был в кургузый пиджак, почти новую железнодорожную фуражку со споротым околышем. Неизвестный приветливо улыбался, ожидая реакции деда Федора.
– Закурить-то не раздолжишься, отец? – с усмешкой попросил он, лихо поправив фуражку на затылок.
– А ты кто будешь, мил человек?– настороженно уточнил дед Федька, перехватив поудобнее костыль, с которым постоянно ходил, не расставаясь, еще со времен Гражданской войны, когда в одном из боев ему прострелили коленный сустав, оставив на всю жизнь почти инвалидом.
– Калика перехожий…Тут хожу, там смотрю…Авось, счастье найду!– туманно ответил мужчина, подходя к калитке.– Так что насчет табачку? Впустишь? Неудобно как-то на улице разговаривать…
– Отчего не впустить? Заходи…– пригласил дед, доставая вышитый узорами кисет, подаренный Акулиной сразу после ее свадьбы с Петром, чтобы хоть как-то умаслить слишком уж серьезного и несговорчивого тестя.
Колька и Шурка на завалинке замерли, чутко прислушиваясь к разговору взрослых. Им в силу их возраста все было интересно и до всего было дело.
– Так кто ты будешь?– отсыпав на подставленную бумажку чуть-чуть табачка, снова спросил дед, вытряхивая пепел из своей трубки, стуча ее о раненную коленку.
– Местный я, отец, местный. Селивановский я. Живу недалече…– быстро и ловко скрутив самокрутку, мужик задымил, закашлялся тяжело и надрывно. – А табачок-то у тебя знатный…Горло продрало, даже в глазах защипало.
– Другого не держим!– довольный, что угодил рассмеялся дед Федор.
– Так что ты тут ищешь? – спросил он, разом посерьезнев.– Ходишь, бродишь… Аль, только за табачком зашел из самого Селиваново.
– Да нет, отец…– мужчина резко и быстро огляделся по сторонам, настороженно определив, не слушает ли их кто-то.– Хочу про немцев узнать…Сколько их? Где квартируют? Не подскажешь ли?– голос неизвестного пришельца снизился до шепота. Он воровато огляделся, низко наклонив к деду Федьку свою лысую голову. Колька с Шуркой придвинулись поближе, заинтересованно затихнув.
– А что ж в Селиваново-то немцев нет?– вопросом на вопрос ответил дед Федька. Он прекрасно помнил те времена, когда вот таким же образом действовали провокаторы. Ты им расскажешь про то, какая власть плохая, что в колхозы насильно заставляют вступать, что мельницу отобрали, которую своими руками вместе с сыном ни один год строил, а потом приезжает воронок, и вежливый товарищ в форме с синими погонами предлагает проехать в особый отдел на беседу. Уж сколько раз так возили деда, он уже и не помнил. Не мог он простить советам, что из пусть и захудалого дворянина с небольшим поместьем в Нижегородской области, офицерским чином, он превратился сначала в обычного крестьянина со своей ветряной мельницей – единственной на всю округу, а потом и того лишился, став пастухом колхозного стада под давлением органов. Только это его и спасло от расстрела. А вот бабка Валентина Михайловна таких испытаний не выдержала, преставилась, как только мельницу отобрали, не смогла пережить такого самоуправства.
– Отчего же нет…– пожал плечами, прищурившись, лысый мужик.– Есть, конечно!
– Значит, не такие, как здесь?– насмешливо спросил дед Федька.
– Такие…
– Тогда чего ты мне, мил человек голову морочишь, ума пытаешь? Селивановский он…Знаем мы таких селивановских! Они после революции…– кулаки деда плотно сжались и побелели от злости.
Колька с сестрой, зная, что деда в таком состоянии лучше не трогать, быстренько сбежали в хату, плотно прикрыв за собой дверь. Акулина стряпала возле плиты, поминутно вытирая пот, текущий рекой от жара, который давала раскаленная до красна лежанка.
– Знаем мы таких! Иди вон со двора! Пока я тебя этим костылем не обиходил, как следует!– все больше распалялся дед. – Табачку ему! Ишь!
Его пламенную и яркую речь прервал выстрел, прозвучавший неожиданно и резко, словно материя треснула на платье пополам. Дети моментально бросились на улицу, сделав вид, что не расслышали предупреждение матери, доносящееся им в след.
Дед Федька уже стоял возле плетня, выглядывая на узкую улицу, поросшую с обеих сторон бурьяном. Рядом, чуть поодаль держался лысый мужик.
Возле дома Окуловых стоял мотоцикл с коляской. Возле него трое солдат в серо-зеленой немецкой форме. У одного из них на длинном поводке держалась собака, отчаянно залаявшая при излишне громком выстреле.
– Выходи, гад!– двери избы Окуловых распахнулись от тяжелого крепкого пинка. Через порог, кубарем, не удержавшись на ногах, полетел их младший сын. Голова разбита. Из нее течет кровь, заливая глаза. Позади них заревела в голос бабка Нинка, схватившись за голову. Следом за ней вышли Василий Полухин и какой-то офицер. В руках офицера был автомат, которым он напряженно водил из стороны в сторону, вот-вот готовый нажать на спуск.
– Да что же это делается, господи…– прорыдала бабка Нинка, бросаясь к сыну, но бургомистр сурово отстранил ее. Отшвырнув к плетню. Сейчас он был непохож на того перепуганного человека, которого селяне видели на площади. Теперь Васька был одет в новенький пиджак, чистую холщовую рубаху-косоворотку и выстиранную кепку. На плече у него висела повязка с надписью «КАПО», а в руках была винтовка, прикладом которой он и рассек лоб сыну Окуловых.
– Эх, ты, ядрена шишка,– ругнулся дед Федька и попытался открыть калитку, чтобы броситься соседям на помощь, но на его плечо легла мускулистая рука лысого, до этого наблюдавшего за этой сценой в полном молчании.
– Не стоит, Федор Алексеевич,– попросил он,– парня уже не спасти, а себя и семью свою погубите!– проговорил он, прикусив от злости нижнюю губу. Колька с Шуркой заметили, что ему самому хотелось вступиться за паренька, но чувство осторожности пересилило.
– Да я…Да он…Этот же Васька кум Петра – сына моего! Сволочь немецкая! Он же на коленях просил, не хотел, чтобы его ставили бургомистром!– заревел дед, стукая по плетню своим сучковатым костылем.– Уколов Степан все пытался поймать Ваську на краже колхозного имущества, а теперь мстит, значит…
– Не надо…– неизвестный рассудительный мужчина отодвинул деда подальше от плетня, чтобы его не было заметно с улицы. – Вот, чтобы такие, как ваш Васька Полухин не ушли от наказания. Когда наша власть вернется, я и хочу узнать сколько немцев у вас квартирует, где они располагаются, кто помогает им…Поверьте, никто от наказания не уйдет!
– А ты что же…– отдышался дед Федька.– народный мститель будешь?
– Почти…– оглядевшись по сторонам, лысый полез куда-то в нагрудный карман, долго там шарил, пока не выудил оттуда помятое и потертое удостоверение в красной обложке.
– Грамотный?– уточнил он, подавая его деду.
Федор Алексеевич скосил на него умные глаза и молча взял корочку. Полушепотом медленно прочитал.
– Начальник Валуйского управления НКВД майор Говоров Тарас Павлович…Интересно, ядрена шишка! Что ж твои тебя бросили тут?– усмехнулся он, отдавая удостоверение назад.
– А никто…–