Гвинет протянула руку матросу и посмотрела выжидательно.
Тот, чуть помешкав, пожал плечами и взял ее затянутую перчатку руку. Еще через несколько мгновений она стояла на маленькой площадке у основания трапа. Одна.
Морнингхолл никого не прислал, чтобы ее встретить. Придерживая одной рукой голубую бархатную шляпку, Гвинет поднялась по мокрым ступенькам и услышала, как замерли все голоса на корабле.
Глава 2
На палубе Гвинет встретил молодой гардемарин.
— Я корабельный гардемарин Фойл, — представился он и пожал ее руку в перчатке, раздуваясь от важности. — Добро пожаловать на «Суррей».
— Да, действительно…
Весьма нелюбезный тон гостьи нисколько не обескуражил Фойла. Очевидно, его не смущало и зловоние, распространявшееся снизу. Прижав к носу платочек, Гвинет проигнорировала предложенную ей руку и, подобрав юбки, последовала за гардемарином. Она чувствовала на себе любопытные взгляды матросов, слышала приглушенные реплики, смешки; видела, как матросы подталкивают друг друга локтями. Кто-то негромко прыснул.
Гвинет продолжала молча идти, хотя глаза ее прищурились и на щеках выступили красные пятна.
— Не обращайте внимания на это, — сказал Фойл. — Боюсь, что море — это не то место, где обучают хорошим манерам.
— Это ваш благородный капитан уже доказал, — ядовито заметила Гвинет, кипевшая негодованием при виде кошмара, который открылся ее глазам. Подумать только не нормальные люди вынуждены жить в этом плавучем аду! И ведь их единственное преступление состоит в том, что они воевали на стороне противника. — Впрочем, это не имеет значения. Все, что я здесь вижу, отвратительно, и после окончания моего визита лорд Морнингхолл проклянет тот день, когда встретился со мной.
Гардемарин лишь скептически поднял бровь, однако Гвинет успела заметить на его лице усмешку. Ну конечно, ему легко быть таким беспечным, ибо его не принуждали жить в том аду, в каком живут несчастные внизу! Гвинет знала по своему опыту, что люди в положении Фойла не питают жалости к другим и, более того, находят удовольствие в том, чтобы поиздеваться над слабыми, обездоленными и беспомощными. Фойл, видимо, был из той породы. Она могла судить об этом по его порочному рту, покачивающейся походке. И к тому же она видела его скептическую ухмылку, словно она, Гвинет, сказала нечто очень забавное. Может, он думает, что Морнингхолл вынудит ее бежать, поджав хвост? Этого они оба не дождутся. Гвинет собралась было уже открыть рот, чтобы все это высказать, когда Фойл схватил ее за локоть, чтобы отвести в сторону от группы чумазых заключенных, с отсутствующим взглядом выходящих из черного люка.
Это зрелище подействовало на Гвинет так, что она остановилась как вкопанная.
В оборванной, некогда желтого цвета одежде, зажмурившись от внезапного света, они остановились, прикрывая глаза и издавая стоны. На ногах у них были цепи, которые громко лязгали, пока пленники передвигались по палубе. Заросшие бородами лица искажала общая гримаса страдания, спины были сгорблены, у многих имелись ярко выраженые признаки цинги.
— Боже милосердный! — ахнула Гвинет. Лицо у нее побледнело, губы задрожали.
— Пойдемте, мадам, вам не следует смотреть на этих людей, — сказал гардемарин.
— На них цепи, — бормотала она. — Зачем это?
— Один из заключенных совершил прошлой ночью побег и утонул в трясине, болван этакий. Этих снимают с корабля, чтобы похоронить бедолагу. Поэтому и цепи. Пойдемте дальше.
Несмотря на подступающий к горлу ком, Гвинет воспротивилась попыткам гардемарина оградить ее от тяжелого зрелища. Она остановилась, чтобы, преодолевая ужас, посмотреть на проходящих мимо несчастных. Один молодой человек тоже остановился и протянул к ней худющую, как у скелета, руку; словно хотел убедиться, что перед ним не видение, но конвоир рявкнул на пленного и стукнул его мушкетом сзади по ногам. Заключенный упал, ударившись подбородком о закопченную палубу. Молча, собрав остатки гордости, он вскочил. На желтой его рубашке стоял штамп «Т.У.». Рубашка спереди разорвалась, и проглянула свежая ссадина. Гвинет оцепенела и, приложив кулак ко рту, попыталась остановить подступавшие к горлу слезы. Мужчина больше не смотрел на нее, очевидно испытывая чувство стыда. Понурившись, он, хромая, последовал за своими товарищами по несчастью. Гвинет судорожно сглотнула, делая усилие над собой, чтобы не показать Фойлу, до какой степени ее потрясло увиденное. Ей понадобятся весь ее ум и эта злость, если она хочет что-то изменить в жизни пленников.
— Прошу прощения, миледи, но если брать плавучие тюрьмы, то это одна из лучших…
— Из лучших?! — иронично переспросила Гвинет. Вкрадчивый голос гардемарина словно вывел ее из шока. — Я не вижу ничего хорошего в этой жестокости и думаю, что к тому времени, когда я закончу свое путешествие по этой преисподней, у меня соберется достаточно материала, чтобы заклеймить вас всех позором! Даже свиньи живут в более сносных условиях!
Порыв ветра принес новую порцию отвратительных запахов. Из пучка белокурых волос Гвинет выбился локон. Она снова затолкнула его под шляпку, пытаясь справиться с разгулявшимися нервами. Резким кивком головы, она показала юноше, чтобы он продолжил путь.
Они шли мимо люка — входа в зловонное чрево корабля. Гвинет остановилась и, поколебавшись, отняла платок от лица. В нос ей ударили тлетворные запахи болезней, экскрементов и смерти.
— Вы ощущаете запах уксуса, — с важностью пояснил Фойл, увидев, что Гвинет наморщила нос. — Капитан приказывает окуривать корабль каждую ночь.
— Я так понимаю, что он одержим чистоплотностью? — саркастически заметила Гвинет.
— Он делает все, что от него зависит, миледи. И еще мы ставим паруса таким образом, чтобы бриз продувал трюм. Сожалею, если уксус вам неприятен. Не наша вина, что…
— Я возражаю вовсе не против запаха уксуса, — перебила гардемарина Гвинет. — Где содержатся пленные?
— В нижнем трюме.
— Проводите меня туда, пожалуйста.
— Я не могу этого сделать, миледи. Туда никому не разрешается входить. И вообще, боюсь, это неподходящее место для благородной женщины. — Он довел Гвинет до большой двери, окрашенной в красный цвет, и остановился. — Вот мы и пришли. Уверен, что его светлость будет… рад вас видеть.
Фойл постучал в дверь. Лицо у него вдруг приобрело испуганное выражение; после некоторого колебания он приоткрыл дверь.
Готовая к бою Гвинет вошла в каюту. И остановилась от неожиданности.
Перед окном стоял вращающийся стул с высокой спинкой, зачехленной красным бархатом. А за спинкой стула Гвинет увидела корону черных волос.
