По ночам моросил мелкий осенний дождь, в окопах стояла вода. Кому выпадало счастье, тот находил где-нибудь ящик из-под патронов, доски или просто кирпич и прилаживал под ноги.
Сержант Тимофеев еще вчера притащил откуда-то ящик из-под снарядов и аккуратно уложил его на дно окопа. Сейчас он сидел на том ящике вместе со своим сыном, совсем еще безусым мальчишкой в новом обмундировании.
— Ведь как чудно, — скручивая цигарку, говорил отец. — Прислали тебя, как по заказу, сюда, где я служу. Во сне такое не увидишь!
— Мамка каждый день повторяла, — ответил сын, — хоть бы тебя к отцу послали! Он бы приглядел за тобой, научил военному уму-разуму…
— Чудно! — еще раз повторил отец и, закурив цигарку с удовольствием вдохнул в себя едкий махорочный дым. — Ну, а как там живут, в деревне-то?
— Бабы работают, — как можно солиднее сказал сын. — Пелагею председателем выбрали.
— Они там изо всех сил стараются, а мы здесь, — после некоторого раздумья сказал отец. — А вон там, в лесу, — отец показал на восток, — сколько машин, танков! Какой только силы не собрано! Вот бы на поля-то…
Отец посмотрел на небо и еще раз затянулся. Сын тоже поглядел вверх. Низкие свинцовые тучи медленно ползли на запад. На востоке небо чуть прояснилось, и где-то далеко к земле уже пробился яркий луч солнца.
— Смотри, батя, солнце!
— А чего в нем хорошего?
— Пригреет! Посуше будет.
— На войне лучше, когда тучи. Поспокойнее.
Сын перестал смотреть на небо и, облокотившись о колени, как отец, затянулся махоркой.
— А от Степки-то ничего не слыхать? — спросил отец.
— Получили тогда одно письмо, и как в воду канул.
— Ведь вот не родилось у нас девки. А теперь матери была бы подмога.
— Мамка обещала жиличку пустить. Просилась там одна из Смоленска.
Отец не ответил. Он опять взглянул на небо, где в разорванных ветром тучах появились голубые окна.
Солнце разливалось по земле, по осенним, в золоте, лесам. Оно подсвечивало капельки на траве, и они играли радужным светом. Сыну казалось, что войны нет и ничто не может нарушить тишину осеннего дня. Но ухо отца уже уловило гул мотора. Ветер порой относил его, гул пропадал, потом появлялся снова.
— «Рама» летит, — вдруг сказал отец.
Сын приставил руку козырьком, посмотрел вверх.
— Чуть небо просветлело — и она тут как тут!
Отец бросил цигарку в грязь, снова стал прислушиваться, поглядывая вверх.
— Вон там! Видишь, летит! Пузо серебрится! Поправее облачка!
— Вижу! Высоко…
— А видит нас как на ладошке, — сказал отец. — У него там такая труба увеличительная стоит. Вот сейчас полетает-полетает и чего-нибудь придумает. Либо пушкам даст приказ, либо самолеты на нас пустит.
— Сшибить бы его!
— Из чего? Зениток здесь поблизости нет. Они там, у моста, стоят.
Он перевел взгляд на сына и с улыбкой подумал, что очень уж тот похож на него, Глаза, брови, нос. В гражданскую сам таким же пареньком был. Тоже было девятнадцать. Слава богу, воюю еще! Может, и сына пуля обойдет…
— Не жмут сапоги-то? — спросил отец.
— Нет.
— Пушечным салом почаще мажь. Для солдата сапоги вещь важная. И еще ты поначалу-то не горячись, вперед меня не лезь. Пуля против тех слаба, кто с толком воюет.
— Ладно! — ответил сын и поглядел на небо. — Слышишь, батя? Много самолетов летит.
— «Юнкерсы». Пикирующие, — пояснил отец. — Но, может, пройдут мимо.
Самолеты вынырнули из-за черных туч и теперь летели на фоне голубого неба, не очень высоко и неторопливо.
— Гляди, гляди, батя, низко, даже свастика видна.
Поравнявшись с передовой, самолеты стали перестраиваться. Они заходили друг другу в хвост, образуя круг. Молодому солдату это напомнило карусель, которую он видел в городском парке.
Некоторое время «юнкерсы» летали друг за другом, но вот головной скользнул на левое крыло и устремился вниз, к земле.
С каждой секундой самолет становился все больше. Отчетливей была видна черная свастика на крыльях.
— Батя! На нас летит?
— Левее метров на сто сбросит, — спокойно ответил отец.
Сын не спускал глаз с самолета, он видел, как из-под его крыльев оторвались две бомбы, похожие на вытянутые капельки металла, как они летели до самой земли и взорвались не очень далеко, метрах в ста слева.
— Когда взрыв — рот раскрывай! — крикнул отец. — А то перепонки лопнут.
Сын кивнул и опять выглянул из окопа. Он увидел, как от карусели оторвался еще один «юнкерс», за ним пошел в пике следующий.
— Батя! А если в него из автомата ударить? Ведь совсем близко.
— Не берет его, гада, автомат! Пробовал! Вот если из противотанкового ружья — другое дело.
Отец выглянул из окопа:
— Ложись!
Два тела в солдатских шинелях крепко прижались к стенке окопа. От взрыва стенка пошатнулась — будто кто-то покачал землю.
Бомба разорвалась совсем близко, и ход сообщения с одной стороны завалило.
На какое-то мгновение стало тихо. Потом тишину прорезал рев моторов самолета, который уходил вверх. А следующий «юнкерс» уже нацеливался на окоп.
— Батя! — с тревогой крикнул сын.
— Не бойся! Прижимайся к земле. Она не выдаст. Третьего дня они нас часа два тут молотили. И вдоль окопа и поперек. А мы сидим себе и посматриваем.
После каждого взрыва сын выглядывал из окопа, провожая взглядом «юнкерс», который поднимался ввысь и занимал свое место в карусели. Впрочем, строй самолетов теперь больше был похож на чертово колесо, которое крутилось и крутилось под грохот взрывов.
Стенки окопа обваливались.
— А может, перебраться отсюда в другое место?
— Не бойся! — подбодрил отец. — Не пропадем.
У сына алым румянцем горели щеки, он все чаще выглядывал из окопа. Не на них ли летит следующий? Казалось, все самолеты летят точно на их окоп и сейчас бомбы разорвутся здесь.
Завалило ход сообщения справа.
— Батя! — взмолился сын. — Завалит. Бежим!
— Нельзя, — твердо сказал отец. — Как только выскочишь из окопа, он из пулеметов. Надо сидеть и не выказываться.
А сыну даже в промежутках между взрывами казалось, что земля гудит. Хотелось выглянуть из окопа. И он опять выглянул, увидел пикирующий самолет и широко раскрытыми глазами смотрел на него. Он поверил, что «юнкерс» летит точно на него, — вскочил и стал карабкаться по мягкой, только что насыпанной земле.
— Стой! — отец тоже вскочил на ноги, в два прыжка настиг сына и, схватив его за ворот шинели, с силой бросил назад в окоп.
Послышался стук пулеметов.
Самолет пронесся над окопом. Тело отца сползало вниз по мягкой земле.
