— А хотите, я вам страшную историю расскажу?
Упырицы определенно хотели. Они перестали есть его и Катьку глазами и кинулись занимать места на крыльце, очень годящемся для посиделок. Попихивая друг друга, расселись на перильцах, как вороны над падалью. Максим держал паузу. Катька, оставшаяся без места, пригрозила сходить за крысой. Место ей тут же уступили. Максим присел на корточки, упираясь в двери спиной и лихорадочно раздумывая, про что же такое страшное рассказать.
— Про качели из "Романтики", — медоточивым голоском подсказала Катька.
— Э-эй, меня забыли! — размахивая мокрыми волосами и плавками, подскакал Даник и забрызгал всех водой. Было видно, что он славно искупался и очень доволен жизнью.
— Ну вот, Кахновского не хватало, — видом Катьки можно было сквашивать молоко. Загубил на корню такой коварный план! Зато девицы рассиялись. Особенно Виолка и Алла Максимова. Они милые, спору нет, но нельзя же так нахально демонстрировать свое благоволение! Этот наглец невесть что о себе возомнит!
— Катька хочет о качелях, — ляпнул Максим. Просили говорить — молчал, а тут нате вам… Нет, крысу, немедленно сюда крысу!
— Мы тоже хочем! — запищали девчонки, почти перекрикивая дискотеку. — То есть, хотим! Пострашнее…
Катька подперла щеку рукой: а по-моему, самое страшное — это бабская глупость.
— Ага, вот только повешу…
Девицы запищали сильнее, и сейчас в этом писке проскальзывало возмущение. Подумаешь! По телеку в рекламах и не такое показывают! Катька исходила презрением. Она задохнуться была готова. Но тут Кахновский вернулся. Девчонки немедленно подобрались, чтобы дать ему место. Заголосили наперебой:
— Страшное!
— Про качели!
— И про любовь!
Данила улыбнулся. Катька уверена была, что именно ей предназначена эта нахальная и удивительно обаятельная улыбка.
— Итак, вы все знаете, что вон там, за забором…
Максим незаметно исчез и так же незаметно вернулся.
— … а стоит ребенку заманиться и на них сесть, как…
Даня таинственно замолчал. Он молчал так долго, что все почувствовали кусачесть комаров и влажную прохладу июньского вечера. И — совсем немного — страх.
— … как он проваливается в подземелье!
Раздалось дружное «а-ах», прокатилось и растаяло.
— И это еще не все. Рассказывали, что однажды на качели сели мальчик и девочка. А когда стали падать, он попытался девочку столкнуть, чтобы спасти, но ее руки пристыли к цепям…
Алла всхлипнула.
— Чем меньше логики, тем страшнее, — буркнул Максим. На него накинулись, целя когтями в физиономию.
— А в какое подземелье они проваливаются? — деловито спросила Катька.
— В таинственное.
— Не верю. Вот у Гоголя входит черт — верю.
Девчонки обиженно заверещали, а Максим подмигнул. Замирание сердца было на корню загублено. Кто-то предложил одолжить у Киры гитару.
— В старой часовенке — старенький гробик, — очень душевно пропела Катька. На гитаре она научилась играть недавно, и лучше выходило, когда никто не видел, зато у нее было роскошное сопрано. И это, как утверждал братец, уже много. Особенно теперь, когда у большинства «певцов» — ни слуха, ни голоса. — В гробу том — покойничек — серенький лобик.
Крестик сжимает с облупленной краской.
Щурит на свечку тоскливые глазки.
Не обрывая пения, Катька показала, как он это делает, и кто-то тихонько хихикнул.
Песенка оказалась в тему. Катьку слушали. Никто не кривился. Даже пальцы в аккордах путались не слишком. В общем, если писателя из нее не выйдет, без куска хлеба она не останется.
— Рядом с покойником бродит вампирчик,
пада-пада-пададуда,
пьет из бутылочки свежий кефирчик,
пада-пада-пададуда (Тут народ стал улыбаться вовсю),
свежий кефир из бутылочки пьет
и тихую песню поет:
а-а!!
Народ шарахнуло. Даник, который сидел всех ближе, упал с крыльца. Честное слово, Катька плохого ему не желала. Даже совсем наоборот. Просто эта песня поется именно так.
Завезла песенку в Гомель Холера. Это не болезнь — это страшнее. Вообще-то Холера была известна под разными именами. У нее даже имелась фамилия. И хобби. Танюша любила играть в "Что? Где? Когда?" На Катьку тоже однажды снизошла такая блажь. Там они и пересеклись. Как раз во время одного из фестивалей, которые устраивал во дворце творчества рыжий и бородатый "профессиональный игрок в Что? Где? Когда?" (он сам себя так называл). Тогда еще выяснилось, что дорога из Москвы в Одессу лежит через Гомель. Равно как путь из варяг в греки. Насчет последнего историки еще могли сомневаться, а для первого имелись вполне живые и здравствующие свидетели. А все потому, что не оказалось в Москве прямых билетов на Одессу. Ну не было! И потому одна бродячая молодежная команда, возвращаясь с московского сборища, случайно угодила на гомельский фестиваль. И Холера соответственно — как один из игроков. Команду пригрели, взлелеяли и пустили поиграть в интеллектуальные игры. А в промежутках игроки развлекались. Пели под гитару, например. А еще у Холеры был хвост. Он свисал сзади джинсов либо других облачающих Танюшу штанов, вызывая нездоровое любопытство окружающих. Некоторым окружающим еще удавалось промолчать, но особо нервные начинали интересоваться:
— А что это у вас?
— Хвост, — веско отвечала Холера.
— А это вы сами прицепили или над вами так шутят?
А одна сердобольная бабушка в московском метро аж руками всплеснула:
— До чего он у вас тощенький! Надоть подкормить, — и отсыпала Холере с килограмм яблок. Так что в хвосте были свои положительные моменты.
Да, хвост был коричневый и тощий, но на конце висел такой пушистый песцовый шарик, что не подергать его было выше человеческих сил. Катька хвосту завидовала зверски. Она бы и сама себе такой завела, но терпеть не могла ходить проторенными путями.
Впрочем, известие, принесенное через пять минут страшно раздерганной воспитательницей Жанночкой, заставило Катьку забыть и про песенку, и про Холеру, и про хвост.
Глава 2.
1.
Не стоило Ростиславычу произносить эту роковую фразу. Если бы он хотя бы помянул фамилию! Нет же, в общем перечне "Поздравляю с открытием лагерной смены…" он назвал имена всех, кроме физрука.
О появлении призрака первым сообщил малыш из восьмого отряда. "Сообщил", — сказано мягко. Это был дурной вопль, перекричавший дискотеку. По рассказам насмерть перепуганной воспитательницы, дитя еще пятнадцать минут билось в истерике, а внятного было — что "там — облако" и "оно смотрит". Добровольцы помчались в это «там»: никакое облако никуда не смотрело. Но место за заброшенным корпусом стало вызывать нездоровый интерес.
— Мы должны это расследовать, — сказала Катька. Она как раз заняла очередь к умывальнику. Народ плескался и орал возле него сегодня чуть тише обычного, и уже это одно наводило на кое-какие подозрения.
— Тебе что, хочется поиграть в детектива? — спросил Даник, задумчиво пережимая кран. Струя воды пальнула в стороны, народ отскочил и заругался.
— Хочется, — Катька легкомысленно тряхнула хвостом. — Хочется загадок и приключений. Имею право. Я же не виновата, что родилась в провинции!
— Агата Хичкок!
— Предпочитаю Энид Блайтон. У нее мальчишки воспитанные.
Сощуренные Катюшины глаза резанули зеленью. Вот странно! Вообще-то они у нее карие…
К крану протолкался упитанный коренастый Максим. Вокруг сразу сделалось просторно.
— Умыться дайте, — мрачно потребовал он.
— Катька хочет поймать привидение. Ты как?
Вечером возле умывальника вполне можно было обсуждать загадочные дела — все равно никто никого не слушал.
— Кира пасту отобрать грозилась.
— Не увиливай. Катька будет Шерлоком Холмсом, ты — доктором Ватсоном, а я…
— Собакой Баскервиллей! — фыркнула девчонка. — Идете или нет?
Максим обстоятельно смыл с лица и ушей мыльную пену, сполоснул руки, собрал в мешочек мыло, щетку и зубную пасту. Катька просто приплясывала от нетерпения.
— По-моему, сначала нужно составить план расследования. Опросить свидетелей. Познакомиться с историей вопроса.
Они медленно подымались по дорожке к корпусам. На ночном ветерке плавно раскачивались ветки старых тополей, мелькали, носясь за мошкарой, летучие мыши.
— Хорошо, — протянула Катька задумчиво. — С утра опросим свидетелей. А в полночь отправимся туда, где этот увидел привидение. Если поймают — шли мазать пастой пятый отряд.
И Максим, и Даник безнадежно вздохнули.
Осведомленные люди догадываются, что половина жутких случаев, произошедших с непослушными детьми в лагерях, придумана самими воспитателями. Дабы облегчить себе жизнь. Так, если в «Чайке» ходят слухи про жуткого маньяка, убившего мальчика, в полночь без позволения покинувшего корпус, а местом преступления называется, скажем, лагерь «Искра», то можно быть уверенным: в «Искре» рассказывают то же самое. Только про «Чайку».
