тебя получится-то?!
— Ну, с образованием это вы меня подставили. — Лёка чувствовала, что начинает закипать. Их разговоры на эту тему редко не переходили на крик.
— Мы подставили?! Это каким образом?! Что денег тебе не дали на твою эту дурацкую… куда ты там собиралась… Так это наши деньги — куда хотим, туда и тратим! И потом — это ты демонстративно на балкон переехала! Вот мы и купили Егору и Каролине квартиру, чтобы они тебя не стесняли! Теперь вот ремонт этот, чтоб его…
— Ну да, а шикарная свадьба-то им тоже нужнее, чем мне образование. — У Лёки аж руки затряслись, когда ей снова съездили по больному месту.
— Твой брат, между прочим, на бюджете учился!
— Ага, в ПТУ! — Лёка чуть не грохнула тарелкой об пол. Вовремя вспомнила, что посуда ни в чём не виновата. — А его драгоценная Каролиночка где училась, а?! Нигде! Её даже из училища выперли! И теперь сидит у него на шее, ноет, что экономить надоело, а сама вторую шубу за год купила!
— Ты на мать-то не ори!
— Ладно, мам, извини. — Лёка выдохнула и пошла на попятный. Маму-то всё равно не переспоришь. — Ты чего всё-таки звонишь?
— Не надоело тебе на балконе-то жить? — уже мягче спросила мама. — Может, хотя бы в большую комнату, пока в спальне ремонт? Или в большую комнату?
— Мам, в большой комнате диван жутко неудобный, на нём нормально можно только сидеть. А на балконе — вполне сносно. Привыкла уже. — Собственно, Лёка и сама не до конца понимала, почему так упиралась. Но возвращаться в свою бывшую комнату, где недавно нагло хозяйничала жена брата, отчего-то принципиально не хотелось. Да и ремонт там пока. Никто не делает.
— Так ведь холодно уже.
— Нормально. Папа же всё утеплил.
— Ну что за блажь — по углам мотаться. Вот цыганщина в тебе как проступает, а! Кочевать тебе вздумалось, как прабабке твоей! Вся в неё! — недовольным тоном произнесла мама. — Ну, показала ты характер, мы всё поняли. Возвращайся давай. Хочешь — бригаду для ремонта наймём, всё быстро доделают. А то мне стыдно людям сказать, что дочь на балконе живёт.
— Так не говори никому! Что за дело посторонним до нашей семьи! — Лёку снова затрясло, когда она вспомнила, как её комнату, смежную с комнатой брата, отдали «молодой семье», а её саму пытались переселить в кладовку. Хорошо, что папа к тому времени уже застеклил балкон и установил там стеллажи и шкаф. Правда, это предполагалось для маминого домашнего сада, но пригодилось и дочке.
— Соседи-то все тебя там видят, — настаивала мама. — Дом-то буквой П. Даже со двора всё видно.
— Нет, мам. Мне всё нравится — и балкон, и работа. В конце концов, надо же когда-то начинать жить самостоятельно.
— Да живи, кто тебе не даёт! Устроим тебя к папе в автосервис…
— И что я там делать буду?
— Да какая разница! Всё лучше, чем кофеваркой работать. Обслуга, тоже мне.
— Кофе — это искусство, — повторила Лёка фразу кого-то из мазычей.
— Ой, не смеши! Искусство! Тебе учиться надо и замуж выходить!
— Вот заработаю за этот год денег, и в следующем поступлю…
Где-то рядом хлопнуло, как будто окно ветром закрыло. Лёка осторожно пошла по квартире — проверять, всё ли в порядке.
— Всё правильно, — говорил мамин голос в трубке. — Будешь жить в своей комнате, работать у папы, деньги откладывать, а на будущий год поступишь. А может, на работе у папы найдёшь кого-нибудь, там же парни в основном работают.
Всё было на своих местах, окна и двери закрыты. В бывшей спальне — голые стены с ободранными обоями.
— Мам, давай потом…
— Можешь пойти на экономиста, — вошла в раж мама. — Заочно, конечно, но пока поработаешь так. В бухгалтерию я тебя, конечно, без образования не возьму, но папа что-нибудь придумает. Будешь на подхвате. Да хоть уборщицей. Нам как раз нужна…
— Ну уж нет, спасибо! — Лёка вернулась в реальность, где её снова пытались прогнуть под чужие стандарты. — У меня всё нормально. До вечера. Пока.
Лёка завершила вызов. Устала так, будто смену отработала в выходной. Час пик, когда по Растяпинску снуют толпы туристов. После таких смен всё идёт кругом, только чаевые радуют. Чай. Кофе же!
Ну вот, остыл. Лёка перелила кофе обратно в турку и снова поставила на плиту. В разогретом кофе хорошего мало, но это лучше, чем оставаться совсем без завтрака.
Лёка села за стол и подпёрла щёку рукой. Конечно, жить на балконе не очень-то весело. Но куда лучше, чем в одной квартире с этой Каролиной. Они с Тиной как клоны, будто с одного конвейера сошли — одинаковые густые искусственные ресницы, одинаковый маникюр, даже брови — и те одинаковые. Как нарисованные усы над глазами.
Лёка провела пальцем по собственным бровям, которые выщипывала сама. По выходным, заперевшись в ванной и зажимая в зубах полотенце, чтобы не орать. Ну да, брови у неё тёмные и густые. А на салон денег нет — каждую копейку приходится откладывать. И волосы она не красит. Хотя цвет вроде нормальный — тёмно-тёмно-каштановый, и глаза такие же. Хотя Тина как-то за спиной обзывала её лохматым пугалом. На себя бы посмотрела, резиновая. Хотя она действительно постоянно на себя пялится — по сто раз на дню зеркало достаёт.
А Август ползает за ней, как паровозик на верёвочке. Наверное, такие девушки парням больше нравятся, чем естественные. А Лёка даже не красится — не может себе позволить переводить деньги на косметику.
Мама всё про замуж. Да кто Лёку возьмёт — страшненькая, без денег, да ещё не особо сообразительная. Все так говорили. Всю жизнь. Вот она и привыкла, поверила, что родители дадут ей денег на институт. А, ну да — она же не особо сообразительная. Всё правильно.
Но мама же вышла замуж за папу, а ведь они с дочкой похожи. Мама, конечно, за собой следит — и салоны, и фитнес, и массаж. Не то что Лёка. Да у неё даже имя какое-то дурацкое.
Правильно её все шпыняют, заслуженно. Бестолочь — она и есть бестолочь.
Кофе снова закипел, Лёка вылила его в чашку. Кроме неё в семье, пожалуй, так шпыняют только прабабушку Русалину. Всё говорят, что они похожи. Может, и так. Не виделись ни разу. Почему-то казалось, что Русалина поняла бы Лёку, может, даже поддержала бы. Но этого уже не узнать.
А так — сидеть ей старой девой в нищете. Даже сэндвич в горло не лезет. А вот
