- Как тебя угораздило попасть в начальники? - спросил я его. Он пожал плечами.
- Никто из местных семь лет назад не хотел занимать такие должности. То ли боялись, то ли из-за лени. Ты не представляешь, какая здесь поначалу была апатия.
- Как раз это - очень хорошо представляю,- сказал я.Все-таки не зря я тот самый Жилин. В каком ты звании?
- Штатский. Подчинен непосредственно Совету.
- Через голову правительства,- покивал я.- Мечта любого отставника. Быть главным полицейским в раю и при этом никому не подчиняться, кроме Святого Духа. Знай себе следи, чтобы яблоки кто попало не срывал.
- Что ж ты сам здесь не остался? - вспыхнул Бэла. Он приостановился и коротко взглянул на меня.- Был бы сейчас главой правительства. Тебе предлагали, я знаю, тебя даже просили.
- У меня были другие планы,- ответил я.
Не было у меня тогда никаких особенных планов. Было одно желание, одна маниакальная цель - поскорее разнести служебную тайну по всему свету, сорвать фиговый листок секретности с той беды, которая касалась всех и каждого. Жаль, что этого не поняли мои же товарищи.
- Если ты действительно тот самый Жилин,- сказал Бэла, сжав кулаки,- то должен помнить, что здесь творилось в первые месяцы после переворота. Райские яблочки, говоришь? А самосуды над менялами помнишь? А кровавые гулянья, которые устраивали мутировавшие меценаты?
- Мы что, ссоримся? - на всякий случай уточнил я.- Хоть что-то человеческое в этом цветочном царстве.
Бэла искренне и с удовольствием рассмеялся.
- Человеческое, оно же животное... Вот ты, Иван, удивляешься, почему в нашей стране так остро реагируют на простую русскую фамилию Жилин. Но, может, это и есть слава? Разве не этого ты хотел, когда писал свою книгу?
- Слава не такая, мне кто-то рассказывал.
Он возразил:
- Когда стены сортиров оклеивают голограммами с твоей рожей,- это тоже слава. Я вот что хотел сказать. Ты, Иван, стал писателем...
- Именно писателем! - обрадовался я.- Спасибо, начальник. Раньше, когда мой литературный дар был неудачной "легендой", мне почему-то верили, а теперь, когда его наличие подтверждается изданиями и переизданиями, никто не сомневается, что я всего лишь шпион. Обидно, ей-богу.
- Не перебивай. Шутки в сторону. Конечно, ты писатель, и еще какой, ведь ты создал культовую книгу. Но, видишь ли, в чем неувязка. Ты думал, что пишешь обо всем человечестве, а написал на самом деле вот о них,- Бэла обвел широким жестом ослепительное пространство, заполненное движущимися тенями.О них, о конкретных живых людях. Мало того, ты написал об их родине, а это понятие, как неожиданно выяснилось, для них не пустой звук. Ты был первый, кто написал об их родине с такой достоверностью, но теперь, когда здешняя жизнь совершенно переменилась, твоим героям стало казаться, будто раньше все было не так. И сами они якобы были совсем не такими. А я думаю вот о чем - что, если писатель Жилин ошибся, отказав этим людям в наличии души?
- Ну, ты загнул,- восхитился я.- Речь обо мне, да?
- Конечно, трудно согласиться,- спокойно сказал Бэла.- Но ведь это они, парикмахеры, разносчики пиццы, лоточники кормили осажденный Университет, прятали семьи любимых тобой интелей во время погромов, а потом, когда ситуация начала стабилизироваться, поддержали Революционный Совет в борьбе против бандитов, нанятых мэрией.
Я поднял вверх руки, показывая, что сдаюсь:
- Вы, ребята, в самом деле молодцы, чего уж там. Мне до сих пор непонятно, как эту чертову ситуацию вообще удалось стабилизировать, да еще так радикально, что оторопь берет.
Начальник полиции ответил не сразу. Молча шел рядом, подлаживаясь под мой шаг. Но все-таки ответил:
- Если честно, то сам я тоже мало что понимаю. С определенностью могу сказать одно - ни я, ни мои подчиненные, ни даже министр не имеют к этому чуду никакого отношения. Спокойствие и порядок настали как бы сами собой, без видимого участия правоохранительных структур. Вскоре после того, как был организован Национальный Банк и проведена денежная реформа.
- Подожди, подожди. Не вижу связи.
- Были выпущены банкноты нового образца,- неохотно сказал Бэла.- Был принят закон о денежном обращении... Знаешь, надо пожить у нас, чтобы привыкнуть. И твои вопросы исчезнут. Вот, кстати, здание Совета.
Крытая часть бульвара закончилась широким перекрестком, и вновь мы оказались на солнце.
- Нам направо,- щурясь, сказал Бэла.- Сюда, по проспекту Ленина.
Здание походило скорее на санаторий, чем на главное государственное учреждение, и было ниже остальных окружавших его строений. Впрочем, может так и надо? В карликовом государстве и цель, которую ставили перед собой руководящие органы, была соответствующего масштаба... Пять этажей. Архитектурные формы, не нарушающие традиций. Стены, отделанные каменными плитами нежного розоватого цвета, со вставками из ослепительно белого ракушечника. Светозащитные окна-хамелеоны, отбрасывающие розовые блики - в тон стенам. Красиво, было просто красиво...
- Красиво,- признал я вслух.- Люблю розовое, о маме почему-то вспоминаю.
- Ереванский туф,- сразу же откликнулся мой спутник.- Так называется материал, из которого сделаны плиты. Он не скрывал своей гордости. Забавный человек.
- Роскошествуете?
- Не в этом дело. При постройке здания использовались только природные материалы, а ереванский туф, между прочим, дешевле мрамора, и притом долговечнее. В Ленинграде, насколько мне известно, половина домов облицована этим камнем. Я думал, тебе будет приятно. Ты ведь родом из Ленинграда?
- Кажется, да. Впрочем, можно посмотреть анкету.
Здание Совета гармонично включало в себя ротонду с источником. Люди входили в нее, наполняли чашки и медленно пили. Дальнейший путь этой воды был бережно, с любовью выложен природными камнями: ручеек утекал в сторону моря. И еще здание Совета, как и все в этом городе, украшало мудрое изречение. Неброская каменная табличка крепилась непосредственно возле главного входа, по левую руку, и выбито на ней было: "Я - не Я, пока Я без покаяния". Слово "покаяния" было написано так: "покаЯниЯ". То ли призыв ко всем горожанам, то ли вечное напоминание сотрудникам, работающим в этом учреждении. И почему-то на русском языке.
- Хочу местную прессу взять,- сказал я, двинувшись к торговому мини-комплексу.- Газетку какую-нибудь...
Возле киоска с кристаллофонами стояла в одиночестве красивая молодая девушка. Очень красивая. Безжалостно, как говорил один мой опытный приятель, рано состарившийся. Струилась медленная музыка, на крыше киоска рождались объемные движущиеся картины, зазывая меломанов. Девушка делала вид, будто изучает обложки кристаллов, на самом же деле она поглядывала на меня. Безжалостно красивая... Спокойно, Жилин, остановился я, береги себя. Психика твоя изменена нейроволновым взрывом, так что не верь глазам своим. Какая же это молодая девушка? Такая же ведьма без возраста, как и врач в больнице. Терпи, Жилин, это ведь и есть слава... Красавица неожиданно подмигнула мне - едва поймала мой взгляд. Я подмигнул ей в ответ. Мальчишество.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
