Сержант вскинул руку:
– Стоять!
Виктор и лейтенант остановились.
– Почему в тыл идем? Где ваши подразделения?
– Я командир роты лейтенант Гуськов.
– Где ваша рота, лейтенант?
– Перед тобой! Разуй глаза! Я один из ста человек остался. Можешь пройти в траншею, убитых посчитать! – разъярился лейтенант.
В траншеях людей остро не хватает, патронов, а эти мордовороты в тылу окопались…
– А с вами кто?
– Наводчик противотанковой пушки, единственный оставшийся в живых из всей батареи, что нас прикрывала.
– Ваши документы!
Виктор полез в карман гимнастерки, но лейтенант перехватил его руку:
– Сначала ты свои предъяви! Может, ты диверсант немецкий!
Сержант госбезопасности побагровел:
– Что ты себе позволяешь, лейтенант! – И схватился за кобуру.
Зря он это сделал. Фронтовика угрозами и видом оружия не испугать.
Гуськов выхватил пистолет первым и взвел пальцем курок.
– Замри!
Сержант успел расстегнуть кобуру, но вытащить оружие уже не смог. Так и замер с рукой у кобуры.
– На позициях, что занимала пехота, теперь вражеские танки. И между ними и тобой – ни одного красноармейца. Теперь твоя пора геройствовать настала. Хотел бы я посмотреть, как ты это делать будешь…
– Как «ни одного»? – Сержант побледнел и уже не выглядел так браво.
– А вот так! И «максимом» ты их не остановишь. Отступать будешь или держаться до последнего бойца?
– Ты пистолетик-то убери, вдруг на спуск нажмешь случайно…
– Сдрейфил? Ну так что, возвращаться нам или как?
– В пятистах метрах от нас сборный пункт – не заблудишься. Там формируют сводный батальон.
– Понял, – лейтенант убрал пистолет в кобуру. – Можно следовать?
– Идите. – Сержант выглядел растерянным. Если правда то, что сказал лейтенант, дела плохи. В составе заградотряда десяток бойцов при одном пулемете – и ни одной гранаты. А немецких танков они боялись так же, как и окружения. При крике «Танки!» многие бойцы и командиры начинали паниковать. А если появлялись сведения, что немцы сомкнули клещи и окружили, старались прорваться на восток, оставляя позиции. Не все, но в начале войны – часто.
Глава 2
Артиллерист
На сборном пункте было много бойцов и командиров – сотни две, и все из разных родов войск. Мелькали петлички танкистов, пехотинцев, связистов, кавалеристов – из них спешно формировали взводы и роты. Оружие почти у всех было свое, вынесенное с передовой, и самое разномастное – от русской трехлинейки до немецких трофейных автоматов.
Командовал сборным пунктом батальонный комиссар – строевых командиров не хватало. Едва укомплектовав четыре взвода в полноценную роту, ее тут же отправляли на передовую.
Лейтенанта Гуськова сразу назначили командиром роты. Была острая нехватка командиров взводов и рот, младшие командиры гибли или выбывали по ранению чаще других.
Когда Виктор предъявил свои документы, политрук, занимавшийся формированием, посмотрел на петлицы и нашивки на левом рукаве.
– Был приказ Верховного Главнокомандующего товарища Сталина летчиков, танкистов и артиллеристов противотанковых батарей и дивизионов отправлять только в соответствующие части.
У обычных пушкарей были черные петлицы с двумя скрещенными стволами, у противотанковой артиллерии эти же петлицы имели красный кант.
– Иди вон к той группе. Должна машина прибыть, вас заберут.
Когда Виктор уже отошел от политрука на некоторое расстояние, кто-то сказал:
– Счастливчик, в тыл отведут.
Ему тут же возразили:
– Не завидуй, мало кто из ИПТАПов после первого боя выживает.
Виктора при этих словах передернуло. Впрочем, не зря бойцы на фронте называли 45-миллиметровую противотанковую пушку «Прощай, Родина!» – прозвища фронтовики давали меткие, не в бровь, а в глаз.
На западе погромыхивало, и бойцы с тревогой прислушивались. Линии фронта на этом участке фактически не было, уж Виктор об этом знал.
У дерева собралась небольшая группа: танкисты в черных и темно-синих комбинезонах, один летчик в кожаной куртке и летном шлеме и, судя по петлицам, несколько артиллеристов.
К Виктору подошел танкист:
– Закурить не найдется?
– Не курю.
– С такой жизнью не бросишь. Не поверишь – две машины подо мной сгорели, и оба раза выскакивать успевал.
– А что за танки?
– БТ. До войны гордились ими – быстрота, натиск, маневр. А броня для войны тонкой оказалась. Новые танки весной получили – так они на складах и остались. Ни солярки к ним не было, ни снарядов.
– Немцам достались? – удивился Виктор.
– Замки из пушек вытащили, а сами танки сожгли. Слезы капали, поверишь? Новую технику сами жгли…
За разговорами прошло уже достаточно времени, когда подъехала «полуторка», еще довоенная ГАЗ-АА – с полукруглыми крыльями и двумя фарами. Военного выпуска грузовики шли с завода с одной левой фарой и угловатыми крыльями над передними колесами – не хватало на заводах железа, прессов штамповочных.
Быстро уселись на пол кузова, и грузовик тронулся. На разбитой гусеницами и воронками дороге трясло немилосердно, и Виктор вцепился руками в борт.
Отъехали уже километров на десять, как вдруг летчик вскочил и забарабанил кулаками по крыше кабины:
– Воздух! Останавливай машину!
Водитель затормозил, и военнослужащие стали выпрыгивать из кузова.
Виктор тоже спрыгнул, а приземлившись, поднял голову.
С запада приближались две точки. И как только летчик их заметил? Или глаз наметан?
Кто-то дернул его за рукав:
– Чего статуей застыл? Бежим!
Самолеты стали снижаться, вошли в пологое пике и открыли огонь из пушек. Разрывы прошлись по кузову, кабине, капоту. Грузовик задымился, а самолеты сделали горку и ушли.
Несколько минут все лежали, ожидая – вернутся или нет?
Первым к грузовику подошел водитель.
Дым прекратил идти, пожара не случилось, но продолжать движение было невозможно. Мотор был разбит, из него текло масло и бежала вода из радиатора.
Водитель огорченно сплюнул.
Рядом остановился танкист:
– Далеко идти?
– Еще километров пять-семь.
– Тогда веди.
Теперь они шли, постоянно поглядывая на небо – опасались повторного налета.
Изредка со стороны запада доносилось погромыхивание, – стало быть фронт еще держался.
На сборном пункте их сразу развели по военно-учетным специальностям: танкистов – в одну группу, пушкарей – в другую. Летчик оказался в одиночестве.
Артиллеристов оказалось восемь человек. Команду принял капитан:
– Я командир батареи капитан Савельев. Следуйте за мной.
Шли недалеко. В полукилометре, укрытая под деревьями, стояла батарея пушек 76-мм Ф-22 УСВ. Это на ее базе выдающийся советский артиллерийский конструктор В.Г. Грабин создал в конце 1941 года лучшую дивизионную пушку Великой Отечественной – ЗИС-3.
После испытаний в 1936 году Ф-22 УСВ военные во главе с маршалом Куликом заставили снять дульный тормоз, мотивируя это тем, что с тормозами пушка быстро обнаруживает себя пылью, поднятой после выстрела. Кроме того, обязали расточенную зарядную камору уменьшить под стандартную гильзу 76-миллиметрового патрона, которым стреляла еще знаменитая в прошлом трехдюймовка.
Объяснение было простое – на складах скопилось 54 миллиона снарядов, выпущенных в годы Первой мировой войны на отечественных заводах и закупленных в Англии, Франции, Японии и Америке. Большая часть этих пушек была захвачена немцами в виде трофеев в артиллерийских парках Западного военного округа.
Немцы пушки испытали и признали их превосходными. Замысел Грабина они разгадали, поставили дульный тормоз и расточили зарядную камору, увеличив мощность пушки в 2,5 раза. Немцы дали ей обозначение РАК 36 (R) и приняли на вооружение, поскольку их противотанковая 37-миллиметровая пушка оказалась неспособна пробить броню наших новых танков Т-34 и КВ-1 – снаряды только царапали броню. Немецкая пехота тут же метко прозвала свои пушки «дверные колотушки».
Переделанная немцами Ф-22 УСВ стала в первом периоде войны единственным оружием, способным бороться с нашими новыми танками. Наши танкисты ее всерьез опасались и прозвали «гадюкой». Позже у немцев появились 88-миллиметровые танковые пушки, превзошедшие «гадюку».
Батарея оказалась некомплектной: при подходе к фронту батарея подверглась бомбардировке истребителями, и в одну из машин, где сидел расчет, угодила бомба.
Капитан тут же, у пушки, начал выяснять специальности. Он ткнул пальцем в грудь бойца.
– Боец Сапрыкин, дальномерщик, – вытянувшись по стойке «смирно», доложил тот.
– Будешь заряжающим.
Наводчик оказался только один – Виктор. Зато командиров орудия – два. Одного из них капитан оставил при себе.
– Будешь корректировщиком огня, все равно в расчете лишний.
Расчет дивизионной пушки состоял из семи человек, а новичков было восемь. Но командир здраво рассудил, что после первого же боя в людях снова будет дефицит. Капитан успел повоевать на Халхин-Голе, и на его груди одиноко висела медаль «За отвагу», высоко ценившаяся в войсках. Но в боях с немцами он не участвовал и оттого ощущал некоторую ущербность.
