казалось, простирались до бесконечности за пределами Бостона. Мейер пообещал, что внутри его встретит Бригадир, и Грант волочит свой чемодан по утрамбованному снегу ко входу. Окна заклеены местной газетой, потемневшей и сморщившейся от солнца. Объявление о скидках на свиные отбивные в магазине смешанных товаров. Статья, где автор беспокоится по поводу резкого падения цен на газ. Еще одна – о запрете на нефть. Грант стучит костяшками пальцев по оконному стеклу и ждет.
Ноль реакции.
Он стучит еще раз.
Тишина.
Грант потирает руки, переминается с ноги на ногу, чтобы разогнать кровь. Пальцы уже немеют, и он гадает, как скоро наступит обморожение. Грант читал, что когда люди на севере умирают от переохлаждения, то их часто обнаруживают следующей весной прекрасно сохранившимися в сугробах. Либо тела вообще никогда не находят.
Вдруг дверь распахивается, милосердно прерывая мрачные мысли Гранта. На пороге стоит мощный мужчина с длинной рыжей бородой, в куртке из медвежьего меха.
– Грант, мой мальчик! – восклицает Бригадир. – Не слышал, был в задней части. Нам только что доставили топливо, и я заправлял генератор. – Он указывает на засыпанную снегом фуру на парковке.
– Разве топливо не контрабанда? – спрашивает Грант, следуя за Бригадиром внутрь.
В дальней части помещения стоит ряд коек. Пахнет горелым мясом.
– Мы же только что встретились. Думаешь, с ходу выдам свои секретики? – Бригадир ведет Гранта дальше, вглубь склада. – Шучу, сынок. – Он хлопает Гранта по плечу. – Ты бы видел свое лицо! Напугал тебя, а? Топливо – единственный ресурс, который может предложить этот несчастный регион. Бочки стоят на складах по всему северу.
– У нас тут новичок, Флин! – кричит Бригадир мужчине, работающему за стальным столом. – Первый раз в лагере. Придется его сегодня посвятить.
Тот, кого назвали Флином, поднимает взгляд и приветствует Гранта взмахом мясницкого ножа. Мужчина одет в окровавленный рабочий халат и курит сигарету, копаясь в багряных внутренностях распростертого перед ним животного.
– Что у тебя там? – кивает Бригадир на разделанное мясо.
– То, что один Копатель утащил с дороги, – отвечает Флин.
– Надеюсь, не сраный сурок опять. – Бригадир поворачивается к Гранту. – Иногда животина так разложится, что трудно сказать, какой она была когда-то.
Флин продолжает разделывать добычу, не поднимая глаз.
– Годное мясо, если тушить достаточно долго, – бормочет он под нос, потом вытаскивает что-то из туши и бросает скользкий завиток на стол. – Завтра на обед приготовлю.
Грант в ужасе смотрит на блестящую кишку.
– Вы будете это есть?
– О да, мальчик. Сейчас самый мороз пойдет, нужно побольше витаминов. Привыкнешь жевать с чуть большим рвением. – Бригадир одобрительно причмокивает. – Еду подают вон там, – он указывает на длинные деревянные столы со скамейками с двух сторон, потом на койки в задней части склада, – а вон там дрыхнут Копатели.
– Копатели? – переспрашивает Грант.
– Люблю давать своим людям прозвища. Сразу ясно, насколько они полезны. – Бригадир ухмыляется, сверкая двумя неровными рядами золотых зубов. В отличие от мужиков из Вандала, у которых где-то там едва мерцало у семерок, у Бригадира золотом заполнен весь рот. – Вот, давай покажу.
Бригадир ведет Гранта к придвинутым к стене койкам, их несколько дюжин. На столбике у каждой вырезано имя: Живчик, Волч, Палец, Брюлик…
– А ты будешь квартировать в задней части. Пошли, устроим тебя.
Комната Гранта располагается дальше по узкому коридору, где смутно пахнет собачьим кормом. Бригадир пинком открывает деревянную дверь с надписью «Помощник менеджера», накарябанную черным маркером.
– Это был один из кабинетов, когда на складе продавали корма для животных. – Бригадир стучит костяшками по металлическому картотечному шкафу, который, похоже, проржавел настолько, что больше не откроется.
Грант с тревогой оглядывает новое жилище. Пепельного цвета ковер, покрывающий весь пол, украшен подозрительным коричневым пятном, письменный стол придвинут к стене, чтобы уместились односпальная кровать и стул. С потолка свисает лампочка, освещая календарь с коневозками за 2034 год.
– Я буду спать здесь?
– А ты модник, м? Так и думал, раз тебя нанял Мейер. За комнату с дверью Копатели на преступление пойдут. Но, если хочешь, могу устроить тебя рядом с ними на койке.
Грант ставит чемодан на пол и пытается улыбнуться.
– Нет, все в порядке. Мейер вкратце ознакомил меня с ситуацией по кампусу.
– Вот так-то лучше! – Бригадир делает шаг к двери, но затем говорит: – А я попробую найти тебе приличную куртку и ботинки. В лагере у нас не то чтобы много всякого, но то, что есть, я обычно могу достать.
Грант благодарит уходящего Бригадира и приступает к распаковке вещей. Одежда, несколько книг и мелочи, напоминающие о Джейн, которые он всегда держит при себе: кроличья лапка на кольце для ключей, фотография, где Джейн щурится на солнце, и длинное письмо от нее, написанное от руки, страницы которого стали мягкими и помятыми от перечитывания.
Он рассматривает висящий на стене календарь. Все дни, кроме первого сентября, зачеркнуты. По-видимому, то был последний день работы склада, всего за несколько недель до появления запрета на нефть. Как быстро регион опустел? Произошла ли постепенная эвакуация или же был внезапный исход?
Джейн родилась в подобном городке, где демонстрация противников абортов была вторым по посещаемости мероприятием после ежегодного родео. Она ненавидела родной город и никогда не рассказывала в подробностях о разрушениях, которые оставили пожары, но Грант видел изображения в ленте Флика: тысячи акров почерневшего леса, целые округа, обращенные в пепел. Джейн лишь однажды описала Гранту ощущение жара, будто горячая рука сжимала ей горло, и что с юных лет она привыкла вычесывать пепел из волос. Однако многие страницы жизни из ее детства остались нераскрытыми. Грант предполагал, что Джейн перебралась так глубоко на восток потому, что хотела оставить ту жизнь далеко позади.
Календарь накрывает его такой сильной волной печали, что он выключает свет и в полной темноте ложится на край кровати. Это единственный способ вновь ощутить близость с Джейн. Он и она в своей студии готовят вегетарианский стир-фрай, а потом укладываются на матрас-футон, чтобы почитать перед сном. Сладкие жаркие вечера, когда влажность так высока, что даже стены потели, а ртуть ползла к отметке сорок градусов. Во время установленных штатом отключений электроэнергии они ели крекеры и рыбные консервы, пили виски с холодным чаем, читали при мерцающих свечах. Грант не хотел думать о том, что во время этих блэкаутов число самоубийств резко взлетало. С Джейн, в их безопасной студии, угроза гибели казалась совсем далекой.
Грант закрывает глаза и почти чувствует, как Джейн наклоняется к нему, одетая в прелестную винтажную ночнушку с потрепанным краем. С плеча соскальзывает бретелька, вторую снимает Грант и стягивает ткань с груди. Джейн поцелуями стирает с его шеи пот, опускается к животу, впадинке на левом бедре.
«Ты точно знаешь, как ко мне прикасаться», – говорит Грант.
Ее голос звучит издалека, словно она заперта в конце туннеля: «Это потому, что я знаю тебя».
Он открывает глаза в холодной комнате в Канаде. Теперь он понимает: любовь – это не одноактная пьеса, написанная скороспелым студентом. Любовь жестока и отвратительна, она смердит гнилью, раскалывающей мир надвое. Это родословная и долг. Это семья. Это кровь. Она слишком велика и грязна, чтобы вписаться в аккуратные границы их студии. Ему не стоило и пытаться удерживать ее там.
Снаружи раздается звон колокольчика, и с лязгом открываются двери склада. Грант снова включает флуоресцентную лампу и, выйдя из комнаты, обнаруживает толпу одетых в зимние штаны и парки мужчин, что стекаются в здание. Они бросают куртки на койки и встраиваются в очередь рядом с длинным столом.
Флин выносит дымящийся котелок и начинает разливать по мискам коричневую кашу. Каждый берет порцию и садится за стол.
– Грант! – зовет оттуда Бригадир. – Становись в очередь! Сегодня жаркое из кошака.
– Из кошака? – переспрашивает Грант и чувствует, как сжимается желудок.
– Флин подает тушеную рысь, – поясняет Бригадир. – Как крольчатина, только пожестче.
Бригадир говорит Гранту, что Флин родом с острова на востоке, из города, расположенного так далеко, что добираться туда надо машиной, лодкой, а потом снова машиной. Флин – веселый парень, который любит бренчать на укулеле и петь собственные песни о жизни в лагере. Но пьяным он склонен замыкаться в себе и рыдать, тоскуя по жизни дома, когда каждый март мимо проплывали айсберги, чистые и безразличные к толпам туристов, которые когда-то собирались в гавани.
Очередь медленно продвигается, и Грант заглядывает в широкую посудину с едой. Жаркое из кошки коричневое и маслянистое, с кусочками хрящей и чего-то, похожего на кости.
