Сидящий за столом неподалёку от выступавшего Воронцов увидел в зале Мальцева. Разглядывая его, вдруг подумал, что этот человек из тех, с кем хочется познакомиться поближе.
— …В заключение, — продолжал Харлампиев, — хочу объявить, что завтра в демонстрационном зале начнутся просмотры моделей готовой одежды из мехов различных наименований. А теперь прошу задавать вопросы!
По залу разом прокатился гул, и первым поднялся красавец в седоватых кудрях.
— Вопрос фирмы «Джакомо Ваннуци». В каком объёме будут предложены шкуры рыси?
— В объёме, как минимум, вдвое больше против прошлогоднего.
— Фирма «Мацуда и Мацуда». Объявленная программа торгов не претерпела изменений? Я хочу сказать…
— Простите, я вас понял. Нет, программа торгов изменений не претерпела, — в наступившей опять тишине произнёс Харлампиев.
Тишина затянулась и была нарушена вопросом, поставленным без обиняков.
— Гэвин Саксон, «Дельта Трейдинг Корпорейшн». Скажите, по-прежнему ли вы хотите представить на продажу соболей баргузинского кряжа?
— Да, по-прежнему.
— Вы хотите сказать, что они обязательно поступят в продажу и поступят именно в указанном объёме? — напористо переспросил Саксон.
— Я хотел сказать именно это, вы меня поняли правильно, — кивнул Харлампиев. Воронцов взглянул на него с лёгким недоумением. — Объявленная партия соболей полностью пойдёт на торгах!
* * *
Как ни истерзала город жара, но бытующее мнение, что летом легче и выгоднее купить зимнюю одежду, заставляло комиссионный магазин меховых изделий и в эту пору работать с неизменной нагрузкой.
Пожилая женщина протолкалась к прилавку, несмотря на протесты приглядывающихся и приценивающихся возле него, выждала, когда продавщица оказалась рядом, и обратилась просительно:
— Девушка, милая, вы не окажете любезность…
— Окажу, как только освобожусь, — без особой любезности в тоне отреагировала продавщица. — Вы же видите, что я товар показываю!
— Так тут вас двое, а она уйти может. Я вам буду очень признательна! — со значением пыталась настаивать женщина.
— Кто — уйти? — недоумённо свела брови продавщица. — Я не понимаю… Вы что хотите?
— Видите ли, мне одна гражданочка шкурки предложила, говорит, это соболь, а я сомневаюсь, — взволнованным шёпотом зачастила просительница. — Она здесь рядом, в подъезде стоит, у неё ещё одна желающая смотрит… Вы бы поглядели: соболь это или нет, раз специалистка, а я отблагодарю! Мне дочке подарочек хочется.
— Ну знаете! Я с рабочего места по подъездам ходить не могу… — Запнувшись, продавщица ещё посмотрела на уговаривающую и неожиданно радушно улыбнулась. — Хорошо, ради вашей дочки схожу. Подождите у выхода.
— Спасибо вам, милая… Только вы не задержитесь, пожалуйста, а то вдруг уйдёт.
Быстро пройдя за прилавком в служебное помещение, продавщица оказалась у двери с надписью «Заведующий», распахнув её, крикнула с порога:
— Серафима Евгеньевна, звоните в милицию! Тут рядом в подъезде шкурки продают… Я туда побегу!
* * *
Группа Бутырцева получила сигнал о продаже шкурок в 18.15, Уже в 18.36 старший лейтенант Таганцев был на месте, и очень испугавшаяся появления милиции блондинка, сбывавшая шкурки, сразу сказала, что товар дал продать знакомый, который ждёт у неё дома, но домой она ни с кем не поедет, потому что убьёт он её, если милицию приведёт!
Машина проехала по мосту через Фонтанку и ходко помчалась по набережной.
— Успокойтесь и поймите, что с нами вам ничего не грозит, — с сиденья рядом с шофёром увещевал Таганцев плачущую блондинку. Та сидела сзади, между Калинниковым и Сагарадзе, опухшее лицо зачернили потёки туши. — Перестаньте плакать.
— Не грози-ит, скажете-е! А он Нинке такой мордоворот устроил, когда она с военным танцевать пошла-а… Пять дней на работу показаться не могла.
— А вот и Нинка, — удовлетворённо кивнул Таганцев. — Это кто такая и где они танцами занимались?
— Так в ресторане, где же? В «Баку-у»… Только это давно было, Нинка три года как за лётчика замуж вышла, в Орске живёт… А он на прошлой неделе объявился и ко мне напросился, — рассказывая, блондинка всхлипывала реже. — Всё денег ждал, откуда с работы приехал, каждый день уходил… А тут говорит: знаешь, я зверюшек привёз, для себя берёг, да раз деньги нужны, ты сходи толкни кому-нибудь, только не в скупку, а так, раз тебя в скупке обманут. Я и пошла, идиотка непутёвая-а-а…
— Откуда он приехал, говорите? Да успокойтесь вы!
— С этими… с нефтяниками на Севере работал. Там, рассказывал, этих соболей дополна, они их с собаками ловили. Да куда вы? Здесь перерыто всё, ремонтируют… Направо надо.
— Сдай назад, Костя… Или нет — объезжай тротуаром, живенько! — Таганцев озабоченно взглянул на часы и снова обернулся к женщине. — Этаж у вас какой?
— Второй… Только я ни в жизнь с вами не пойду, режьте, мучайте, а не пойду! Убивайте!
— Перестаньте кричать, тогда не будем резать… Этот двор? Окна куда выходят?
— Это-от… И окна сюда.
— Стоп! Калинников, останешься с ней. Сагарадзе, пошли! Сзади остановилась ещё одна машина, из неё выскочили трое, тоже спешили к подъезду. Но вошли в подъезд именно они и Таганцев, а Сагарадзе остался на улице.
Женщина в машине опять всхлипнула, тихонько заскулила в платок.
— Тише, не терзайтесь, гражданочка, — сказал шофёр, напряжённо вглядываясь через стекло в синеву сумерек, сгустившихся в колодце двора. — Слёзы жизни не в помощь.
Стоявший под стеной Сагарадзе услышал, как наверху стукнули рамы, и почти в тот же миг на земле оказалась человеческая фигура. Человек трудно разгибался после прыжка…
А от въездной арки вспыхнули фары двух машин, чётко высветив его.
— Стоп! — сказал успевший оказаться за спиной этого человека Сагарадзе. — Руки вверх и в дальнейшем без цирковых номеров!
— А я и не стану, — подняв руки, ответил задерживаемый и неожиданно опустился на землю. — С ногой у меня чего-то, начальники…
* * *
Подполковник Николай Афанасьевич Бутырцев, если бы его пришлось характеризовать кратко, был, что называется, «службист», то есть вменил себе в обиход и требовал от других неукоснительного выполнения уставных положений, соблюдения субординации и так далее. Однако при всём при том взял себе также за непреложное правило, занимаясь делом, работать так, словно не было пристального начальственного надзора, непрестанных подстёгиваний, напоминаний о срочности задания, а иногда и довольно суровых упрёков в медлительности. «Торопиться надо медленно!» — такое присловье стало его девизом. Но два-три раза на дню устраивал короткие оперативные совещания, и это тоже было правилом.
