Преступник он или не преступник, а прав он в одном – вопросы ему должен задавать не я. Но, с другой стороны, он же проник ко мне в дом! Так что…
– Ну, хорошо. Вопросы я тебе постараюсь больше не задавать, но ты ведь в мой дом, извиняюсь, впёрся. Я что, по-твоему, телеграмму твою не получил, что без цветов тебя встречаю?
На улице послышались шаги нескольких человек, и искажённый динамиком рации голос потребовал, чтобы какой-то двадцать первый доложил об обстановке.
Все боятся за свою жизнь. Этот, вон, опасаясь за свою жизнь, забрался ко мне в дом. Я стою, трясусь за свою. А милиция и солдаты, небось, тоже кучками по улице перемещаются, ощерившись во все стороны стволами.
Вижу, парень напрягся весь. Но глаза не бегают, как у воришки. По выражению его лица было видно, что его мозг сейчас совершает тяжёлую работу. Я тоже стал лихорадочно соображать, что мне с незаряженным ружьём делать, если он излишне возбудится.
– Да вы только дайте мне передохнуть, трясучку нервную унять, и я так же тихо, как пришёл, уйду, – говорит паренёк. И теперь я замечаю, что в его голосе появляются умоляющие нотки.
– Отдыхать тебе там придётся, куда тебя эти, – я кивнул в сторону окна, – отвезут. А здесь – не дом отдыха. Здесь – мой дом! – сказал я, сделав ударение на слове «мой». – Понимаешь ты это?
– Извините! Мне просто надо было…
– Ну, ты хорош! Ему, видите ли, надо было!
Нет, ну вы посмотрите, какая наглость! Я даже про страх свой забыл, когда услышал это – «мне надо было»!
В моём доме находится человек, который, по определению – преступник, и заявляет, что проник сюда, потому что ему «надо было»! А следующее поколение таких «нуждающихся» будет входить в дом, отпихивая вас от двери, и с порога спрашивать: «Где кухня?», или – «Где деньги?» – так что ли? Нет, это надо пресекать прямо сейчас!
А если бы сейчас в доме была моя жена? Кошмар какой-то! Я что, войдя с улицы, сразу узнал бы, что я вдовец? Господи, да двадцать лет назад я такое и в страшном сне не увидел бы! Ну и наглость!
Я посмотрел в глаза этому типу, который смеет ещё рассказывать мне о причинах своего проникновения в чужой дом. Какая всё-таки наглость!
Видимо, на моём лице отразились все те мысли, которые за какие-то доли секунды пронеслись отрезвляющим ураганом в моей голове.
– Какая наглость! – наконец озвучил я свою мысль.
Парень смотрю сник совсем.
Обалдеть! Он ещё и виноватым себя чувствует! Тоже мне – чувствительный преступник! А с другой стороны, я же не знаю, что ему надо было. Говорит-то он вроде спокойно, на «трясучку», вон, жалуется, нервничает, значит. А по нему и не скажешь. Может, он еле держится? Может не надо с ним так? Всё равно, по его словам, он вроде как в любой момент уйти может.
Радиопереговоры и шаги на улице стали постепенно удаляться.
– Да, по тебе и не скажешь, что у тебя трясучка, как ты её называешь. Говоришь ты на удивление спокойно, да и нападать вроде не собираешься, – как можно дружелюбнее говорю я ему в общем-то, пытаясь внушить эту самую мысль о не применении оружия. – Только на блины ко мне не напрашивайся. Мне, как ты, наверное, догадываешься, с законом отношения портить ни к чему. Я ведь уже тебя вроде как прикрыл, раз «караул» не кричу. Смекаешь? Так что выкладывай начистоту, какой монетой расплачиваться будешь. Пришьёшь меня, как только я отвернусь, или дом обчистишь, да и свалишь, как только случай будет?
– Зачем вы так? Что вы про меня знаете? Только то, что вам эта тётка с выпученными глазами наговорила, или уже по ящику про меня растрезвонили? – и вдруг, откровенно так спрашивает, – а вы что, действительно, думаете, что я могу вас убить?
Я такого вопроса не ожидал. И, судя по всему, это стало заметно по моему лицу.
Не дождавшись ответа, уже каким-то обиженным тоном парень тихо произнёс:
– Вот это вы зря. Я не убийца… Просто…
Сказал и сел на ступеньку. Даже не сел, а плюхнулся, видать ноги-то его уже совсем не держат.
Жалкий он какой-то. И обидчивый к тому же. Уселся, вон, и бубнит себе под нос. Пора, наверное, поднимать его, да и выпроваживать к чертям!
– Телевизор я не смотрю, – говорю я. – А соседка моя, как мне кажется, ни черта про твои подвиги не знает. Она пришла меня предупредить, что солдат беглый с автоматом в посёлке прячется. Ну, чтобы я, значит, поосторожней был. Вот, видишь, осторожничаю тут с тобой. А из той информации, которой я располагаю, мне известно, что ты кого-то ухлопал, и соответствующие органы, в связи с этим, очень интересуются твоим местонахождением.
Пока говорил, заметил, что страх мой, нешуточный, кстати, уже прошёл. Осталось только раздражение, вызванное больше бесцеремонным вторжением этого паренька. И не только вторжением в мой дом, а вообще. Не люблю я всякие изменения, которые не мной запланированы. Эгоист я. До мозга костей!
– Ну, долго ты ещё отдыхать будешь? Давай, топай! – сказал я, указывая стволом направление. – Как говорится – я тебя не видел, ты меня тоже. Давай!..
Сидит, молчит. Смотрит куда-то в пол. Меня же эта неопределённость начинает бесить. Меня, вообще, любая неопределённость раздражает, но в этой ситуации надо себя держать в руках.
Не дождавшись реакции на мои слова, добавляю.
– Я думаю, что со своими проблемами тебе самому разбираться надо. И так, вон, по словам соседки, весь посёлок на ушах. Если, как обещал, уйдёшь тихо, я тебя по гроб жизни не вспомню. Давай уже, засиделся ты у меня.
Парень, наконец, прекратил созерцание своих сапог, посмотрел на меня каким-то испуганным детским взглядом и говорит.
– Мне в туалет надо. Очень…
– Ну, вот ещё!.. Так мы с тобой не договаривались, дорогой ты мой. Тут тебе не….
– Я серьёзно. Где у вас тут сходить можно? Ну, не могу я больше! Понимаете?!
И в следующую секунду, невероятно громкое бульканье доносится до моего слуха.
Смотрю, не шутит вроде. Если у него в пузе такая революция, не хватало ещё, чтобы он тут обдристался. При мысли о том, что мне придётся отмывать лестницу и пол в прихожей от дерьма, меня разбирает нервный смех.
– Ну почему мне так всю жизнь не везёт, а? – говорю я сквозь приступы дикого хохота. – Сортир прямо под тобой.
Парень, недоумевая, смотрит на меня, а на его лице, как на таймере я вижу последние секунды отсчёта.
– Да под лестницей же! Да-да! На которой ты сидишь.
Он так быстро слетает с лестницы, что я невольно поднимаю ружьё. Но солдатик уже за дверью, а меня начинает душить смех – запоздалая реакция на стресс.
2
Смех – смехом, а мозг у нас, как известно, из двух полушарий состоит. Поэтому, подчинившись более практичной половине содержимого своей головы, я быстренько поднимаюсь по лестнице в надежде обнаружить автомат, про который мне Галина говорила. Парень-то из части сбежал с оружием, так что надо найти, куда он его спрятал. А то он мне тут усыпляет бдительность всякими естественными потребностями организма, а что у него на самом деле на уме, я ведь могу узнать… когда мне это уже и неважно будет.
Поднимаюсь на второй этаж и бегло осматриваю комнату. Любое, самое незначительное изменение в привычном расположении предметов должно броситься в глаза. Однако, всё на своих местах, и посторонних предметов, похожих на автомат, тоже, кажется, не видно.
Нельзя мне надолго оставлять его одного, пусть даже и в уборной. Надо постоянно держать его под контролем. И вообще – что я себе позволяю! Милиция ловит человека, который преспокойненько, с моего разрешения, справляет нужду в туалете у меня дома, а я хожу и ищу какой-то автомат, из которого, скорее всего, меня в ближайшее время расстреляют! Нормальный человек давно бы уже поднял шум и избавился бы от непрошенного гостя и заодно от грядущих проблем, а я… Ничему меня жизнь не научила!
Послышался звук спускаемой воды. Ага, облегчился, значит.
Быстро, но бесшумно, схожу вниз и занимаю прежнюю позицию.
Вот болван! Мне бы за это время патроны найти, а я упустил шанс, великодушно предоставленный судьбой, и теперь буду за это расплачиваться.
Стою. Топчусь с ноги на ногу. Ружьё, опять же, держу как для стрельбы с бедра.
Секунды тянутся, как резиновые.
Чего он там застрял-то?.. Ненавижу такого рода неизвестность! Слишком много она всяких неожиданных поворотов скрывает. Да и вообще, разве можно было оставлять такого опасного человека без присмотра? Вот он там сейчас вооружится чем-нибудь, и что я со своей палкой делать буду?..
Что-то я из-за его неожиданного «в туалет хочу» совсем бдительность потерял…
Стоять напротив двери в туалет, как часовой на посту номер один, мне показалось неприличным, что ли, поэтому я прошёл в комнату и сел в кресло, приняв позу «хозяин», по пути поставил ружьё, облокотив его о край журнального столика.
Это уже потом, анализируя своё поведение, я понял, что подняться из глубокого кресла мне было бы гораздо труднее, чем вскочить с табурета, который стоял тут же.
