Пока я мою и вытираю руки, его чувство юмора вызывает у меня смех. Может быть, время, на которое я задержусь из-за этого парня, по крайней мере, пройдёт интересно. Обычно это помогает минутам идти быстрее. К тому же после такого напряжённого дня смех не помешает.
— Я признательна, но на сто десять процентов уверена, что не попрошу об этом… — Делаю паузу, подыскивая имя, в то время как вытаскиваю лосьон и свечи из фартука. — Как я могу к тебе обращаться? Боб? Джордж? Кеннет?
— Кэш, — весело отвечает он. — И так, между прочим, эти имена ужасны. Чертовски сильно надеюсь, что не выгляжу так же плохо, как они звучат.
— Я тоже на это надеюсь, — шучу я. — Тогда пришлось бы взять дополнительную плату.
— Чёрт возьми, я бы заплатил, — говорит он со смехом.
Подойдя ближе к кушетке, я ловлю себя на том, что сглатываю при виде его тела, наслаждаясь его совершенством, пока слепо тянусь за маслом и открываю новую бутылку.
Он определенно не выглядит так же плохо, как звучат те имена.
При такой близости становится очевидным, насколько красиво и совершенно тело этого мужчины. Женский взгляд, без сомнений, оценил бы вид, открывшийся передо мной. Я лишь надеюсь, что мои руки не воздадут ему лишнего.
Могу честно сказать, что чрезмерные прикосновения не были проблемой ни с одним клиентом, но его тело представляет собой неприличное искушение.
Сделай глубокий вдох и расслабься… глубокий вдох и расслабься.
Музыка уже играет; и Кэш, похоже, чувствует себя вполне комфортно и готов к тому, что я начну. Я делаю еще один глубокий вдох, как будто сама устроилась на кушетке, и произношу стандартные фразы:
— Кстати, меня зовут Иден. — Я подхожу ближе к изголовью и брызгаю немного масла на ладони, намереваясь растереть ими его мускулистое тело. — Я собираюсь начать с плеч и буду спускаться вниз. Дай знать, если есть определенное место, на котором ты бы хотел, чтобы я сосредоточилась.
Он издает тихое сексуальное рычание в тот момент, когда мои руки массируют первый напряженный участок, основательно массажируя. Возможно, я и сама издала стон, ощущая под своими пальцами его тело, но, надеюсь, он этого не заметил.
— Я согласен на все, что ты можешь предложить в течение следующих тридцати минут, — говорит он низким, сексуальным голосом. — Честно говоря, я бы скатился до того, что стал бы тебя умолять, а я делаю это не очень часто. Чёрт побери, не останавливайся, Иден. Мне нравится жёстко и грубо. Не смей, чёрт возьми, нежничать.
То, как он произносит «чёрт», ускоряет мой сердечный ритм, и я чувствую лёгкое возбуждение. До этого момента я не знала, что это слово из чьих-то уст может звучать так сексуально.
— Ты что, умоляешь? — поддразниваю я.
— Ты бы знала, если бы я умолял, Иден, — рычит он, а его крепкие мышцы напрягаются под моими руками. — Это бы доставило нам двоим удовольствие, и не сомневаюсь, что в конце концов я получил бы желаемое. Поверь… Я предельно честен, и, наверняка, всё завершится доведением тебя до предела…
Если до этого моё сердце не вырывалось из груди, то теперь это происходит на самом деле. На моём столе ещё никогда не было мужчины, способного возбудить и разгорячить меня до такой степени, как сейчас. От его слов я покрываюсь испариной, но я ни за что не доставлю ему удовольствия понять, что не осталась равнодушной.
Молча продолжаю работать с его спиной, спускаясь ниже и стараясь не заострять внимания на его упругой заднице слишком долго. Я чувствую себя такой извращенкой, но не могу отрицать, что его тело фантастически ощущается под моими пальцами и что мне это нравится.
Он вновь начинает говорить, когда я добираюсь до его ног, что вызывает у меня одни непристойные мыслишки.
— Можешь не бояться схватить меня за задницу, Иден. Она тоже нуждается во внимании. — Прежде чем я успеваю что-нибудь ответить, он протягивает руку и срывает простыню, обнажая мускулистую задницу. — Поработай над ней хорошенько.
— Серьезно? — Убираю руки с его ног и добавляю масла на ладонь. — Из всех частей тела, на которых я могу сосредоточиться, ты выбрал задницу?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Тебе когда-нибудь делали массаж на заднице, Иден?
— Нет, — признаю я, потирая руки друг о друга. — Если быть честной, мне никогда не делали никакого массажа.
— Тогда ты понятия не имеешь, что упускаешь, — говоря это, он кладет руки на край стола и приподнимается. — Возможно, нам стоит поменяться местами. Каждая женщина заслуживает того, чтобы о ней заботился мужчина и делал ей массаж.
— Как бы заманчиво это не звучало, придётся отказаться. — Качаю головой, едва сдерживая улыбку. — А теперь ложись обратно, чтобы я могла продолжить работу. Время почти вышло.
Полагая, что он послушается, я собираюсь вернуться к работе, но не успеваю я коснуться его великолепной задницы, как он спрыгивает со стола и поднимает меня так, что я оказываюсь на его месте. У меня перехватывает дыхание, когда он сажает меня на край стола, втискивая обнаженное тело между моих ног.
— О боже мой! Что ты делаешь? — Изо всех сил силюсь не смотреть на его голое тело, когда он отстраняется, чтобы набросить свежую простынь поверх подушки, но мне не удаётся сдержаться и я подглядываю между пальцев.
Одного беглого взгляда достаточно, чтобы понять, что этот парень укомплектован отменно.
Ничего себе…
— Массаж, — отвечает он небрежно, как будто это нечто обыденное, что вовсе не так. — Не переживай, ты можешь не раздеваться. — Заставляя убрать руки от лица, он переворачивает меня, крепко схватив за талию; и я вжимаюсь лицом в подушку.
Это всё заставляет задуматься о грязных вещах. Например, как он обращается с женщиной в постели. Бьюсь об заклад, что он бесцеремонный и очень внимательный и старается уделить внимание каждой части тела.
Чёрт возьми, Иден. Не думай об этом.
— Ты же понимаешь, что это моя обязанность — делать тебе массаж, правда? — Я стараюсь звучать невозмутимо. — Я работаю здесь. Все это очень странно, меня за это могут уволить.
— Тебя не уволят, и это не странно, — говорит он с намёком на улыбку. — Никогда не считал заботу о женщине чем-то необычным. А теперь ляг и расслабься, потому что я не уйду, пока не покажу, от чего ты отказываешься.
Я делаю вдох и закрываю глаза, чувствуя на плечах его сильные руки, которые берут всё под свой контроль.
— Ты можешь хотя бы накинуть полотенце, чтобы не делать массаж голым? Потому что это действительно странно.
— Если тебе правда этого хочется.
— Да, — отвечаю быстро, даже несмотря на то, что едва ли могу убедить себя, что это не ложь.
Прежде чем он начинает говорить, я чувствую у уха его тёплое дыхание, которое вызывает дрожь по всему телу.
— Ты уверена? Обнаженным я массажирую лучше. Доказанный факт.
Из меня вырывается стон, когда его крепкие руки хватают мою рубашку и задирают её до лифчика. Как только его большие ладони дотрагиваются до обнажённой кожи, я ощущаю, как тело мгновенно вспыхивает и растворяется под его прикосновениями. Я даже не замечаю, что он расстёгивает лифчик; мне всё равно, потому что его руки ощущаются невероятно.
— Да, — стону я, когда он начинает массировать сильнее, пробираясь под кожу, и это почти отвлекает меня от того, что он все ещё без полотенца. — Пожалуйста, прикройся. Для меня это, правда, непривычно. Не каждый день я разрешаю клиенту прикасаться ко мне. Просто, пожалуйста…
Он на несколько секунд убирает руки, и моё тело незамедлительно ощущает потерю, изнывая по его прикосновениям и заботе. Определенно, все эти годы я была на отдающей стороне, а не на получающей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Обалдеть… у него волшебные руки.
Я изнемогаю, когда он вновь приступает к делу, расслабляюсь и позволяю ему взять всё под контроль. Он выше приподнимает рубашку, а его прикосновения чертовски хороши.
Я так привыкла всем управлять, что пустить всё на самотёк и передать всё в чужие руки на несколько мгновений невероятно приятно. Даже если он — полуобнажённый незнакомец с телом греческого Бога.
