— Довольно! — взревел Асмодель и, схватив Кассиила за руку, отвел ствол оружия в землю. — Ты не можешь отомстить всему миру с парой болт-пистолетов.
Кассиил зарычал от злости, продолжая целиться другим оружием в сторону леса.
— Но Изаил, наш брат… мы должны…
— Мы ничего не должны! — Асмодель сплюнул, забрызгав лицо Кассиила слюной. — Ты зовешь Изаила братом, потому что делишь с ним Кровь. Но ты ничего не знаешь об узах братства, о боли, которая сковывает нас крепче керамита, — Асмодель ударил по нагруднику, а затем оттолкнул Кассиила резким ударом в грудь. — Когда ты прольешь кровь за орден, только чтобы увидеть, как те, ради которых ты страдал, в конечном итоге скатываются в безумие, тогда и будешь говорить мне о мести.
Кассиил опустил оружие, все еще дрожа от гнева.
— Я…
— Умолкни, — приказал Асмодель, не сводя глаз с Кассиила. — Мне не нужны ни твои извинения, ни оправдания. Мелехк, забери тело Изаила. Хамиед, прикрой с тыла. Убедись, что мы не привлечем к себе лишнего внимания, — Асмодель отвернулся от Кассиила и обратился ко всему отделению. — Выдвигаемся.
Боль привела Манакеля обратно в чувство. Такого страдания он прежде не испытывал, его тело как будто сохранило каждую рану, которую он когда-либо получал, и в один миг открыло их все. Он с трудом моргнул, чтобы прочистить глаза, и сосредоточился на потоке тактических данных и биометрических показаний, подрагивавших на ретинальном дисплее. Разозлившись, он попытался моргнуть-щелкнуть и убрать их, но бессмысленные символы никуда не делись. Когитаторы шлема получили повреждения. Он активировал вокс и поморщился, когда в ухе зашипела статика.
— Бесполезный кусок железа, — взревел Манакель, и, выплюнув неразборчивые проклятья, сорвал шлем с фиксаторов, и отбросил его.
Зарычав, воин поднялся на колени. Только тогда Манакель заметил, что все еще сжимает цепной меч Серафима. Он крепче схватился за рукоять, стараясь унять боль, которая охватила его.
— Похоже, я сдержу обещание, брат-сержант, — процедил Манакель сквозь наполненный слюной рот — побочный результат действия болеутоляющего, бионутриентов и адреналина, которыми его накачали доспехи. Он сплюнул слюну цвета желчи и чуть ослабил хватку на мече, когда коктейль лекарств начал действовать.
Другая его рука безвольно висела, его предплечье было сломано под тошнотворным углом. Воткнув меч Серафима в землю, он отсоединил наруч и перчатку, а затем взялся за поврежденную руку.
— Кровь, даруй мне силы.
Лицо Манакеля исказилось от боли, когда он резко вправил кость. На секунду боль в остальном теле померкла. Скривившись, он сжал пальцы. Если будет на то милость Сангвиния, рука вскоре начнет исцеляться.
Манакель со стоном поднялся на ноги. Сервоприводы эхом отозвались на его усилия, завизжав, когда он попытался встать. Без дисплея шлема воин не знал, насколько повреждены доспехи. Но как бы плохо все не обстояло, он должен справиться. Нажав кнопку отсоединения, Манакель позволил остаткам прыжкового ранца упасть на землю. Двойные цилиндрические сопла раскололись при падении, и он сомневался, что даже мастера-ремесленники ордена сумеют их починить. Достав упаковку керамитовой пасты из отделения на бедре, Манакель нанес вязкую жидкость поверх трещины в пластине на животе. Засохшее на воздухе вещество сохранит герметичность доспехов, пока космический десантник не сможет провести более серьезный ремонт.
Удовлетворившись тем, что его доспехи в приемлемом состоянии, Манакель принялся обследовать тело, сосредоточив внимание на многочисленных ощущениях, которые старались привлечь к себе внимание. Одно за другим он проанализировал их, попеременно напрягая мышцы там, где что-то казалось ему необычным, сверяясь с хранящимися у него в памяти принципами оказания первой помощи. Политравма третьей степени, несколько очагов боли и множественные повреждения… но его конечности остались целыми и находились в пределах боевой эффективности, следовательно, сейчас апотекарий ему не требовался.
Манакель испустил долгий вздох облегчения и посмотрел на луч света, пробивавшийся сквозь дыру в пологе листвы, которую он оставил при падении. Если выжил он, то, возможно, смогло и остальное отделение.
Выдернув меч Серафима из земли, Манакель стиснул рукоять двумя руками и приложил лезвие к груди. Он вырос на Аракелле, мире воинственных племен. Среди его народа ходила пословица: «Как мужчина находит путь к женщине, так оружие находит путь к войне». Эти древние слова были исполнены поэтичности. Использование клинка в качестве волшебной лозы казалось безумием, но иного выбора у него попросту не оставалось.
— Направь мой гнев… — Манакель уставился на оружие и провел им вокруг себя. Он прокусил губу и сплюнул на лезвие кровь. — Веди меня к мести.
Тамир следил за багровым великаном с дерева итамоп, скрытый пологом кинжально-острой листвы. Это был уже седьмой зверь, на которого он натолкнулся за последнюю пару часов. В отличие от остальных, этот был еще жив.
Он видел, как те падают с неба, словно капли крови, которые, несмотря на ветер, извергали пламя. Но звери быстро поняли, что жестоко ошиблись. Разъяренные ветра бросили их на землю и разметали по лесу, словно слабых детей племени, которых старейшины сбрасывали с утесов Илсе. Хотя не ветра были повинны в смерти остальных, по крайней мере не всех. Тамир нашел нескольких великанов разорванными на куски, их внутренности были разбросаны по земле, от конечностей остались мясистые ошметки. Каксароз наткнулся на них первым. На их багровых шкурах остались его следы. Тамир безошибочно узнал резцы хищника.
Багровые великаны отличались, хотя и выглядели не менее впечатляюще, от зеленокожих тварей, которые погубили его деревню. Тамир с благоговением наблюдал, как стоящий перед ним великан осмотрел красную шкуру, а затем снял свое лицо и отбросил его. Охотник подался ближе и поморщился, когда тот сел. Разозлившись на свою непонятливость, Тамир тихо проворчал и коснулся черепа гериоха, который защищал его голову. Великан носил шлем. Он хотел было подползти ближе, но шок приковал его к месту. Хотя у великана был широкий лоб и бледная кожа, под шлемом скрывался человек, такой же, как он сам.
Тамир скорее почувствовал, нежели услышал, как тревожно зашепталась сотня воинов, которая собралась рядом с ним в зарослях, пытаясь понять, на что же они смотрят. Тамир махнул рукой в сторону земли, приказав воинам замолчать и не шевелиться. После гибели деревни он собрал под свое знамя много племен, и еще больше с тех пор, как с неба упали багровые великаны. Слухи о появлении великанов разлетались, будто дождевая вода, из ртов всех, кто мог говорить, грозя утопить племена в страхе. Вождь Сабир говорил о духах воздуха, сотворенных из крови покойников, которые вернулись за живыми. Вождь Ра’д верил, что великанов породили горы. По его словам, они были созданиями огня и пепла, посланными, чтобы испытать людей на храбрость. Он с Сабиром находился по другую сторону зарослей, наблюдая за великаном вместе со своими охотничьими группами. Почтенный вождь Аббас заявил, что его дед прежде уже видел таких великанов, они происходили из племени великих чудищ, которые обитали за облаками, там, куда не долетали даже ранодоны. Аббас вместе с сотней воинов разбил лагерь в паре минут бега отсюда, готовый в случае необходимости присоединить свои копья.
Тамир раздраженно прищелкнул языком. Он понятия не имел, кем или чем были великаны, но не сомневался, что Сабир и Ра’д ошибаются. Духи воздуха не истекают кровью, а дитя гор не ввязывалось бы в драку с каксарозом, который дремал на склонах. Возможно, Аббас был прав, возможно, великаны на самом деле были чудищами, с которыми ему раньше не приходилось сражаться. Тамир подался вперед, желая увидеть, что великан сделает дальше.
Но великан вдруг взревел, Тамир на мгновение замер и потянулся к клинку. Заметив сломанную руку, вождь успокоил себя. Ему больно. Он подполз ближе, пристально следя, как великан схватился за раненую конечность и с хрустом вправил ее на место. Великан на секунду застыл, словно впав в транс. Тамир обратил внимание на массивный меч, торчащий из земли. Ужасное оружие было шире и длиннее его самого. Оно напомнило ему Клинок Бога, который хранился в пещере древностей. Он был высечен из зуба кергазавра, и поговаривали, что его изготовили сами творцы. Ни один воин не мог поднять его.
Глаза Тамира расширились, когда он увидел, как великан без труда вырвал меч. Он ухмыльнулся. В отличие от зеленокожих, этот зверь станет достойным противником.
Амит стоял на крыше «Мести» и всматривался в сумрак. Его командное отделение сидело внутри боевого корабля вокруг пульта данных, изучая тактический гололит. Но он хотел своими глазами проследить за ходом работ. Тщательно выверенные лучи света и пространственные сопоставления никогда не смогут изобразить мир по-настоящему. Ни один когитатор не смог бы вычислить преимущества местности. Амит потянулся и снял шлем. Его глаза были единственным фильтром, которому он полностью доверял.
