подумал Хирн, – я тебе устрою приятную ночку!»
Он поднял голову, посмотрел на Пино и сказал:
– Он мне говорил, что ночует на Палисадной улице, дом 103, во дворе, третья лестница налево, четвертый этаж.
Пино повторил адрес.
– Но, – продолжал Хирн и пожал плечами, – положиться на это нельзя. Великан большой обманщик.
Пино, на которого Хирн произвел прекрасное впечатление, поблагодарил его и пошел своей дорогой. Хирн, усталый и измученный треволнениями этого дня, отправился на свою новую квартиру. Уже в подъезде он столкнулся с подозрительными личностями, которые хотели затеять с ним ссору. Хирн промолчал и взобрался наверх по узкой, истоптанной лестнице. Он вошел в свою комнату, где стоял неприятный затхлый воздух, зажег свет и начал раздеваться. Затем он откинул одеяло на постели и невольно отступил на шаг назад: белье издавало неприятный острый запах скверного мыла. Он подошел еще раз и повторил попытку лечь в постель, но его всего передернуло, и он почувствовал, что не в силах это сделать. Он размышлял несколько мгновений, затем улыбнулся, закрыл глаза и сказал:
– Да! Я буду ночевать у себя дома!
Он закрыл постель, надел кепку и быстро сбежал вниз по ступенькам. Доехав трамваем до западной части Берлина, он сошел около Тиргартена и направился по главной аллее к своей вилле.
* * *
В первые часы неожиданного путешествия Петер пытался освоиться со своим новым положением. Он легко и быстро изменил внешний облик, но изменить внутренний мир ему не удавалось. Он старался припомнить все привычки, выражения, взгляды, которые иногда высказывал Хирн. Несмотря на тесное помещение спального купе, он упражнялся в воспроизведении походки и жестов Хирна. Но он вскоре убедился, что это жалкая пародия даже издали бросалась в глаза. Поэтому он решил отказаться от изображения доктора Хирна и ограничить свою роль тем, чтобы разыгрывать разбогатевшего Петера с утонченными манерами. Эта мысль часто возникала в его представлении. Теперь она осуществилась, правда, только на несколько дней. Он решил воспользоваться этой неожиданной улыбкой фортуны, а все остальное предоставить случаю.
С чувством безграничного удовлетворения он вытянулся на мягкой постели спального купе и вспомнил жесткую деревянную скамью в вагоне третьего класса. Поезд остановился в Варнемюнде. Он услышал, как проводник объявил название станции, затем раздался стук беспрерывно хлопающих дверей вагонов, и где-то вдали прозвучал мужской голос, выкрикивавший что-то непонятное. Петер выше натянул одеяло и повернулся к стене. Какое ему было дело до того, что происходило там? Он ехал в первом классе, занимал отдельное купе; никто не имел права мешать ему. Но вот голос послышался ближе и как будто уже не снаружи. Петеру показалось, что кто-то бежит по коридору спального вагона и повторяет одну и ту же фамилию. Он прислушался и совершенно внятно различил два слова: «Доктор Хирн».
