огромный потенциал. Первое правительство послевоенного периода приняло постановление о реконструкции железнодорожных линий, разрушенных во время войны, и строительстве новых. В то же время были введены налоги на бензин и автомобили. Тем не менее, пока правительство, так сказать, смотрело назад, остальная часть страны поняла, что будущее – за автотранспортом.
После того, как война наконец-то осталась позади, автомобиль обрел целое поколение поклонников. В Италии было по крайней мере сто тысяч мужчин, научившихся во время войны управлять автомобилями, грузовиками, автобусами, машинами скорой помощи: водители, механики, техники после ужасов войны с отвращением стянули с себя форму, но искренний интерес к этим четырем колесам с мотором у них остался. В каком-то смысле они были родоначальниками новой эры – эры внутреннего сгорания. Теперь все они искали занятие, которое позволило бы им остаться в сфере автомобилей в мирное время. Самые дерзкие начали мечтать о карьере гонщика.
Энцо Феррари был из таких.
После завершения войны и полного восстановления здоровья, осенью 1918 года Энцо не терпелось изменить свою жизнь. Война оставила в нем глубокие раны. Отца и брата больше не было. Рухнул семейный бизнес. Все, что у него осталось – заботливая мать, для которой он, в свою очередь, был всем, что у нее осталось в жизни. При таких вводных ему не оставалось ничего другого, кроме как быстро понять, что, несмотря на любовь к матери и родному городу, его будущее должно быть где-то еще.
Парадоксально, но именно мать отправила его далеко от Модены, организовав ему собеседование в Турине с Диего Сорией, коммерческим директором «ФИАТ».
Мать очень не хотела, чтобы он стал гонщиком – Энцо задумал продать все, чтобы купить еще довоенный гоночный автомобиль, – и поэтому она приложила усилия, чтобы и отпустить его в мир автомобилей, но одновременно сделать и так, чтобы Энцо довольствовался тихой офисной работой – и на том бы успокоился. Он охотно принял участие матери и отправился на поезде в Турин, но лелея надежду получить место испытателя: это было первым шагом к карьере гонщика. Стоял ноябрь 1918 года, война закончилась всего несколько недель назад.
Диего Сориа принял Энцо в офисе на проспекте Данте в Турине. Энцо пришел на собеседование «полным надежд». Сориа был одним из руководителей туринской компании. Его кабинет был обставлен мебелью из красного дерева и увешан зелеными бархатными шторами. Такая обстановка вызывала у двадцатилетнего парня «восхищение и страх». Директор «ФИАТ» был коротко постриженным рыжеволосым мужчиной. Даже через полвека Энцо все еще помнил каждую деталь того собеседования, на которое он возлагал такие большие надежды.
Но встреча, хоть она и была дружеской, не принесла никаких результатов. Сориа внимательно выслушал его, но очень вежливо объяснил ему реальное положение дел: «ФИАТ» не мог предложить работу всем выжившим после войны.
Феррари искренне – возможно, даже наивно – надеялся получить должность испытателя в «ФИАТ». Поэтому отказ Сории найти ему местечко подкосил его. В кармане у Энцо не было ни гроша, он не смог найти работу и не собирался возвращаться в Модену. Погода в Турине была настолько холодной, что его одежда на нем просто дубела. Прогуливаясь в парке замка Валентино, на берегу реки По, Энцо чувствовал отчаяние. Он смахнул снег с одной из скамеек, сел и заплакал. Но решил остаться в Турине.
Довольно скоро ветер переменился – в начале января 1919 года Энцо нашел работу в мастерской по ремонту грузовиков на улице Ормеа. Здесь некто Джованнони, друг отца Энцо, недавно прибывший в Турин из Болоньи, снимал кузова с легких военных грузовиков, и на их шасси первые жестянщики и арматурщики ловкими руками строили изящные автомобили. Бизнес Джованнони шел хорошо: новых автомобилей на послевоенном рынке не было, и каждому желающему купить машину приходилось довольствоваться такими переделками.
Задачей Энцо была доводка ходовой части машин и личный контроль их доставки в «Итало-аргентинское кузовное ателье» в Милане – там на них вешали кузова. После разочарований и лишений первых двух месяцев скромная зарплата, которую ему обеспечивал Джованнони, дала Энцо средства для пропитания, хотя не были редкостью и вечера, когда он ложился спать без ужина. Его скромное состояние, с которым он приехал в Турин, начало истощаться, но эта первая работа помогла ему вернуть немного «уверенности».
Теперь Энцо проводил свое время в поездках между Турином и Миланом. Из-за пандемии «испанки» – страшной разновидности гриппа, уносившей сотни жизней каждый день в те зимние месяцы 1919 года – бары и кафе по всей Италии были почти пусты. Оживление царило только в «Бар дель Норд», что неподалеку от железнодорожной станции «Порта Нуова» – «небольшое кафе, в двух шагах от отеля “Болонья“, где каждый вечер, выходя из своих фабрик, собирались испытатели, гонщики, авиамеханики». С того времени, как он открыл его для себя, Энцо стал там частым гостем.
В компании парней, которые были гонщиками еще до войны, и летчиков, сражавшихся в Первой мировой, он чувствовал себя как дома и мог на несколько часов забыть о трудностях, с которыми он сталкивался каждый день. Ему даже довелось познакомиться с Феличе Надзаро – героем его юности, победителем первой гонки, на которой он был – и его братом Бьяджо.
Энцо нашел приличное жилье в отеле «Болонья», прямо напротив «Порта Нуова». Скромная, но чистая комната в мезонине, рядом с прачечной. В том же отеле Энцо почти каждый день сталкивался с семидесятипятилетним Джованни Джолитти, четырежды премьер-министром Королевства Италия, который также жил в «Болонье».
Пополудни и вечера в «Бар дель Норд» очаровывали его и в какой-то мере возмещали ему многочисленные лишения. Мнение такого компетентного и увлеченного своим делом человека, как он, вскоре стало весомым в обсуждениях. В таких бурных спорах шаг от переделанных шасси к гоночным автомобилям всегда был короток. Поглощенный этими живыми дискуссиями, Энцо вместе с остальной компанией вскоре стал задаваться вопросом: когда возобновятся автогонки?
Во время частых поездок в Милан для доставки машин Джованнони в «Итало-аргентинское кузовное ателье» Энцо начал чаще останавливаться в другом кафе – «Бар Витторио Эмануэле». Здесь клиентами в основном были атлеты и миланские спортсмены. Некоторые из них до войны были гонщиками. Однажды Энцо встретил бывшего велогонщика из Салерно по имени Уго Сивоччи, чей брат Альфредо – по совпадению, человек с тем же именем, что и у его брата – был действующим профессиональным велогонщиком, «маленькой звездой в скоплении, где Большой Медведицей был Джирарденго[4]».
Пересев с двух на четыре колеса, Уго – невысокий, с пышными усами и настороженной улыбкой –
