— Какой вы мокрый, — пробормотала Лидия Францевна. — У вас какой размер?
— В смысле? — мгновенно покраснел холостяк Лев.
— Тапочек… А вы что подумали?! — прищурилась хозяйка.
— Сорок третий, — бодро сказал Лев и, наклонив голову, оглядел свои длинные ноги.
— Маняша, неси гостю тапки! — крикнула Лидия Францевна.
Из покоев, как по мановению волшебной палочки, появилась прислуга в кокошнике и поставила перед Львом Тимофеевичем расшитые перьями райских птиц большие тапочки. И у Льва Тимофеевича неожиданно случился когнитивный диссонанс.
— Ну, что, пойдемте пить чай? — плотоядно улыбнулась Лидия Францевна, глядя, как следователь мерит диковинные тапки. — Моя фамилия Клушина, если вы не знали… Мой сын, мой мальчик — Клушин Вадим Львович, единственный владелец казино «Балтазар», надеюсь, слышали о таком?
— О Клушине?.. Наслышан, — кивнул следователь, подумав про себя, что дедуктивный метод, по-видимому, уже устарел. — Ваш сын женат?
— Пока нет, — Лидия Францевна надменно улыбнулась. — Мой сын, мой мальчик, любит свою мать! Присаживайтесь…
— Вас трудно не любить, — пробуя варенье, улыбнулся следователь.
— Мой сын тоже так думает, — Лидия Францевна налила чай и поставила чашку перед Рогаткиным. В чашке плавали какие-то экзотические лепестки.
— Так что вы хотели мне рассказать, Лидия Францевна? — глядя на ливень в окне, поёжился Лев Тимофеевич. — А у вас уютненько, можно я на вас, э-э-э, женюсь?..
— Конечно, уютно, а вот у соседей дом значительно хуже, — энергично кивая, согласилась Клушина. — А жениться нельзя! — сверкнув в улыбке белоснежными зубами, вздохнула она. — Мне скоро восемьдесят три, знаете ли… А что вы на меня так смотрите? Влюбились, да?
Лев Тимофеевич завороженно улыбнулся.
— Сочувствую, мальчик мой, — Клушина поправила причёску, с интересом разглядывая покрасневшего Льва Тимофеевича. — Вы пейте чай-то, пейте!.. Не бойтесь, наша крыша не провалится, а то у Хазаровых — дождик пошел и крыша упала… Боже мой, ну, кто так строит?! Мы в себя никак прийти не можем, убить этих строителей мало…
— И не говорите, — вздохнул Лев Тимофеевич, пробуя на вкус чай. — А кто это — мы?.. Вы и ваш мальчик?
— Вадима на остров Пасхи уплыл с аквалангом нырять, знаете ли, — Лидия Францевна пригорюнилась. — Скучаю.
— С аквалангом это хорошо, — кивнул Рогаткин. — Значит, соседи беспокоятся?
Лидия Францевна сидела, поджав губы, и молчала.
— У нас ведь тут не единственная такая семья, как Хазаровы, — наконец, едва слышно пробормотала она. — Чаю ещё будете?
— Простите, в каком смысле не единственная? — брови Льва Тимофеевича поползли вверх. — А чаю я больше не хочу, — и он решительно отодвинул чашку, так как был не особенным любителем чайных церемоний.
— Ну, вторые браки, понимаете? — Лидия Францевна тряхнула седыми кудрями. — Уже и дети, и первая жена умерла или изгнана… И снова женятся!
— А что, много таких? — у Льва Тимофеевича загорелись глаза.
— Таких?.. Господи, да все практически! — Лидия Францевна прищурилась и спросила. — Курите?
— Курю, — признался следователь, глядя, как хозяйка достаёт с полки коробки с сигарами.
На улице гремел гром, между молниями летали зазевавшиеся вороны, а в гостиной особняка Клушиных следователь и хозяйка вели чрезвычайно содержательную беседу, поглядывая в окно на буйство стихии.
— Знаете, последнее время она вела себя на редкость глупо, — окутанная густым сигаретным дымом Лидия Францевна закашлялась и покосилась на Рогаткина.
Лев Тимофеевич чихнул, пробормотал: «Не знаю, откуда же я могу это знать?» — и извинился, в комнате уже было невозможно дышать.
— А ещё, она внезапно стала ругаться, как извозчик! — руки Лидии Францевны от возбуждения ходили ходуном.
— Да что вы говорите? — сделал вид, что не поверил Рогаткин, хотя его сияющее лицо говорило об обратном.
— Хотя до этого… — Лидия Францевна помахала рукой, подыскивая нужное словечко.
— Вы не замечали ругани?.. — закончил за Клушину следователь.
— Вот именно, Лиля Юльевна — музейный работник и всегда говорила настолько тихо, что услышать её можно было, лишь при очень большом желании с ней поговорить, — затянулась сигаретой Лидия Францевна. — Понимаете, Лев Тимофеевич, чужая неадекватность в тыщу раз виднее, чем своя собственная, так вот, Лилькина была заметна за километр.
— Возможно вы правы, — задумчиво обронил Рогаткин и покосился в зеркало.
— Я всю жизнь была вполне самостоятельной дамой, и только последний год не могу выйти из дома без посторонней помощи, потому что сломала лодыжку в трёх местах… Бежала от одной собаки! — Лидия Францевна со значением посмотрела на Рогаткина, который был несколько ошарашен быстрой смене темы разговора с интересной на совершенно, по его мнению, незначительную.
— Вы же ходите! — следователь наклонился и ошеломлённо посмотрел на тонкие ноги мадам Клушиной.
— Да разве я хожу?.. — хозяйка вскочила и быстро прошлась по гостиной. — Видите, у меня вот эта нога не сгибается?.. Видите? Ужас!..
Лев Тимофеевич на всякий случай кивнул и был вознагражден — Лидия Францевна сказочным образом вернулась к прежней теме.
— Вы бы только слышали, как Лилька собачилась с его новой женой!.. — Лидия Францевна с упоением повторила: — Так собачились! Просто — «гав-гав-гав» без конца, а ведь у них дома маленькие дети… Кстати, их уже нашли?..
— Нет, — покачал головой следователь. — Ищем.
— Если пропадают дети — это ужас, — Клушина достала носовой платок и высморкалась.
— Лидия Францевна, а почему Лиля Юльевна, как вы сказали, «собачилась» с новой женой Кима Магомедовича? Может, у вас есть догадки на этот счет?
— Догадок никаких, — твёрдо сказала Клушина. — Я всё точно знаю!
— И что именно вы знаете? — обрадовался следователь.
— Во все времена стариков торопят в могилы, — Лидия Францевна откашлялась и взбила седые кудри. — Представьте, Ева, дочь Лили, родила Хазарову трёх дочек и вдруг скоропостижно умирает, а он — снова женится! Да тут с катушек сойдешь… Я бы на месте Лили вообще оттаскала её за шиньон! — Лидия Францевна мстительно раздула ноздри.
— Кого её? — уточнил Лев Тимофеевич.
— Новую жену Хазарова, кого же ещё? — прищурилась Лидия Францевна. — Вдобавок, эта самая Тамара поставила Лиле условие, чтобы ноги её в доме не было, когда они вернутся из свадебного путешествия! Вам об этом ещё никто не проболтался?..
— Нет, — покачал головой следователь. — Вы первая.
— Подождите, может быть, вы думаете, что я из тех, кто разносит сплетни? — глаза Клушиной обиженно блеснули.
— Упаси вас бог, дорогая Лидия Францевна! — замахал руками Лев Тимофеевич.
— Правда? — немного успокоилась хозяйка. — Я просто ненавижу сплетни! Именно поэтому давайте закончим наш разговор сегодня. Оставьте мне свой телефон, я позвоню, если что…
Они тепло попрощались.
Лев Тимофеевич вышел на крыльцо гостеприимного дома и присвистнул — дождь закончился, но тучи всё еще висели над улицей Пичугина. Лев Тимофеевич огляделся, по-кошачьи ловко перепрыгнул через большую лужу, и пошагал к метро.
И СНИЛАСЬ ЛЬВУ БАБУСЯ…
«Трупные пятна, трупное окоченение, множественные переломы основания черепа, судмедэкспертиза…» — повторял, как в бреду, Лев Тимофеевич Рогаткин, засунув голову под подушку. Обычно эта мрачная «мантра» помогала быстро погрузиться в сон, но сегодня чуда не случилось, и Рогаткин, громко ворча и стеная, надел тапки и вышел на балкон.
На небе поплавком дрожала мутная луна, бестолково щурясь на Льва Тимофеевича. «Так, значит, в этом всё дело?! Неужели я — лунатик? Какой неприятный сюрприз!» — внезапно догадался Лев Тимофеевич и забыл про бессонницу, чтобы через полчаса, с трудом оторвавшись от созерцания пятнистого ландшафта спутника Земли, кое-как добрести до постели и наконец-то нырнуть с головой в сон.
И снилась Льву бабуся… То есть Лиля Юльевна Хюбшман-Калюновски.
— Тупой военный! — заносчиво бранилась она, глядя на следователя. — Ну, очень тупой военный!..
— А какой я, собственно, военный?! Я прокурор! — не соглашался во сне с покойницей Лев.
И был неправ, по должности-то он был следователем прокуратуры, но никак не прокурором. И тут в сон, как в форточку, влезла его новая знакомая — Клушина Лидия Францевна.
— У неё на лице была милая бородавка, — помолчав, сказала она и добавила — Двадцать лет назад!..
«Представляю, как бородавка выросла с тех пор!» — хихикнул Рогаткин и проснулся.
В пыльном окне сияла половинка солнца, а значит, уже наступило утро. Снова закрыв глаза, следователь вспомнил лицо бабуси, которое видел на фотографии из уголовного дела — бородавка на щеке отнюдь не портила её, а крупный нос даже придавал некую значительность.
