class="p1">Флин плюхает рагу в миску, накладывает сверху картофельного пюре.
– Ты никогда не видел ничего подобного, – говорит вдруг Флин Гранту. – Эти айсберги были похожи на огромные, мать их, скульптуры, созданные рукой Господа. Я смотрел на такой и вдохнуть не мог, ей-богу, не мог.
– А пить Флин не умеет, позорище, – замечает Бригадир, когда они с Грантом приближаются к столам. Два Копателя безмолвно освобождают для них места. – Я говорил Мейеру, что самое главное – не то, хорошие они парни или плохие, люди они вообще или нет. Просто узнай, кто способен пить настоящий алкоголь. – Бригадир плещет виски для Гранта в алюминиевую кружку.
Грант делает маленький глоток. На вкус – как горелые покрышки. Он осторожно кладет в рот ложку жаркого и с облегчением обнаруживает, что оно божественно. Он сам не осознавал, насколько проголодался, поэтому быстро опустошает миску. Закончив, Грант вытирает рот салфеткой и спрашивает Бригадира:
– Вы из Доминион-Лейк?
Бригадир грохает кулаком по столу, заставляя кружки с дребезгом подпрыгнуть.
– Не дай бог. – Он подается вперед и шепчет Гранту: – Копатели – из этой сраной дыры, а я свой срок мотал в другом месте. Стал мужчиной в шахтах Пилбары. Научился работать без света и спать днем. Напрочь похерил свои внутренние часы. Иногда сплю с открытыми глазами.
Никто не отрывает взгляда от миски, за исключением сидящего за их столом мужчины с подтяжками поверх рубашки и аккуратно сложенным шелковым платком в нагрудном кармане. Мужчина вытаскивает из него пачку сигарет и прикуривает одну от спички.
– И что снится? – спрашивает он и, перегнувшись через стол, бросает спичку в кружку Бригадира.
– Не твое собачье дело. – Бригадир пальцем выуживает спичку и поворачивается к Гранту. – Не обращай внимания. Это Брадобрей. Большую часть времени я этого сраного придурка попросту игнорирую.
Грант снова с интересом смотрит на Брадобрея, но не может поймать его взгляд.
Залпом опустошив кружку с виски, Бригадир приободряется.
– Как я уже говорил, больше, чем мясные консервы, чем пыль в груди, чем выпадение волос в странных местах, меня научили взрослеть именно эти сновидения. Взять себя в руки. Понять, что реально, а что нет.
– И вы все верно поняли? – интересуется Грант.
Бригадир смеется, хлопает его по плечу.
– Как ощущения, реальны?
Он протягивает руку и наполняет кружку Гранта до краев. Грант выпивает виски и расслабляется, когда от алкоголя в груди расцветает жар. А удовлетворенность жизнью куда ближе к опьянению, чем он думал. Может, здесь все-таки будет не так уж и плохо.
– Студенты ужинают позже? – спрашивает Грант.
– Все поголовье на месте, – отвечает Бригадир.
– В смысле?
– Что видишь – все твое.
– Мои студенты – Копатели? Я думал, они просто рабочие.
– Они работают на стройке, но потом возвращаются в лагерь, и Мейер хочет, чтобы ты их учил.
Грант разглядывает Копателей с новым интересом. Помещение, заполненное одними только мужчинами, напоминает ему о том, как он учился в пансионе для мальчиков, так же, как и он, изгнанных из родительских особняков. Гранту трудно представить Копателей мальчишками. Когда они жуют, кряхтят, глотают, под их кожей бугрятся тугие мышцы. Большинство мужчин покрыты множеством татуировок и носят длинные бороды, кое у кого уже слегка «подкрашенные» подливкой. Многие ростом под сто восемьдесят, а руки их так сильны, что легко раздавят собачку.
Бригадир, кивнув, указывает на них.
– Мы пообещали властям сначала нанять местных и только потом уже набирать таланты из-за границы. Большинство Копателей до лагеря были безработными. Раньше, когда нефтяные вышки еще фурычили, здесь трудились их отцы, и ребятки слышали истории о том, что лагерь, бывает, делает с людьми.
Грант опускает ложку.
– И что же?
Бригадир наливает еще виски.
– Пей до дна, Грант. В первый день лучше не задавать слишком много вопросов.
«Белая Алиса»
В первый день миссии вертолеты высадили нас у «Белой Алисы». Мы никогда не видели изображений станции для изучения климата и представляли себе обширный, спроектированный с использованием самых современных технологий комплекс, одним только видом заявляющий каждому, кто осмелится подойти близко, что здесь всем заправляют американские военные. Но, приехав, мы оказались не в восторге. Станция напоминала невзрачную среднюю школу. На ржавых опорах над вечной мерзлотой стояла кучка универсальных построек из алюминия светло-коричневого цвета. С ними коридором соединялась темная теплица, а возвышающийся вдали гигантский радар напоминал заледеневшую белую луну.
Отголоски лета уже сошли на нет. На следующей неделе ожидается снег, поэтому мы быстро перетаскали коробки с продовольствием, снаряжением и оружием ко входу на станцию. Сержант нас инструктировал, что лето на Крайнем Севере – короткий сезон, который обнажает землю, показывая ее такой, какая есть: скалистая порода, мшистые клочки, куцые растения и оседающий грунт. Но местность была зловеще неподвижна. Ни колышущихся деревьев, ни сверкающих на шоссе машин, ни людей, что ходят, бегают, разговаривают. Что-то, конечно, двигалось, но не в привычном нам ритме.
После выгрузки мы выстроились перед станцией и отдали честь поднимающимся в небо вертолетам. Когда они исчезли, мы вскрыли входную дверь и вошли в наш новый дом.
– Есть кто? – крикнули мы.
Нас встретила сплошная безмолвная тьма. Мы запустили генератор, включили флуоресцентные лампы и принялись за работу.
После выезда предыдущей команды прошло шесть месяцев, и станция хранила следы пребывания своих прежних обитателей. В санузле в раковине мы нашли ржавую бритву, все еще покрытую жесткими темными волосами, в душе – кусок зеленого мыла и едва использованный флакон дезодоранта для спортсменов. В казарме к стенам над койками были приклеены фотоснимки женских тел, вырванные из глянцевых журналов. Сами койки были не заправлены, и тонкие простыни пахли мужчинами: потом, спермой, лихорадочными ночными видениями. Что снилось участникам прошлых экспедиций на «Белую Алису»? Предполагали ли эти мужчины, что однажды на их место прибудет бригада женщин?
«На севере повидали многое лучшие из людей, которых я знал, – предупредил нас сержант на базе. – Непередаваемые вещи, которые казались реальными, хотя таковыми не были».
Он посмотрел на нас и улыбнулся.
«К счастью, женщины устроены проще, чем мужчины. Вам не так много нужно скрывать».
Сержант ожидал, что мы воспримем его слова как комплимент, и поначалу это нам действительно льстило. Мы были первой бригадой исключительно из женщин, отправленной на «Белую Алису», и с гордостью принимали от начальства почести и заявления об эмансипации. Нас обучали не задавать вопросов и верить в высшее благо нашего дела. Отряд состоял из ботаника, инженера, метеоролога, картографа, географа, программиста, биолога и специалиста по безопасности – все отлично подготовленные и ознакомленные с историей станции. С 1950-х годов «Белая Алиса» была одной из десятков радиолокационных станций, построенных в канадской Арктике линией дальнего обнаружения воздушных целей, чтобы засекать советские бомбардировщики и ракеты, запущенные из-за полярного круга по американским городам. Но после окончания войны, когда не было обнаружено ни бомбардировщиков, ни ракет, «Белая Алиса» продолжила функционировать как станция климатических исследований. Наша задача состояла в том, чтобы вести работу в этом направлении, которое приобрело огромное значение как в военном, так и в метеорологическом плане. Китай и Россия, а также наши арктические союзники отчаянно нуждались в северном плацдарме. Под замерзшей поверхностью залегали несметные богатства: полезные ископаемые и нефть, – а масштабное таяние ледников подготовило почву для перспективы судоходного маршрута.
«Наше общее будущее напрямую зависит от закрепления на севере, – сказал нам сержант. – И ваша задача – следить за нашим присутствием там и готовиться к будущему».
Сразу по приезде мы занялись тем, что должны делать женщины. Затеяли уборку. Поснимали постельное белье, чтобы постирать. Скребли и отмывали полы. Казарма, ванная, тренажерный зал, библиотека, метеорологичка, и наконец мы дошли до связной, где вытерли пыль с оборудования, включили радар и передали сигнал обратно на базу, что мы прибыли и все в порядке.
Мы обрабатывали станцию, разделившись на пары и не переговариваясь, пока не добрались до кухни, в крыше которой милостью строителей было проделано окно. Сержант обещал нам особые запасы: настоящее оливковое масло, приличный виски, черные трюфели, выращенные в теплице станции. Однако мы обнаружили только стандартный военный паек: овощные и мясные консервы, упаковки сушеной чечевицы и порошкового пюре. Биолог оценила все, что осталось в кладовой, и подтвердила, что запасов должно хватить примерно на два года. Все остальные стояли и смотрели друг на друга, часто моргая от включенного света.
– Ну, вот и все, – сказала инженер и оглядела кухню.
Мы проследили за ее взглядом, сперва к потертым столешницам, к длинному коридору с мерцающими флуоресцентными лампами, а потом
