Тористин кивнул.
– Сердце моё ноет, – продолжал Старик, – но оно не горит болью. А это значит, что поселяне живы, просто я не должен был их найти. Они исчезли, как и было предсказано. И это исчезновение, яснее ясного дает понять, что сбылось предсказание другое – о моих братьях. Нафин нашел их, и скоро все они придут сюда, чтобы подняться на Сверкающую Вершину и завершить эту затянувшуюся историю.
Старик замолчал, а Тористина вдруг обдало холодом. Нафин приведет детей Дормата! Наследников, которые станут Иглонами! И сейчас рядом с ним сидит орель, который, вполне возможно, станет его новым Верховным Правителем!
Тористин мгновенно соскочил со скамьи и склонился перед Стариком.
– Прекрати сейчас же! – рассердился тот. – Тоже мне, додумался! Я тебе все рассказал не для того, чтобы любоваться на твою согнутую спину!
– Но ты скоро станешь Иглоном, Правителем на Сверкающей Вершине! Я не имею права сидеть рядом…
– Сядь! – резко приказал Старик.
Брови его сошлись на переносице, то ли от гнева, то ли от тяжких раздумий.
Последние слова Тористина о том, что на Сверкающей Вершине детей Дормата ждет не смерть, а власть, стали для Старика совершеннейшей неожиданностью. Он никогда ни о чем таком не думал, и не готовил себя ни к чему подобному. В его представлении даже Дормат никогда не виделся Правителем, а только несчастным орелем, летящим в пропасть с нелепо заломленными крыльями… Нет, Старик не хотел становиться Иглоном! Он готовил себя к борьбе за Гнездовище, за возвращение прежней спокойной и размеренной жизни для своих сородичей, но только не к тому, чтобы получать власть, в которой ничего не смыслит. Тористин просто что-то напутал. Он слишком впечатлительный и импульсивный, и хочет, наверное, загладить свою вину… Но Летающие не настолько глупы, чтобы отдавать власть в руки несведущих!
А Тористин, который так и не осмелился сесть, вдруг явственно увидел перед собой Донахтира и всех нынешних Иглонов. Он увидел их беспечными и веселыми молодыми людьми, еще не принявшими власть, какими запомнил их в первый день праздника. Того самого праздника, с которого и начались все беды орелей. Именно тогда сбежал Тихтольн, умер Флиндог, пытавшийся ему помешать, и мудрый Правитель Рондихт навсегда ушел в Галерею Памяти…
С тех пор минул всего год, но как переменились молодые Иглоны! Тористин вспомнил лицо Донахтира в тот момент, когда он признавался, что давно знает о гибели Тихтольна. Это было лицо мудреца, приносящего себя в жертву обстоятельствам, и до Тористина, наконец, дошло, что должен был чувствовать Великий Иглон, делая подобное признание. Да еще в зале, заполненном разгневанными орелями, которые принесли едва остывшее после убийства, тело своего товарища.
А ведь Правитель был тогда прав! Тористин теперь понимает, насколько верным и мудрым было решение Донахтира. Он – истинный Великий Иглон, и никакого другого Орелям не надо!.
Ох!!! Тористин едва не прикрыл себе рот рукой, хотя вслух не произнес ни слова из того, о чем думал.
Нет, нет! Он ничего не должен иметь против прихода истинных наследников! Он даже очень рад, что они выжили, и в Летописи орелей безликое сочетание «дети Дормата» обретет, наконец, имена и перестанет быть символом самого страшного несчастья… Но… Нет, Тористин не может себе позволить думать дальше! Один раз он уже позволил сомнениям взять над ним верх, и это привело к ужасным последствиям… Но, все же… Плохо, конечно, что он продолжает сомневаться…, правда, теперь уже в другом, но все же, все же…
– Сядь, – снова повторил Старик, но уже мягче. – Вот стану Иглоном, тогда и будешь подскакивать, а пока послушай, что я тебе скажу.
Тористин немного помедлил, но сел с явной неохотой и, как можно дальше от Старика.
Тот удивленно скосил глаза.
На короткий миг в его взгляде, едва заметное, проскользнуло понимание…
Минуту оба молчали.
– А, знаешь, ничего я тебе говорить не стану, – неожиданно бодро заявил Старик. – Поздно уже, и давно спать пора. Полагаю, в одной гнездовине со мной ты ночевать больше не можешь, так что пойди и выбери себе любую другую. А с утра принимайся за работу – пора уже тут все восстанавливать.
Он резко встал и ушел.
А Тористин, крепко сжав ладонями края скамьи, еще долго сидел под засыпанным звездами небом, чувствуя, как неумолимо разрастается в нем прежнее неприязненное отношение к Старику.
* * *
Донахтир невольно сжался, услышав последние слова Летописца. Неужели нашлись какие-то записи о страшном призраке в тайном тоннеле?
– Говоришь, странные дела? – медленно переспросил Правитель. – Что ты имеешь в виду?
– Ту давнюю историю с детьми Дормата, – сказал Дихтильф, не отводя глаз от лица Донахтира, и тому стоило немалых усилий выдержать этот взгляд, ничем не выдавая своего смущения.
Дети Дормата! Еще и это! Нет, определенно, Великим Иглонам следует вменить в обязанность еще до принятия власти вдоль и поперек изучать Летопись!. Хотя, вряд ли им это было нужно до сегодняшнего дня. Пожалуй, кроме Донахтира, ни один Правитель Сверкающей Вершины не обременял свою душу столь тяжкими тайнами… Нет, конечно, и его отец, и дед, и прадед Хеоморн имели что скрывать, ведь они все прошли через Галерею Памяти. Но то, что знали они, никто больше узнать не мог. Зато тайна, взваленная на плечи Донахтира, так и стремилась вырваться из тайников Времени, словно устала от собственного заточения… Или не устала, а просто пришло время перестать ей быть тайной?
Донахтир взял себя в руки. Что ж, рано или поздно, правду о детях Дормата все равно следовало обнародовать, так почему не теперь?
– Я слушаю тебя, – подбодрил он Дихтильфа, видя, что тот никак не решается заговорить.
– Для начала, позволь мне, Правитель, напомнить тебе обо всех волнениях, связанных с вулканами на Сверкающей Вершине.
Великий Иглон кивнул.
– Так вот, первый из описанных в Летописи, произошел при Хорноте – внуке Хорика Великого и отце Сагдифа. Он тогда собрал добровольцев, чтобы лететь на землю, и крупно повздорил из-за этого с братьями.
– Да, помню, я читал об этом в Галерее Памяти.
– В другой раз серьезная опасность нависла над Западным Городом. И случилось это после того, как один из иширов, слетав к нохрам, рассорился со своими соседями, едва ли не до драки. А, когда полетел в следующий раз – бесследно исчез. Иглон, правивший в то время, как раз собирал отряд на поиски, когда из жерла Западного вулкана повалил густой дым. Из-за этого поиски были отложены, и из-за этого же причина ссоры между иширом и другими орелями обозначена в Летописи как-то туманно. Как будто даже сами соседи не поняли, почему их ишир стал вдруг так агрессивен.
Следующим взрывом грозил вулкан Северного Города. И именно после того, как рофин Асхорт слетел ниже дозволенного уровня и увидал бескрылых. Кстати, этот Асхорт был дальним предком нашего несчастного Тихтольна.
Донахтир вскинул на Летописца глаза.
– Ты видишь в этом какую-то связь?
– Нет, это я просто так, к слову. А связь отчетливо видна в другом. Всякий раз вулканы угрожали Орелям, когда появлялась опасность контактов с бескрылыми, или происходили неприятные конфликты между самими жителями Шести Городов. Конечно, ничего подобного тому, что совершил Тористин никогда до сей поры не случалось, но и вулканы почти всегда удавалось успокоить, не доводя их гнев до той разрушительной силы, которую мы наблюдали в этот раз. Однако, вот что странно – ни на смерть Анхорины – жены Дормата Несчастного, которая умерла очень странно и очень быстро, ни на гибель самого Дормата, и даже на исчезновение его детей, явно неестественное, вулканы Сверкающей Вершины не отреагировали! Все оставалось спокойным и тогда, когда Генульфа изгнали, покалечив ему крылья. Наказание ужасное, беспрецедентное, но выглядело все так, будто Генульф его заслужил. Однако, раз он это заслужил, значит, имело место отвратительное тройное злодейство, но вулканы молчали! Те самые вулканы, которые готовы были залить лавой город только потому, что какой-то его житель поссорился с соседями!
Дальше – больше! Тихтольн, вечная ему память, залетает, подобно предку, ниже дозволенного уровня и находит Гнездовище. Что происходит со Сверкающей Вершиной? Ничего! Потом они с Лоренхольдом сбегают, став невольными виновниками смерти старого Флиндога – и тоже ничего! Потом сами погибают от рук тех, кого мы все же считаем орелями, но вулканы продолжают молчать! И, только когда Тористин совершает свое злодейство, гнев Верхней Горы, наконец, выплескивается наружу…
– К чему ты ведешь? – глухо спросил Донахтир.
– К тому, что получается, будто все, связанное с трагедией времен Дормата, Сверкающей Вершине было угодно!
Великий Иглон на мгновение потерял дар речи.
