Мысль о том, что она может стать потерпевшей, по-прежнему казалась ей бредовой, но укрепляла в здоровом желании поскорее оказаться дома – в безопасности.
На обед был суп-пюре из шпината, хрустящие тосты с авокадо и тыква, запеченная с сухофруктами и пряными травами, – все вкусное, изысканное, полезное для красоты и здоровья.
Однако бабушка Эльвира бестактно заявила:
– Я не какая-то лошадь, чтобы питаться травой! – и потребовала себе свиную отбивную.
Невестка бабушки Эльвиры постаралась не показать своей обиды, хотя – по бабкиной логике – получалось, что «какая-то лошадь» – это она, изящная Елена Николаевна.
Она лишь едко заметила:
– С вашим холестерином, дорогая мама, свиная отбивная – это надежное орудие самоубийства! – и грациозно поволновала серебряной ложкой зеленый супчик.
– Все смерть мою торопишь, дорогая Леночка? – хохотнула бабушка Эльвира, придвигая к себе тарелку с мясом. – Не дождешься! Я вас всех переживу!
– Не гневите бога, мама, – вздохнула невестка.
Продолжать эту тему она не собиралась, чтобы не нарушить идеально сбалансированный вкус полезных блюд – пикировка с язвительной старухой была бы к ним слишком острой приправой.
Однако провидение рассудило по-своему и очень скоро заставило бабушку Эльвиру горько пожалеть о ее опрометчивых словах.
Затрезвонил домашний телефон.
Елена Николаевна сняла трубку, и девичий голос, тугой и звонкий, как натянутая струна, вопросил:
– Квартира Марковцевых, да? А вы, простите, Ксении Марковцевой кто будете?
– Ксения – моя дочь, – с большим достоинством ответила Елена Николаевна.
– Ох! – опечалились в трубке.
– А в чем, собственно, дело? – заволновалась Елена Николаевна. – Вы кто?
– Я секретарь директора автошколы «Тройка», – печально, как будто огорчаясь этим фактом, ответил голос в трубке.
– Что случилось?!
– Что, что случилось? – эхом повторила бабушка Эльвира.
Она вытянула шею и замерла над растерзанным мясом, как настороженный гриф.
Елена Николаевна, бледнея, выслушала ответ звонкоголосой девушки, уронила трубку мимо телефона и тяжело, без какого-либо намека на грацию, опустилась на тумбочку.
– Лена, что?! – хрипло гаркнула бабушка-гриф.
– Мама, Ксюшина учебная машина попала в аварию…
– В какую аварию?!
– В катастрофу!
Елена Николаевна вскочила и, продолжая птичью тему, заметалась по комнате, как обезглавленная курица:
– Машина упала с моста! В реку! И утонула! И никто не выбрался!
– И Ксюша была в той машине?
Елена Николаевна резко остановилась:
– Было начало одиннадцатого, по расписанию – как раз ее время!
– Лена!
Бабушка Эльвира шумно выдохнула, покрутила головой и постучала кулаком по лбу:
– У Ксюши сегодня в десять тридцать урок в шестом классе! Звони в школу, она должна быть там!
Но к телефону в учительской никто не подошел, а Ксюшин мобильник был выключен.
– Без паники! – торопливо кутаясь в манто и тоже запаниковав, скомандовала бабушка Эльвира. – Это ни о чем еще не говорит, потому что Ксения всегда выключает сотовый на время уроков. Лена, ты еще не одета?! Живо собирайся! Мы едем в школу!
Несмотря на то что в последний раз стремительные сборы в школу Елена Николаевна производила лет тридцать тому назад, снарядилась она быстро. Правда, в жертву скорости пришлось принести красоту.
Непричесанная, без макияжа и украшений, Елена Николаевна была сама на себя не похожа, и обычно приторно любезная консьержка с ней даже не поздоровалась – не узнала.
– Тетя Лена, это вы?! – усомнилась и девица-красавица, сидевшая в притормозившей при виде Елены Николаевны машине.
– Ой, Мариночка, здравствуй!
Елена Николаевна смутилась, потупилась, благодаря этому увидела, что неправильно застегнула шубку, и дрожащими пальчиками взялась за крючки.
Позориться перед девицей Мариной было нельзя.
Девица Марина приходилась родной сестрой тому самому «сыну Громовых», за которого бабушка Эльвира сватала Ксюшу.
– Мариша, тебя нам бог послал! – Бабуля не растерялась: крепко вцепилась в приоткрытую дверцу авто. – Не подвезешь нас? Это очень важно!
– Конечно, подвезу!
Девица Громова кивнула и засмотрелась на Елену Николаевну в перекрученной собольей шубке поверх домашнего халата с интересом, в котором только очень внимательный человек обнаружил бы долю брезгливости.
– Садитесь скорее, теть Лен, вам ведь холодно в тапочках!
Девица Громова была очень хорошо воспитана и никогда не позволила бы себе прямо сказать почтенной даме, что та выглядит, как жертва экстренной эвакуации из погорелого театра.
Впрочем, узнав по дороге, какая пугающая новость выгнала тетю Лену и бабушку Эльвиру босиком на мороз (ну, почти босиком и почти на мороз), девица Марина прониклась серьезностью ситуации и с рекордной скоростью привела свою «Хонду» к средней школе номер четырнадцать по такому маршруту, который и не снился всезнающему спутниковому навигатору.
– Простите, ближе подъехать не смогу! – извинилась она, резко осадив свою юркую «япошку», когда та уже почти поднырнула мордой под шлагбаум у школьных ворот.
Смеркалось. Начинался дождь.
Долговязые кривошеии фонари «подметали» школьный двор бледными светлыми конусами, похожими на марлевые сачки.
В ямках и трещинах разбитого асфальта блестели звезды.
Ранний вечер был пугающе прекрасен и зловеще тих.
Шаркая парчовыми тапками и размахивая крыльями шубок, жертвы экстренной эвакуации из театральной костюмерной взяли штурмом школьное здание.
Через несколько секунд оттуда, покачивая головой, с недовольным видом вышел хилый желтушный охранник.
– Отъезжай, отъезжай! – замахал он на «Хонду». – Не загораживай проезд, сейчас спецтранспорт подъедет!
– А что случилось-то? – высунулась в окошко Марина.
Разглядев ее хорошенькое кукольное личико, охранник немного подобрел.
– ЧП у нас, девушка, – со вздохом сказал он. – Учительница умерла! Вы уж переставьте машину, пожалуйста.
– Я уже уезжаю, – покивала ему Марина – и не удержалась, спросила: – А какая учительница?
– Хорошая, – с сожалением ответил охранник.
Он повернулся и потрусил назад на крыльцо, без разбору попирая ботинками созвездия мелких лужиц.
– Очень хорошая! – эхом донеслось до девицы Громовой.
– А шапочку? – заботливо напомнил Витя.
Шапочка к новому зимнему велокостюму, выписанному втридорога из Норвегии, больше походила на маску, потому как оставляла открытыми только нос и глаза. Поэтому на месте Виктора сам Громов спросил бы иначе: «А намордничек?» – но вышколенный водитель, конечно, не мог себе такого позволить. Он даже не улыбнулся при виде шефа, затянутого в черное термотрико, хулигански разрисованное белыми костями а-ля Кощей Бессмертный.
Для Кощея, впрочем, Громов был уже слишком массивен, хотя велосипед его выдерживал. Велосипед тоже был новый, с карбоновой рамой – необычно легкий и очень дорогой. Он имел еще одно «невесомое» преимущество – высокую скорость, но был жестковат и не переносил резких точечных ударов, так что требовал грамотной эксплуатации и аккуратного обращения. В гараже любимой игрушке Громова отвели отдельный бокс, и Витя лично присматривал за двухколесным транспортом босса.
Велик, бег и плавание позволяли Громову держать себя в хорошей форме. Раньше Андрей катался дома, за городом, у него в саду были прекрасные дорожки, достаточно протяженные и извилистые, чтобы сойти за трек. Но с тех пор, как обязательным пунктом его ежедневного расписания стали затяжные визиты в больницу, находить время на долгие велопрогулки стало сложно, поэтому Громов перевез велик в город и время от времени выкраивал «окошко» в конце рабочего дня. Благо, офис его располагался в самом центре, что позволяло проложить маршрут по паркам и скверам.
– Я быстро, – натягивая маску с принтом в виде зубастой улыбки скелета, пообещал водителю Громов и оседлал своего карбонового коня.
Тем временем Ольга Павловна скакала по лужам, торопясь укрыться от штормов и потрясений сумасшедшего рабочего дня в тихой гавани родного дома.
В такт неровным прыжкам у бедра ее подпрыгивала сумка, а над головой трясся бордовый зонт, так что со стороны уважаемая учительница сильно смахивала на самоходный кривобокий гриб – из тех безусловно ненормальных грибов, которые вызывают галлюцинации.
Не будь Ольга Павловна на вечерней улице трагически одинока, это не выглядело бы так забавно, но до восемнадцати ноль-ноль – времени массового исхода из контор и офисов других грибовидных зонтов – оставалось еще минут тридцать. Собственно, именно поэтому Оля скакала так резво: торопилась успеть на троллейбусную остановку до наступления часа пик.
Половина шестого вечера в середине декабря – воистину смутное время, пограничная территория между сумерками и тьмой.
