Князь Василий Андреевич Долгоруков, (1803 - 1868 )-- генерал-адъютант, генерал от кавалерии, военный министр и шеф жандармов. В 1851 и 1852 гг., за отъездом военного министра князя Чернышёва за границу, управлял по нескольку месяцев министерством, а 26 августа 1852 занял окончательно этот ответственный пост. Возникшая вскоре Восточная война потребовала от Долгорукова необычайного напряжения и явилась для него тяжелым испытанием
По окончании Крымской войны в армии были намечены коренные преобразования, и Долгоруков, не чувствуя в себе сил для проведения их в жизнь, просил об увольнении от должности военного министра. 17 апреля 1856 просьба его была исполнена, и Долгоруков был назначен членом Государственного Совета с производством в генералы от кавалерии. Три месяца спустя, по личному желанию Государя, Долгоруков занял пост шефа жандармов и начальника III отделения Собств. Е.И.В. канцелярии.
Николай Владимирович Мезенцов (11 апреля 1827 -- 4 августа 1878, Петербург) -- русский государственный деятель, генерал-адъютант (1871), член Государственного совета (1877).
Военную службу начал в гвардии в 1845 году. Участник Крымской войны 1853--1856 годов. Начальник штаба корпуса жандармов (1864), товарищ шефа жандармов (1874), шеф жандармов и начальник Третьего отделения Собственной его императорского величества канцелярии (1876).
4 августа 1878 года на Михайловской площади в Санкт-Петербурге С. М. Кравчинский нанёс ему смертельный удар кинжалом в брюшную полость. Мезенцов сразу не осознал опасности (глубокая рана, нанесённая тонким лезвием, не кровоточила наружу) и пешком дошёл домой, где вскоре скончался.
В-третьих, полицейские эксперты, если можно так выразиться, длительное время не могли определить общие тенденции уголовной преступности в условиях начавшейся "капитализации" общественных отношений в России, Так, полагая, что наибольший процент правонарушителей будет сохраняться за крестьянами-землепашцами, они уже в начале XX века столкнулись с новой "статистической данностью": рабочие, в городах оказались в 19 раз более криминогенными, чем крестьяне, жившие в общине.[8]
При этом бедность сама по себе не оказывала решающего влияния на рост преступности. С точки зрения криминогенности первое место принадлежало купечеству, и лишь четвертое - крестьянам.
В прессе, без ссылок на Министерство, писалось, например, что Россия к 1914г. по уровню преступности занимала первое место в Европе. Между тем, это было далеко не так. К началу Первой мировой войны Россия уступала по этим показателям Англии примерно в 1,2 раза, Франции - в 1,9 раз и Германии - в 2,4 раза.[11]
История фальсификаций в России -- это ещё и история коррупции.
Какой продукт подделывали чаще всего, тот и упоминался в законах. Хлеб, мясо (1845 г.), коровье масло, жиры (1891 г.). Затем в хронологическом порядке шли пчелиный мёд, кофе, молоко, мука, пиво, сахарин, чай, суррогаты женского молока и прочие
Общества по защите прав потребителей до революции не было. Умер человек (или, случалось, целая семья) от отравления -- родственникам жаловаться некуда. Да и не настолько была совершенна экспертиза, чтобы точно определить источник интоксикации
По силам ли одному чиновнику было одолеть армию цеховиков-"маргаринщиков"? Тем более что фабрики, производящие маргарин (точнее, злую пародию на него), никто не считал. В итоге молочным лавкам, где торговали исключительно продуктами животного происхождения, строжайше запретили торговать маргарином, а производителям -- окрашивать его в цвета масла.
Но из продажи маргарин не исчез. Любое кефирное заведение могло называться маслобойней, а на деле производило жёлтую субстанцию, реализуемую под видом марочного "парижского", "петербургского" или "чухонского" масла. Прежде чем покупать масло, недоверчивые хозяйки сперва брали маленький кусочек и клали на теплую картофелину. Проверка напоминала дегустацию вина. Проглоченное коровье масло оставляло во рту приятное послевкусие, а маргарин -- мерзкий привкус.
Не повезло и оливковому (прованскому) маслу. В Россию его, конечно, завозили -- из Греции, Франции и Италии. Но продукт в чистом виде выставлять на прилавок было невыгодно. Цена на него "кусалась", да и покупали прованское масло для особых случаев, предпочитая дешёвое подсолнечное.
Сметливые продавцы знали рецепт приготовления фальсификата. Они брали постное, кунжутное, льняное и оливковое масла, смешивали их в определенной пропорции, чтобы отбить запах семечек, и -- вуаля! -- на выходе получали "кристально чистое" оливковое. Этой операцией, в которой количество частей было просчитано так же точно, как соотношение воды и спирта у Менделеева, умельцы добивались идеального, как сказали бы сегодня, соотношения "цена - качество".
Кофе и чаю во времена расцвета Российской империи тоже не повезло. Казалось бы, завзятого кофемана не надуешь, но вот поди ж ты -- даже несмотря на обилие магазинов "колониальных" товаров, натуральный кофий при всей его дороговизне купить было сложно. Множество имевшихся в продаже сортов молотого кофе и даже в бобах представляло собой наглую подделку.
В основном липовый кофе мастерили за рубежом, а в России находились агенты, которые распихивали его по магазинчикам. Но полиция выяснила, что, оказывается, и в обеих столицах есть глубоко законспирированные умельцы, специализирующиеся на кофе. Итоги полицейских облав ошеломили: целые артели бродяг в ужасающих антисанитарных условиях (например, в подвале хитровской ночлежки последнего разбора) лепили зерна "кофе" вручную из пшеничного, ячменного, бобового или кукурузного теста, поджаренного в патоке.
Когда доклад о всевозможных ухищрениях жуликов лег на стол начальства в департаменте полиции Москвы, было приказано проверить бакалейщиков: чем на самом деле торгуют эти "сукины дети"? Оказалось, донесение не обманывало: в молотом кофе на продажу содержится от 30 до 70 процентов примесей. Стопроцентно чистого продукта обнаружить не удалось…
Читаешь в дореволюционной прессе о бесчисленных случаях пищевых отравлений и ловишь себя на мысли: как вообще народ выживал-то, если законодательство не оберегало население от преступников-пищевиков?! Ведь даже если сидеть лишь на хлебе и консервах, риск серьезно подорвать собственный организм оставался огромным. Хотя бы потому, что не все бегали за хлебушком в образцовую булочную Филиппова, а покупали батоны и буханки в лавках по соседству. А ловчилы-пекари норовили закупить муку подешевле, то есть, испорченную. Хлеб из неё не бывает равномерно пористым, он тяжелее и темнее. Для маскировки к муке добавляли сернокислую медь, квасцы, известковую воду и прочую гадость вроде той же дорожной пыли, только светлой. А чтобы усилить поднятие теста, подмешивали соду и соляную кислоту, а то и фосфорнокислый натр. Порой в хлебе находили смертельно опасные соли мышьяка и ртути.
Популярные в народе макароны также часто варганили из некачественной муки, а вместо положенных яиц добавляли в неё шафран. Ну а жиры и даже полагающаяся по технологии копеечная соль в макаронах и не ночевали.
Доктор медицины Анна Фишер-Дюкельман повергла общественность в шок, и решительно сорвала маски с "конфеКтных" фабрикантов: "Но окраска этих изделий почти всегда бывает искусственной, причем нередко краски ядовиты. Таковы, например, зеленые краски из яри-медянки, французской и швейнфуртской зелени, содержащей мышьяк; красные -- из киновари и сурика; белые -- из свинцовых и цинковых белил; синие -- из минеральной и королевской лазури; желтые - из свинцового глёта, аурипигмента, гуммигута, пикриновой кислоты и т. д.".
Пётр Александрович Валуев (22 сентября 1815 -- 27 января 1890) -- русский государственный деятель, министр внутренних дел, граф. В 1863 г. Валуев написал и подал Александру II записку, в которой для предупреждения брожения внутри России и для предотвращения возможного вмешательства европейских держав на защиту Польши рекомендовал произвести реформу в высшем государственном управлении, но такую, которая оставила бы незатронутыми прерогативы верховной власти. Он рекомендовал представителей населения, избранных земскими собраниями по 2 -- 4 на губернию, а также городскими думами более крупных городов, приглашать в Государственный совет, но не постоянно, а при обсуждении некоторых определенных дел. Это был проект соединения бюрократической конституции с самодержавием. В бытность Валуева министром внутренних дел проведены две важные реформы: земская 1864 г. и цензурная 1865 г.
Обе реформы имели половинчатый характер, и все-таки тотчас же после их проведения сам Валуев начал борьбу как с земством, отстаивая прерогативы администрации, так и с печатью. Уже с 1866 г. начали появляться новеллы к цензурному уставу, которыми печать стеснялась все более и более; новые журналы и газеты разрешались Валуевым с крайним трудом, а из ранее существовавших даже органы Каткова и Аксакова, не говоря уже о либеральных, подвергались предостережениям и запрещениям. В сочетании свободы с порядком, как его понимал Валуев, первая должна была постоянно уступать второму. 9 марта 1868 г. он был уволен от должности министра внутренних дел. Ближайшим поводом к тому было непринятие мер для борьбы с голодом.
