– Почему? – недоумевал главный священник.
– Я ещё раз вам повторяю, ваш аббат, больше похож на рыночную торговку крикливую и надоедливую. Ну, помешал этот магистр сжечь несколько иностранцев, разве от этого святая церковь потеряла всё своё могущество? Я так не думаю, – сказал гость. – Уж не собираетесь ли вы уподобиться крикуну Барезу, впадая в панику из-за таких мелочей? Могущество нашей церкви настолько велико, что его никогда не сможет развенчать один человек, пусть даже очень влиятельный, поверьте мне, – собеседник впервые оторвал взгляд от камина, внимательно посмотрев на обеспокоенного Раша. – Сейчас переживать не о чем, а вот когда это случится, то я вам обязательно об этом сообщу. На вашем месте, я бы занялся более полезными делами, чем слушать доносы всяких оскорблённых словоблудов.
– Вы полагаете, не стоит предпринимать пока никаких действий? – спросил папа.
– Нет, – ответил гость. – Хотя у вас просили благословения, так поскорее дайте его, чтобы воинство Света было уверенное в дальнейших боях, – посоветовал он, вновь устремив взор в танцующие языки огня.
Проснувшийся раньше всех Арамон вынес на руках бездыханное тело молодого человека, умершего прошедшей ночью. Он положил Пьежана в заранее вырытую могилу, несколько минут молча смотрел на бледное лицо покойника и затем, прочитав короткую молитву, засыпал всё землёй и, возведя руки к небу, вернулся в шатёр.
Вскоре во всём лагере наступило оживление, огромная армада людей и повозок с вещами пришло в единое движение, двигаясь строго на восток. После того как захваченная Минея была полностью передана в руки императору Асии в благодарность за переправу, светоносцы недолго находились на её территории.
Небо хмурилось над движущейся армадой людей и животных, вёзших на себе огромные запасы еды с вином, красивой мебели, простых кроватей с лавками и утварью, составлявшей быт гигантского войска. И тяжелобольных светоносцев, лежащих пластом на деревянных повозках. Никому не известная зараза свалила их с ног лишая сил передвигаться. Некоторые из них не могли говорить, некоторые в горячке обливались потом и бредили. Длилось это недолго, ведь потом они просто умирали.
О заболевших людях никто никогда не заботился, стоило им слечь, как все сразу обходили бедолаг третьей дорогой, боясь заразиться в суеверном трепете.
Исключением был, пожалуй, один Арамон, он, где мог, ухаживал за больными, выполняя всю грязную работу, но у него имелись свои причины не бояться возможной смерти. Сейчас, когда войско остановилось на ночлег, он не спешил к готовящейся стряпне, стоя возле повозки и поддерживая колотящегося в агонии человека. Тот метался в забытьи мучительно и тяжело, глотая воздух, его сотрясало чудовищная сила, от которой не было лекарства.
– Эй, помогите, пожалуйста! – крикнул Арамон шедшему мимо монаху, непосредственный долг которого был заботиться о больных и раненых. Однако тот, завидев для кого, просят помощи, смог сказать только это: "Господь поможет". И быстро сбежал от опасности.
– Дружище, ты совсем что ли сумасшедший? – спросил мимоходом человека со шрамом, Анрис, искренне не понимавший дурацкое самопожертвование тузца.
– Кто-нибудь, позовите сюда священника. Пусть хотя бы грехи умирающему отпустит… или чего там полагается делать? – вскричал отмеченный шрамом пехотинец, обратившись к окружающим.
– Кому тут понадобился священник? – послышался чей-то голос.
Арамон обернулся, увидев рядом толстяка монаха, лет которому было не более тридцати.
– Это мне, мне! – воскликнул он, замахав свободной рукой. – То есть не мне, а этому бедняге. Вот-вот представиться должен и даже молитву некому прочесть.
Подошедший монах недоверчиво покосился на мучившегося в агонии мужчину, который был простым оруженосцем.
– Эх, если бы я не был уверен в одном средстве, спасающем от заразы, ни за что к вам не явился! – многозначительно заявил толстяк в коричневой рясе.
– Вы о защите божьей толкуете, брат? – поинтересовался светоносец.
Монах отрицательно покачал головой, покрытой на макушке круглой шапочкой под цвет рясы.
– Это конечно тоже помогает, но лучше этой штуке ничего нет! – с такими словами, святой брат, сдёрнул с пояса фляжку с крепким вином и сделал мощный глоток. – Ну вот, теперь я готов исповедать и отчитать сего раба божьего, – проговорил дородный священнослужитель, безбоязненно приступив к чтению различных молитв над предсмертным больным. Монах читал, усердно крестя страждущего человека, а когда он закончил обряд очищения души, несчастный скончался в тот же миг.
– Спасибо вам, святой брат мой, – поблагодарил Арамон.
– Да не за что. Зови меня всегда, сын мой. На богоугодное дело времени не жалко, я вчера десяток таких отчитал, – ответил священник, а затем ушёл.
Светоносец же отправился копать могилу, вместо сытного ужина. Выбрав безлюдное место, тузец принялся разрывать землю крестьянской лопатой, небо прорвало уже в который раз. Дождь хлестал, словно обезумевший: серой водяной стеной. Войско быстро попряталось под шатры. Остались только лошади, мертвецы, и тот, кто готовил им последнее пристанище, промокший до последней нитки, отрешённый ото всего человек. Земля вырываемая им на глазах превращалась в грязь, но Арамон не обращая внимания, трудился, раскидывая липкие ошмётки. Дождь совсем не мешал ему, сквозь серую пелену воды, ему виделся прекрасный образ белокурой молодой женщины.
Оказавшись по пояс в вырытой канаве, он остановился. Земля не отпускала его и, скользя по грязным стенкам тузец со шрамом во всю щёку, выбрался наверх, скрывшись в хлестающих, в толстых струях воды. Вернулся тузец не один, а с повозкой полной трупов. Он уложил восьмерых покойников одного на другого, засыпав их мокрой землёй. Отводя запряжённую лошадь в лагерь, этот странный светоносец как всегда думал о чём-то своём, очень похожим на полоскающий дождь.
– Главная обязанность святой церкви состоит не только в насаждении веры Света среди нечестивцев. Она должна стать главенствующей и единственной для всех народов, – проговорил личный ставленник папы, обедавший со всеми монахами за длинным столом, устланным белой скатертью. Барез отрезал себе кусок жареного поросёнка, подлил вина. – Поэтому Его Святейшество ждёт от нас решительных богоугодных деяний… – аббат замолк на полуслове, потому что в шатёр ворвался магистр, взбешённый от гнева.
– Это что такое? – проорал Снегиан одной могучей рукой встрясывая смертельно пьяного монаха, попавшегося ему на пути. Все обедавшие братья проглотили языки, уставившись на это зрелище.
– Что это такое, я спрашиваю? – проревел герцог, со всей своей невероятной силой швырнув опьяневшего инока на обеденный стол и провезя безвольное тело по всей его длине, отчего стоявшая еда с приборами со звоном попадала на ковёр, а нетрезвый монах очутился возле самого Бареза позеленевшего от гнева.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
