В письме, между прочим, было написано и такое:
«Сеньор губернатор, остерегайтесь пастыря, который направляется к вам! Он идет за овцами для мясника, оставшегося у нас…
…Наши капитаны – это владельцы скотобойни: один загоняет сюда волов, другой убивает их. К вам, сеньор губернатор, едет погонщик волов, а скотобоец остается здесь».
Вскоре после отъезда Альмагро Писарро отослал в Панаму и второй парусник, использовав в качестве повода необходимость отремонтировать его. Так ему удалось освободиться от многих недовольных и от лишних ртов – на маленьком острове не хватало продовольствия.
Наместник Золотой Кастилии Педрариас к этому времени уже лишился власти (в течение трех лет он еще управлял Никарагуа), но письмо, спрятанное в куске ткани, попало по назначению – новый наместник во всех подробностях узнал о бедственном исходе экспедиции.
Плачевный вид вернувшихся вызвал в Панаме самые различные толки, и наместник категорически запретил набирать новых добровольцев для безнадежной затеи и отказался хоть чем-то помочь Альмагро. Благородные идальго горячо поддержали его приказ. Писарро, этот лживый человек низкого происхождения, свинопас с темным прошлым, завлекает высокородных испанцев на верную смерть. «Проклятие нам! – говорили они. – Лучше привязать свой меч к ослиному хвосту, чем служить у этого свинопаса!… Неужто в Новой Испании и впрямь осталось так мало богатств, что нам следует искать сокровища и титулы на службе у внебрачных детей и прелатов?»
К острову плыли два корабля со строгим приказом – забрать Писарро и его спутников и немедленно доставить их в Панаму. Альмагро и Луке впали в отчаяние. Ведь они вложили в это предприятие столько средств, а теперь наместник перечеркнул все их радужные надежды.
Писарро и его товарищам приходилось трудно. Они голодали на бесплодном острове. Немногие индейцы в страхе покинули этот затерянный уголок земли. Испанцы питались, главным образом, раками и улитками, которых они собирали на берегу моря. Часто лил дождь, и истощенные люди промокали до нитки. Присланные губернатором суда они встретили ликованием. Почти все собирались покинуть остров и как можно скорее вернуться в Панаму. Однако на одном из этих кораблей прибыл и доверенный человек обоих компаньонов, который привез ободряющие письма – пусть Писарро откажется выполнить приказ наместника и продолжает экспедицию, иначе все предприятие может окончиться крахом. Помощь не заставит себя ждать.
Но Писарро напрасно пытался уговорить измученных, изнуренных спутников остаться на острове, напрасно искушал солдат богатой добычей, которая ждет их в будущем. Тогда он, привыкший действовать, а не произносить длинные речи, истощенный, с ввалившимися щеками, с глазами, горящими от лихорадки, вышел к своим людям и мечом провел черту с запада на восток. Потом повернулся к югу и сказал:
«Друзья и соратники! На этой стороне трудности и страдания, голод и смерть, дожди и бури, на другой стороне – жизнь без забот. Здесь Перу с его богатствами, там – Панама с ее нищетой. Пусть каждый выбирает то, что больше всего подходит для отважного кастильца. Мой путь ясен: я пойду на юг!»
Сказав это, Писарро перешагнул через черту. За ним последовали кормчий Руис и еще двенадцать человек, отказавшихся подчиниться приказу наместника Золотой Кастилии. Остальные покинули неудачливого командира. Хронисты с восторгом описывали эту драматическую сцену, ничего подобного еще не знала история: под угрозой гибели и смерти эти четырнадцать мужей остались верны своему замыслу и тем самым показали прекрасный пример будущим поколениям.
Командир прибывших судов был возмущен мятежными действиями. Он и не думал оставлять бунтарям корабль для продолжения экспедиции или оказывать им какое-нибудь содействие. Лишь после долгих переговоров он отдал Писарро часть своих продовольственных запасов, а сам отправился в Панаму. С разрешения Писарро кормчий Руис вернулся домой, чтобы вместе с Альмагро и Луке организовать срочную помощь изгнанникам Петушиного острова.
Можно только удивляться этой горстке оборванных, плохо вооруженных людей, которые с ничтожными съестными припасами остались на заброшенном островке, но так и не отказались от своей, казалось бы, безумной идеи – завоевать «империю Перу».
Конкистадоры не чувствовали себя в безопасности на Петушином острове. Поэтому они построили плот и отправились на безлюдный остров Горгоны, находившийся примерно в двадцати пяти лигах (лига – 5,9 километра) к северу от Петушиного острова и в пяти лигах от побережья. Климат здесь был здоровее, тут можно было охотиться на фазанов, зайцев и кроликов.
Однако Робинзонов острова Горгоны продолжали изводить москиты и болотная лихорадка, тропические ливни, от которых не могли спасти шалаши из веток. Кое-как они влачили свое существование и боролись с голодом, занимаясь ловлей рыбы, собирая улиток и пытаясь хоть что-то добыть охотой. Семь долгих месяцев ждали они помощи.
Как рассказывает Эррера, в этих плачевных условиях добровольного изгнания Писарро всячески пытался подбодрить своих людей, впадавших в отчаяние. Он велел совершать по утрам торжественные богослужения, а по вечерам возносить молитвы деве Марии и отмечать все церковные праздники, внушая своим сподвижникам уверенность, что сами небесные силы заботятся о них в эти трудные дни.
Наместник, получив известие о дерзком поступке Писарро, возмутился и слышать больше не хотел об этих самоубийцах. Он отнюдь не собирался посылать им какую-нибудь помощь. Однако Луке и Альмагро не успокаивались, стали протестовать и другие колонисты: нельзя, мол, бросать на произвол судьбы отважных людей, пытавшихся совершить новые открытия и приумножить славу и могущество Испании. Если они погибнут, наместнику придется ответить за это. В конце концов тот разрешил послать за добровольными изгнанниками корабль, нанятый Луке и Альмагро. Но на судне мог находиться только экипаж, солдатам плыть было запрещено. В течение шести месяцев Писарро обязан был вернуться в Панаму.
Оба компаньона, раздобыв провизию и оружие, без промедления отправили на юг небольшую каравеллу. Изгнанники острова Горгоны не поверили своим глазам, заметив на горизонте белые паруса.
На подступах к Перу
Конец изгнания. – Сердечная встреча в Тумбесе. – Храмы с золотыми и серебряными сосудами. – Сыны Солнца с огненными копьями. – Необыкновенный зверь петух и укрощенный ягуар. – Гостеприимство перуанцев. – Обратно в Панаму.
Корабль бросил якорь у острова Горгоны, и Писарро тотчас же покинул этот ад, как называли остров изгнанники. Но он не хотел возвращаться в Панаму с пустыми руками. Нигде не причаливая к берегу, Писарро вместе с Бартоломе Руисом плыл к югу вдоль побережья нынешнего Эквадора, преодолевая встречные течения и ветры.
Через двадцать дней испанцы достигли залива Гуаякиль – самого большого на всем тихоокеанском побережье Южной Америки. За зеленой, густо населенной прибрежной полосой поднимались грандиозные хребты Анд, увенчанные огромными вулканами – Чимборасо, с широкой, округлой вершиной, и Котопахи, с блестящим, серебристо мерцающим ледяным пиком.
Вулкан в Андах.
У южного берега залива, на 3° ю. ш., находился большой богатый город Тумбес, который вскоре был назван испанцами воротами Перу. Путь туда показывали два индейца, жители этого города, которых Руис в свое время захватили на встреченном в море плоту. Теперь они стали толмачами.
Испанская каравелла приближалась к гавани. Навстречу вышло несколько плотов с воинами, которые собирались напасть на остров Пуна, расположенный в водах залива. Писарро пригласил вождей погостить на корабле. С помощью переводчиков предводитель конкистадоров пытался убедить перуанцев, что он прибыл с мирными намерениями – познакомиться с их страной, и просил снабдить испанский корабль продовольствием.
Перуанцы дивились и кораблю, и невиданным пришельцам, но еще больше своим соотечественникам – те рассказали, как попали к белым чужеземцам, как выучили их язык и что им довелось повидать. Потом перуанцы вернулись в порт с необычными вестями и подарками, которые вызвали огромное удивление – особенно железный топор, потому что ни в Перу, ни в Мексике железа еще не знали.
Жители Тумбеса толпились на берегу и в изумлении разглядывали «плавучий дом», бросивший якорь в заливе. Вскоре гостеприимные индейцы привезли на корабль фрукты, сладкий картофель, бобы какао, кукурузу, рыбу, дичь и даже несколько лам. Испанцы, впервые увидевшие таких животных, очень удивлялись маленьким индейским верблюдам, или овцам, как они называли их впоследствии.
