торговки. Интонации базарные, голоса скрипучие. Каждая вторая с усиками. И одеты безвкусно, почти по-цыгански.
Собственная бабушка – хотя тоже нынче на рынке стояла из-за тяжелых времен – выглядела куда интеллигентнее.
– Зря ты ее прогнала, – хмыкнул Мирон, – она пятьсот тысяч лир предлагает.
– Это сколько?
– Почти триста пятьдесят долларов[7].
– Ничего себе! – опешила Богдана.
– Но работать надо без выходных. И ночью вставать. У нее мать в маразме.
– Не, тогда точно не хочу.
Он предрек:
– Другие и за двести припашут. На то же самое. – И отошел.
В столовке-пиццерии становилось все душнее, тетки-работодательницы источали тяжелые цветочные ароматы, от визгливых, неприятных голосов у Богданы начала трещать голова.
Все чаще вспоминала она предложение Мирона – остаться с ним – и все привлекательнее оно казалось. Не нужна ей такая Италия.
Но тут – будто небеса услышали отчаянный глас – к ее столу подошла немолодая пара. Вот эти выглядели настоящими иностранцами, точно как в кино. Сухощавый джентльмен при галстуке. Далеко не юная, но потрясающе холеная дама в кокетливой шляпке. У него в руке трость с серебряным набалдашником. У нее на пальцах бриллианты.
Богдана инстинктивно подобралась, распрямила спину, сложила паинькой ручки на коленках, опасливо улыбнулась, в смущении пробормотала:
– Бонжорно!
Пара замедлила шаг, обменялась репликами. Богдана услышала:
– Ancora una ragazzina[8].
Богдана знала, что девушка по-итальянски ragazza. А ragazzina – понятно, малявка совсем.
Она решительно произнесла по-итальянски:
– Я не рагаццина, мне девятнадцать лет.
Респектабельные супруги переглянулись. Синьора пробормотала:
– Rischioso[9]…
«За кобеля своего боится», – догадалась Богдана.
И как на чужом языке объяснить, что не собирается она чужого мужа отбивать? Тем более у джентльмена – уже старческие пятна и лысинка проглядывает.
– У меня есть принципы, – пробормотала она.
Синьор с синьорой переглянулись – похоже, не поняли.
Ладно, объясним популярнее:
– Дома, в России, у меня остался муж!
– Правда? – заинтересовалась дама и раздельно, словно для тупой, произнесла: – Вы знать английский?
– Да, немного знаю, – смутилась Богдана.
– Говорите лучше на нем. Я не понимаю ваш итальянский.
Вот это обидно. Но что поделаешь. Попробуем вспомнить английский – училка в школе доставучая была, кое-что в голову вбила.
– I have a husband! And I love him a lot. But you know, the situation in Russia is difficult. We can’t afford a baby. So I came here to make some money to realize our dream![10] – вдохновенно импровизировала Богдана.
Пара напряженно вслушивалась в ее неуверенный монолог. Подошел Мирон, уловил, о чем речь, удивленно присвистнул. Она сделала страшные глаза.
Выдавать ее он не стал – в заграничных паспортах штампов о браке все равно нет. Присел за столик, побеседовал с благородными синьорами на быстром и пока непонятном ей итальянском. Потом озвучил Богдане условия:
– Дом громадный – тысяча квадратных метров. Ежедневная уборка. Стирка. Глажка. Сложная бытовая техника. Если сломаешь, будешь платить штраф. Жить в одной комнате с кухаркой. Помогать ей готовить. Выходной раз в месяц. Каторга. Четыреста тысяч.
– Это сколько?
– Двести шестьдесят долларов. Очень мало.
– Зато они не галдят и не смотрят мне в зубы! Скажи им: я согласна!
– Богдана, помнишь, что я говорил тебе вчера? Надо идти к хорошим, проверенным хозяевам. А эти вообще не из этих краев. Кто знает, что они за люди?
– Они хотя бы интеллигентные, – отрезала Богдана. – Наверняка в оперу ходят. В отличие от остальных здешних деревенщин.
– О чем вы говорите? – властно вмешалась в разговор синьора.
Богдан объяснил:
– Она мечтает сходить в Ла Скала и посмотреть на этого, как его там… Рикардо Мути.
Итальянцы переглянулись.
– Какие-то настораживающие амбиции, – проскрипела дама.
Ее пожилой спутник примирительно произнес:
– Зато выгодно. Вместо премии можно подарить девушке билет на галерку. Милан от нас недалеко.
– Вы приехали с другого конца страны? – удивился Мирон.
– Случайно получилось. Мы посещали Акри[11], и хозяйка местной гостиницы рассказала про ваш бизнес, – объяснил джентльмен. – А нам как раз нужна горничная.
* * *
Богдана всю жизнь прожила в частном доме. В детстве бегала на улицу в туалет и ужасно боялась случайно в выгребную яму заглянуть – вдруг оттуда выглянет что-то ужасное?
Но со временем обжились. Сделали теплую уборную, поставили бойлер. Комната у Богданы всегда отдельная была. Пусть несолидные восемь метров, зато собственные, украшай, как хочешь, и за бардак никто не ругает.
Подруги жили похоже, и не факт, что хрущевка с низкими потолками и шумными соседями лучше, чем их деревянный домик. А в элитарных обкомовских квартирах Богдана сроду не бывала – не приглашали.
Роскошь видела только по телику.
Мирон – когда обрисовывал будущую работу – рассказывал: итальянцы, конечно, просторнее живут, чем в России. Но обычный стандарт – квартира площадью метров в сто.
А тут вдруг у людей особняк. Трехэтажный! Девятнадцатого века постройки.
– Мне повезло? – спросила Богдана у Мирона.
Тот нахмурился:
– Не знаю. Я проверил: вроде нормальные у тебя хозяева. В криминале, ни в чем таком не замешаны. Но тут, на юге, народ попроще. Поорут, из ружья пальнуть могут. Не со зла. А ты-то на север поедешь. Озеро Комо, город Менаджио. Там аристократия. Фиг знает, что у них за скелеты в шкафу.
Но Богдана упорствовала:
– Лучше аристократы, чем эти цыганки.
Респектабельная пара подписала с Мироном контракт, забрала себе Богданин паспорт.
Девушка забеспокоилась:
– А если меня на улице остановят? Как без документа?
– Это не совок. Здесь не проверяют.
– Но я не хочу без паспорта!
– Богдана, это обычная схема, – принялся объяснять Мирон. – Твои хозяева уже оплатили – перелет, мои услуги. Когда отработаешь все это – паспорт тебе вернут. А если понравишься им – они сами тебе визу продлят. Или даже рабочую сделают.
Увидел, что она совсем повесила нос, подбодрил:
– Не волнуйся. Это в эскорте – использовали и выкинули без гроша. А хороших горничных ценят. Не обижают. Только свое место не забывай. – Он вздохнул и прибавил: – Хотя не твой это путь – быть домработницей.
– Но у меня план!
Мирон отмахнулся:
– Хреновый у тебя план. Лучше бы со мной осталась.
И церемонно пожал руку на прощание.
А Богдана взяла чемоданчик и пошла к машине своих новых хозяев.
Неплохо. «Мерседес»! Синьор (сказал называть его «просто Марио») навстречу не вышел. Зато багажник зажужжал и распахнулся сам собой. Она уложила свои вещи. Вот это техника!
Богдана проскользнула на заднее сиденье и сложила руки на коленях.
– Пристегнись, – велела синьора (ее звали Пирина).
Во глупость! В России даже на переднем сиденье нормальные люди ремешки только через
