Елизавета Дворецкая
Блуждающий огонь
Краткое изложение предшествующих событий
В ожидании близкой войны с Фьялленландом[1] конунг квиттов Стюрмир отправился в Слэттенланд, чтобы найти там союзников. Пока его не было, конунгом был провозглашен сын Стюрмира, Вильмунд. Узнав об этом, Даг, сын Хельги хёвдинга с Квиттингского Востока, отправился в Слэттенланд, чтобы понять, что же случилось со Стюрмиром. Там он находит конунга, который собирается возвращаться домой, и знакомится с Хеймиром, сыном конунга слэттов. Пообещав Дагу свою дружбу, Хеймир передал ему подарок для его сестры Хельги – серебряные застежки на платье в виде воронов с красным и зеленым самоцветами в глазах.
В это время Брендольв, друг Дага и жених Хельги, уехал к Вильмунду конунгу, чтобы вместе с ним воевать против фьяллей…
Глава 1
Брендольв сын Гудмода лежал в спальном покое усадьбы Малый Пригорок, что над озером Фрейра*, смотрел в переплетение закопченных потолочных балок и ждал вечернего пира. Хозяин, Гудфинн Мешок Овса, не так давно кормил своих гостей и домочадцев завтраком, но Брендольв уже ждал ужина, и не потому, что чувствовал голод, а потому, что другого занятия все равно не имелось. На озере Фрейра, куда он приехал больше полумесяца назад в поисках молодого Вильмунда конунга, заняться было решительно нечем. С той же самой благородной целью – совершить подвиги, прогнать фьяллей и навек прославить себя и свой род – сюда съехалось довольно много знатных людей с дружинами почти со всего Квиттинга. Но Вильмунд конунг выжидал. Его будущий тесть, Фрейвид Огниво, еще до приезда Брендольва отправился собирать войско западного побережья, а Гримкель Черная Борода, брат кюны* Даллы, с той же целью объезжал южную четверть страны. А пока дружины не собраны, с подвигами приходилось повременить.
Заскрипела дверь, в нее пролезло длинное и тощее тело Асмунда сына Хродгарда. Они с Брендольвом были ровесниками, их привели сюда одни и те же побуждения, и они сдружились за время бесполезного ожидания. Вместе они принимали участие во всех играх и развлечениях, которые только могли выдумать, вместе с полусотней других героев соревновались во всех девяти искусствах, кроме плавания (и то потому, что озеро Фрейра замерзло).
– Лежишь? – спросил Асмунд.
Брендольв не ответил, потому что и так было видно. И сегодня южный выговор Асмунда раздражал его как-то больше обычного.
– Ну, лежи, – позволил Асмунд и сел на край лежанки.
После вчерашнего пира его длинное лицо со впалыми щеками и высокими скулами выглядело помятым, но выспаться он просто не мог, потому что имел нерушимую привычку подниматься до рассвета. Дома его ждало обширное хозяйство, требовавшее постоянного присмотра, а поскольку других взрослых мужчин в роду не имелось, все заботы висели на узких, но как из железа отлитых плечах Асмунда. Соскучившись среди работников и скотины, он с восторгом по первой же вести устремился к молодому конунгу, и теперь скучал вдвое сильнее, беспокоясь о напрасно оставленном хозяйстве. Именно он придумывал большую часть развлечений.
– Может, съездим поохотимся? – предложил Асмунд чуть погодя. – Снег ночью выпал, следы видно.
Брендольв повернул голову и нашел взглядом их третьего товарища, Эрнгельда. Это был плотный круглолицый крепыш с короткой русой бородкой, года на два старше их с Асмундом. Сидя на краю лежанки возле самого очага, он обломанным наконечником стрелы выцарапывал на широкой костяной ручке ножа какой-то рисунок.
– Пойдем на охоту? – спросил его Брендольв.
– Да ну! – хмуро отозвался Эрнгельд. – Всех зверей распугали. Тут каждый день в одной роще охотится по три дружины. Скоро будем на деревья кидаться. Даже удобней – они никуда не убегают.
Асмунд рассмеялся:
– Можно, если так, и на быков поохотиться. Тут народ богатый, скотины много. А, Брендольв?
Он слегка подтолкнул товарища, и Брендольв усмехнулся, подвигал плечом. Два дня назад в соседской усадьбе, которая гордо именовалась Большим Пригорком, поскольку стояла на берегу чуть повыше, из хлева вырвался бык. В другое время это посчитали бы большой неприятностью, но сейчас два десятка молодых героев с восторгом накинулись на него, потрясая копьями и издавая боевые кличи, точно это был сам дракон Фафнир*. Несчастное животное поспешило укрыться в хлеву, но перед этим успело-таки чуть задеть рогом Брендольва, который оказался к нему ближе всех. Брендольв прокатился по земле и ударился плечом о кучу поленьев. Этот несильный ушиб в шутку уважали, как боевую рану, герой в шутку гордился.
– А еще говорят… – опять начал Асмунд. – Заходил один парень из Утиного Пруда, так он сказал, что у них один хёльд* из северян ездил на охоту и видел старый курган. Съездим пошарим? Может, там лежит что-нибудь забавное?
– Ну, вы совсем сдурели! – в сердцах бросил от очага Эрнгельд. – Курган! Вы бы у северян спросили, как копать курганы! Они бы вам рассказали, как у них мертвец из кургана передавил сто человек, так что потом воевать стало некому! У вас от безделья мозги усохли! Курган им! Хотите, чтобы и нас тут всех мертвец передавил?
– Да ну, не ворчи! – закричали в один голос Брендольв и Асмунд. – На Севере было не так! Никого у них мертвец не передавил! Они сами его задавили! И еще отняли копье, которое пробивает десять человек разом! Где ты гулял, когда рассказывали?
– Ну, и где же оно, это чудесное копье? – Эрнгельд бросил наконечник стрелы и повернулся к товарищам. На его круглом лице отражалась досада. – Где же оно? Где оно было, когда фьялли и рауды разоряли Север? Женщины на него мотали шерсть? Рабы на нем сушили рыбу? Я слышал, тамошний хёвдинг* теперь рассказывает совсем о другом!
Общее безделье досаждало Эрнгельду тем сильнее, что в поход он отправился не по своей воле. Его чуть ли не силой вытолкали из дому мать и молодая жена. Жена даже пригрозила, что вернется назад к родичам, если ее муж покажет себя рохлей и трусом. Эрнгельд не был ни тем, ни другим, зато сильно подозревал, что его отъезд молодой хозяйке понадобился для того, чтобы удобнее любезничать с торговцем Торлейком Красавчиком. Тот всю зиму разъезжал по округе со своими товарами, жил то в одной усадьбе, то в другой, и Эрнгельд заложил бы хоть голову, что сейчас любимец всех окрестных женщин расположился именно в его доме. И ради чего он допускает такой позор? Чтобы сражаться с быками и выслушивать глупости?
– Ну его! – Асмунд встал и потянул Брендольва за рукав. – Пойдем в Конунгагорд. Может, есть новости.
В усадьбу конунга Брендольв ходил каждый день. Бормоча что-то, он принялся одеваться с таким видом, будто его зовут на тяжелую и скучную работу. Смысл его бормотания сводился к тому, что новостей никаких он не ждет, но все равно пойдет, потому что идти все же веселее, чем лежать и смотреть в потолок.
На дворе перед хозяйским домом двое парней боролись, собравшиеся кружком гости подбадривали их криками. Брендольв и Асмунд обошли толпу – подобное зрелище повторялось каждый день и им надоело.
От ворот виднелась усадьба конунга, стоявшая южнее по берегу озера, и к ней уводили цепочки следов на свежем снегу. Асмунд и Брендольв побрели по следам. Идти было не так уж далеко, и они не спешили, с удовольствием после духоты и дыма жилых покоев вдыхая свежий прохладный воздух. За прошедшие дни, длинные и однообразные, они так привыкли к озеру Фрейра, точно провели здесь всю жизнь и выросли среди этих длинных холмистых берегов, заснеженных и покрытых густым кустарником, этих дерновых крыш окрестных усадеб и дворов, рыбацких лодочек возле холодной воды. И будет ли этому когда-нибудь конец?
На дворе Конунгагорда им навстречу сразу вышла Глатта – дочка одного из здешних хирдманов*, пятнадцатилетняя девица с глупеньким миловидным личиком, на котором всегда играла шаловливая улыбка. Женщины недолюбливали Глатту, зато мало кто из мужчин мог спокойно пройти мимо. При взгляде на Глатту каждому казалось, что она хочет что-то ему сказать, и каждый, не дождавшись, заговаривал с ней сам. А она только смеялась и играла глазами в ответ на всякую речь, так что любой дурак чувствовал себя рядом с ней мудрым и доблестным мужем.
Увидев знакомую фигурку с прижатым к боку деревянным корытом, оба молодых героя разом замедлили шаг и заулыбались. Встречи с Глаттой заметно скрашивали здешнюю жизнь им обоим. Девушка поставила корыто на землю и улыбнулась обоим сразу так открыто и располагающе, будто с утра только и мечтала об этой встрече. А светлый, трогательный и пустоватый, как у котенка, взгляд скользил с одного на другого, выбирая, на ком сосредоточить внимание.
– Ну, как поживаешь? – осведомился Асмунд и взял Глатту за руку.
Еще не ответив, она потянула руку назад, но не слишком сильно. Асмунд тянул ее руку к себе, а она – к себе; не произнося ни слова, они состязались так некоторое время, и все выглядело так, будто в этом действии заложен некий глубокий смысл, недоступный посторонним.
