В развевающемся плаще, погруженный в свои мысли Имам торопливо шел по улице Новой Мекки — одного из самых престижных районов столицы. Застроенный современными зданиями и самый развитый с технической точки зрения, внешне он ничем от других не отличался. В глубокой задумчивости Имам даже не обратил внимания на то, что огромные маяки, едва ли не символ Гелиона-Один, оживают, загораются, сменяя заходящее солнце.
Свернув за угол, он наткнулся на информационный киоск. Его цилиндр чешуйками покрывало множество экранов, на каждом из которых транслировался один из каналов новостей. Вокруг толпился народ, с интересом обсуждавший увиденное.
— Такой высокий, что достает до облаков, — громко рассказывал кто-то из зрителей. — И вокруг этого колосса буквально ничего нет. Ничего не осталось. Они говорят, что это их визитная карточка.
Его сосед засомневался.
— Разве такое возможно? Добиться такого, причем так быстро и так решительно? И никто даже не заметил их приближения?
Тревога сограждан была Имаму вполне понятна. В качестве депутата он обязан был развеять их сомнения. Но как? Ему нужны были факты, пусть даже горькие, нужна была правда. Когда же правда появилась на экранах, в толпе воцарилось мрачное молчание. Она была не просто горькой. Она была ужасной. Несмотря на все то, что Имам говорил сегодня, а до этого твердил уже несколько дней, он не мог не признаться самому себе, что напуган. Причиной его страха была вовсе не угроза скорого уничтожения, а полная неизвестность того, что им всем предстоит.
Он уже собирался идти дальше, как вдруг его внимание привлек один из экранов. Какой-то канал показывал незаконную посадку небольшого корабля на Гелионе-Один. Сторожевой корабль, пытавшийся насильно посадить нарушителя, потерпел крушение. На помощь были посланы вспомогательные корабли, но тем временем нарушитель скрылся. Поскольку, несмотря на самые активные поиски, никаких следов нарушителя на поверхности земли обнаружено не было, по версии телеканала, корабль был серьезно поврежден и рухнул в море. Никакие сведения о пилоте не приводились. Власти пытались выяснить, что это за корабль и кто именно собирался проникнуть на планету. Перед столкновением пилот перехватчика успел заснять нарушителя, сейчас эти снимки внимательно изучаются.
Имам протиснулся к экрану и вгляделся в лицо пилота неопознанного корабля. Окружающие его люди, возбужденные и встревоженные происходящим, переговаривались друг с другом.
— Что, если это они? — предчувствуя неладное, заметил один из них. — А вдруг они уже здесь?
В принципе, Имам мог пользоваться личным или общественным транспортом, но при любом удобном случае предпочитал пройтись пешком. Прогулки позволяли ему поразмышлять, что в окружении крикливых политиков и самонадеянных священнослужителей зачастую было просто невозможно. Кроме того, он получал возможность послушать, о чем говорят на улице, а то и поучаствовать в разговоре. К его удивлению, многие люди не имели ни малейшего представления, как выглядят избранные ими депутаты, и поэтому охотно делились своими мнениями с симпатичным и внимательным незнакомцем по поводу буквально всего: от цен на электроэнергию до степени падения общественных нравов.
Продвигаясь по узким переулкам, Имам время от времени останавливался перекинуться парой слов со знакомыми, поэтому дорога домой заняла у него больше времени, чем он рассчитывал. На улицах Гелиона-Один было сравнительно безопасно, хотя никакое общество не может быть совершенным. Последние слухи усиливали и без того царящую в городе напряженность, поэтому уважаемому депутату лучше было бы добраться домой до наступления темноты.
Когда он подошел к дому, наружная его стена засветилась мягким белым светом. Реакция автоматики и сам свет успокоили Имама. Там, куда не проникали лучи гелионского солнца, его могли подстерегать неизвестные опасности, здесь же, под защитой родных стен, ему ничто не угрожало.
Определив приближение хозяина, дверь автоматически распахнулась. Войдя в дом. Имам уже совсем было расслабился, как вдруг услышал какой-то посторонний звук и понял, что в доме не все в порядке. Но обеспокоил его не столько звук металлического лезвия, скребущего по искусственному камню, сколько голос обращавшегося к нему человека, который он узнал.
— Хуже места я найти не мог. Хуже места, где я мог бы выжить самостоятельно, без помощи специальной аппаратуры. Понимаешь, хотелось быть свободным и чтобы обо мне навсегда забыли.
Имам повернулся на голос. Он знал, что если бы говорящий захотел увидеть его мертвым, он уже давно валялся бы на полу бездыханным, пищей для могильных червей. А возможно, в страхе подумал он, нежданный гость просто тянет время.
В продаже полным-полно было всевозможных спреев для уничтожения волос и самых разнообразных приспособлений для бритья. Несмотря на это, и то ли следуя какой-то традиции, то ли просто по привычке, склонившийся над небольшим фонтанчиком в холле здоровяк брил голову в старомодной манере — острым ножом. Говоря, он не прерывал свое занятие, как будто Имама здесь и не было. Депутат знал наверняка только одно: если он попытается бежать до того, как его незваный гость закончил то, ради чего он пришел, он вряд ли успеет добежать до двери.
— Где? — услышал он собственный голос.
— На какой-то ледышке, — пробормотал Риддик, не отрываясь от своего занятия. Лезвие ножа скользило по все более оголяющемуся черепу. Длинные черные пряди одна за другой падали в небольшую чашу фонтана. — Ни названия, ни настоящего солнца. Одни координаты. Да и к чему название дыре, куда никто в здравом уме никогда бы не отправился. Я ее выбрал для того, чтобы не светиться понапрасну. Да и вообще… там довольно забавно… Сверкают снег и лед, все довольно симпатично. Надеялся отсидеться в тени. — Выпрямившись, он посмотрелся в зеркало, как будто мог что-то разглядеть в полумраке холла. Имам знал, что мог.
Риддик обернулся к по-прежнему молчащему хозяину дома.
— Но какие-то нехорошие люди решили мне помешать. Не позволили побыть наедине с собой. Что и неудивительно. От посторонних у меня одни неприятности.
Их взгляды встретились. Имам молчал. Его гость не требовал пока никаких объяснений, а сам он никоим образом не хотел его как-то встревожить. Он по опыту знал, что это смертельно опасно. Имам машинально бросил взгляд на второй этаж и тут же об этом пожалел — его гость сразу все понял.
— Она в ванной комнате.
Сжимая в руке нож, Риддик медленно двинулся к Имаму.
— Я только одному человеку сказал, куда могу отправиться. Когда я бежал с этой планеты, я доверился всего-навсего одному человеку. После того, что мы вместе с ним испытали, я мог рассчитывать на его молчание. Неужели я совершил ошибку?
Имам нервно сглотнул и попытался взять себя в руки. Ему не хотелось заикаться, отвечая на вопрос. Вообще-то он не терялся практически ни в каких ситуациях и только в присутствии Риддика не знал, что можно от него ожидать. Нужно сохранять спокойствие.
— На твой вопрос трудно ответить.
Последнее слово не успело сорваться с его губ, как острие ножа уже плотно прижалось к его горлу. Он даже не заметил, как это произошло. В один момент гость крепко стиснул нож, а в следующий — прижал его к горлу депутата.
— Неужели я… — с обманчивой мягкостью переспросил Риддик, — совершил ошибку?
Несмотря на решение сохранять спокойствие, голос Имама задрожал.
— Даю тебе слово, Риддик. Как депутат парламента Гелиона-Один…
Здоровяк издал звук, который сторонние слушатели, находись они в холле, восприняли бы как выражение недоверия.
— …и как твой друг, я рассчитывал, что у нас появился шанс вести борьбу дальше. Если бы не события последних месяцев, подобных которым еще не знала история — не только история Гелиона-Один, но и всего этого сектора галактики, все могло бы…
Он запнулся, ощутив в холле присутствие кого-то третьего. Риддик тоже заметил, что их диалог нарушен. Взгляды обоих устремились на лестницу, откуда на них с удивлением смотрела изящная ясноглазая девчушка. Риддик взглянул на нее, но его нож не сместился ни на миллиметр.
Девочка отреагировала мгновенно.
— Риддик? — прошептала она, пораженная увиденным. Она явно не испугалась: глаза ее расширились скорее от удивления, чем от страха.
Эмоции возникшей за ее спиной и все еще мокрой после душа женщины были не столь очевидны.
— Риддик! — воскликнула она вслед за девочкой. В голосе ее не было ни невинности, ни безразличия. На голове женщины красовалась купальная шапочка, призванная сохранить прическу. Риддик решил, что ей лет тридцать с небольшим, а девочке — лет пять-шесть.
До этого он не встречался ни с той, ни с другой, но поскольку даже в полутьме холла они опознали незваного гостя, значит, они хорошо его знали. Знали в лицо, а значит, им была известна и его репутация. Девочку она, похоже, ничуть не смущала. Зато во взгляде женщины…
