Как только братья ступили в холл, Дрю закричал зычным капитанским голосом:
— Джорджи, голубка, где же ты? В ответ они услышали сдержанное рычание Джеймса и бодрый голос Джорджины:
— Дрю, я здесь. — И вполголоса:
— Джеймс, веди себя прилично.
Андерсоны без промедления устремились на голос сестры в гостиную, совершенно забыв об Эми и обо всем остальном. Но девушка была даже этому рада и тихонько проскользнула следом. В гостиной она забралась в кресло, с которого могла незаметно наблюдать за происходящим: за смехом, объятиями, поцелуями, которыми обменивались Андерсоны.
Джеймс также отошел в сторону, к камину, и стоял там, сложив руки на груди. На его помрачневшем лице была написана решимость не огорчать жену. Братья не подошли поприветствовать его, нарочитая угрюмость зятя их отпугнула.
Эми пристально наблюдала за Джорджиной: было очевидно, что схватки следовали одна за другой, но будущая мать не показывала виду, разве что легкая тень пробегала по лицу или повисала пауза в разговоре. Джеймс, слава Богу, ничего не замечал, иначе все уже полетело бы в тартарары.
Братья тоже, к счастью, ничего не замечали, чему Джорджина была несказанно рада: она слишком по ним соскучилась, чтобы тут же расстаться.
Разумеется, Эми не могла не наблюдать и за братьями. Она уже знала, что они не часто собираются вот так вместе, да еще у Джорджины. Все они уже были капитанами собственных судов, кроме Бойда, который пока годами не вышел. Они добродушно посмеивались над неуклюжестью сестры и над тем, какой англичанкой она теперь стала, а та в ответ упрекала Уоррена и Бойда, что со времени их последней встречи они так ни разу и не стриглись. Хотя братья не говорили нежных слов, их любовь к сестре со стороны заметил бы любой.
Дважды Джеймс пытался обратить на себя внимание жены, окликая ее по имени и вкладывая в это все свое беспокойство. Она каждый раз обрывала его энергичным кивком головы, давая понять, что еще не время.
Только Томас, похоже, почувствовал что-то неладное по поведению Джеймса, а остальные просто не замечали супруга Джорджины. Тут снова раздался стук в дверь. «Наконец-то этот кошмар закончится!» — явное облегчение было написано на лице Джеймса.
Джорджина, напротив, перехватив взгляд Эми, сказала ей:
— Я еще не готова. Эми, будь добра, пожалуйста… Эти загадочные слова мгновенно привлекли внимание Андерсенов, а чуткий Томас сразу спросил сестру:
— Не готова к чему, Джорджи?
Джорджина ловко уклонилась от ответа, заговорив о чем-то другом. Эми, однако, и так прекрасно поняла просьбу Джорджины и ободряюще улыбнулась, давая понять, что сделает все от нее зависящее.
Братья внимательно посмотрели ей вслед, все, кроме того единственного, чей взгляд ее по-настоящему волновал.
Оказалось, это пришла Рослин, а так как Энтони был в тот момент дома, он, естественно, пришел с ней вместе. Зная характер Энтони, Эми была уверена, что совершенно бессмысленно просить его пойти навстречу желаниям Джорджины. Все-таки для очистки совести она прошептала:
— Братья тети Джордж приехали, но она просит вас не говорить пока вслух о том, что роды уже начались.
Услышав эту просьбу, Рослин коротко кивнула, а Энтони только ухмыльнулся, и было ясно, что Энтони Мэлори не будет молчать ни за что на свете, если у него есть что сказать, чтобы ошеломить присутствующих, а затем потирать в сторонке руки, наслаждаясь произведенным фурором. Эми со вздохом провела их в гостиную, ведь не могла же она выгнать из дома собственного дядю! Она и так соблюла все предосторожности. Вернувшись в комнату, она знаком предупредила Джорджину, что с Энтони невозможно договориться. Но за время, проведенное ею в Лондоне, Джорджина успела изучить повадки Мэлори, поэтому она совсем не удивилась, что первыми словами Энтони были:
— Итак, дорогая, ты хочешь завести новую моду? Рожать детей в гостиной в присутствии всей семьи?
Джорджина бросила испепеляющий взгляд на своего невозможного деверя и проговорила сквозь зубы:
— Негодяй, я совершенно не собираюсь так поступать. — Она попробовала было что-то объяснить, свести все к неудачной шутке, но Томас первый все понял, ему хватило этого замечания, и он сказал Джорджинс с мягким укором:
— Почему ты нам ничего не сказала, Джорджи?
— Что тут происходит? — спросил Уоррен, ни к кому не обращаясь.
— Ничего, — продолжала настаивать Джорджина. Но ее брат Томас еще несноснее Энтони, поэтому он совершенно спокойно и громогласно заявил:
— Она рожает, и рожает прямо сейчас. Почему ты все-таки не в постели? — обратился Томас к сестре.
— Боже всемогущий! Первые разумные слова, которые я слышу от Андерсонов, — выдохнул Джеймс.
Тут Андерсоны вскочили все разом, заговорили, стали упрекать Джорджину, а Энтони наслаждался наступившей суматохой.
Джорджина, в свою очередь, воскликнула:
— Пусть все оставят меня в покое. Я прекрасно знаю, что и когда мне следует делать. Уоррен, поставь меня на место сейчас же!
Но Уоррен, который поднял сестру с софы, уже нес ее к двери. Он и не думал принимать в расчет ее прихоти. Он даже не отвечал ей, и Джорджина поняла, что никакие ее просьбы не помогут.
Джеймс немедленно отправился за ними, а Эми, зная, как он относится именно к этому Андерсону, предположила, что они начнут выяснение отношений прямо на лестнице, поэтому вскочила с кресла, на котором сидела, и решила перехватить дядю.
— Какая, в сущности, разница, как она попадет в спальню… если она туда попадет? — тихо произнесла Эми.
Джеймс, едва взглянув на нее, процедил сквозь зубы:
— Я не собирался останавливать его, милочка, просто это тот единственный брат, на которого я не могу положиться. Он способен снять ремень и наказать ее за своеволие.
Эми замолчала. Ей было неприятно это слышать. Господи, зачем он только это сказал? Неужели это может быть правдой? Пожалуй, его слова объясняются скорее ненавистью к Уоррену. Почему, ну почему она выбрала именно этого брата! Какая глупость! Вот Дрю, например, сразу заметил, что она уже совершенно взрослая, да к тому же очень хорошенькая. Уж она как-нибудь разобралась бы с его девушками в каждом порту. Но Уоррен! Ведь он женщин ни во что не ставит!
Джеймс помедлил на верхней площадке лестницы, в дверях собственной спальни, которую Уоррен, кстати, безошибочно нашел без всякой помощи сестры. Хозяин дома почти с сожалением наблюдал, с какой любовью и нежностью Уоррен хлопочет над Джорджиной, поправляя ей подушки и простыни. Ему было бы проще разделаться с этим негодяем, как он того заслуживает, если бы не любовь к сестре. Он услышал, как Уоррен мягко говорит ей:
