Рейтинговые книги
Читем онлайн Достоевский Ф.М.: 100 и 1 цитата - Александр Галкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8

Коллективному творчеству Тургенева, Панаева и Некрасова в конце 1846 г. принадлежит «Послание Белинского к Достоевскому»:

Витязь горестной фигуры,

Достоевский, милый пыщ,

На носу литературы

Рдеешь ты, как новый прыщ…

По свидетельству А. Я. Панаевой, у Некрасова с Достоевским произошло бурное объяснение по поводу этого «Послания»: «… когда Достоевский выбежал из кабинета в переднюю, то был бледен как полотно и никак не мог попасть в рукав пальто, которое ему подавал лакей; Достоевский вырвал пальто из его рук и выскочил на лестницу. Войдя к Некрасову, я нашла его в таком же разгоряченном состоянии. “Достоевский просто сошел с ума! — сказал Некрасов мне дрожащим от волнения голосом. — Явился ко мне с угрозами, чтобы я не смел печатать мой разбор его сочинения в следующем номере. И кто это ему наврал, будто бы я всюду читаю сочиненный мною на него пасквиль в стихах! До бешенства дошел”»********.

Пасквиль, поначалу ходивший в списках, был опубликован И. И. Панаевым в журнале «Современник» в 1855 г., когда Достоевский отбывал солдатчину в Семипалатинске. Панаев не пожалел недавнего каторжника, набросав словесную карикатуру на образ Достоевского из давнего прошлого: «С этих пор наш маленький гений сделался невыносим: он ни за что не хотел ходить сам по земле или по тротуару, а непременно требовал, чтобы мы его носили на руках и поднимали как можно выше, чтобы все его видели; он беспрестанно злился на нас и кричал: “Выше! Выше!”»******** Литературные враги Достоевского осмеивали и невзрачную внешность писателя, и его наивное честолюбие, и даже обморок, случившийся с ним в салоне графа М. Ю. Виельгорского, когда к нему подвели желавшую познакомиться с модным литератором красавицу Сенявину:

Хоть ты юный литератор,

Но в восторг уж всех поверг:

Тебя знает император,

Уважает Лейхтенберг,

За тобой султан турецкий

Скоро вышлет визирей <…>

Но когда на раут светский,

Перед сонмище князей,

Ставши мифом и вопросом,

Пал чухонскою звездой

И моргнул курносым носом

Перед русой красотой,

Как трагически недвижно

Ты смотрел на сей предмет

И чуть-чуть скоропостижно

Не погиб во цвете лет.

«Этот человек [Белинский] ругал мне Христа по-матерну…»

«Этот человек ругал мне Христа по-матерну, а между тем никогда он не был способен сам себя и всех двигателей всего мира сопоставить со Христом для сравнения. Он не мог заметить того, сколько в нем и в них мелкого самолюбия, злобы, нетерпения, раздражительности, подлости, а главное, самолюбия. Ругая Христа, он не сказал себе никогда: что же мы поставим вместо Него, неужели себя, тогда как мы так гадки. Нет, он никогда не задумался над тем, что он сам гадок. Он был доволен собой в высшей степени, и это была уже личная, смрадная, позорная тупость. Вы говорите, он был талантлив. Совсем нет, и Боже — как наврал о нем в своей поэтической статье Григорьев********. Я помню мое юношеское удивление, когда я прислушивался к некоторым чисто художественным его суждениям (н<а>прим<ер>, о “Мертв<ых> душах”). Он до безобразия поверхностно и с пренебрежением относился к типам Гоголя и только рад был до восторга, что Гоголь обличил. Здесь, в эти 4 года, я перечитал его критики: он обругал Пушкина, когда тот бросил свою фальшивую ноту и явился с “Повестями Белкина” и с “Арапом”. Он с удивлением провозгласил ничтожество “Повестей Белкина”. Он в повести Гоголя “Коляска” не находил художественного цельного создания и повести, а только шуточный рассказ. Он отрекся от окончания “Евгения Онегина”. Он первый выпустил мысль о камер-юнкерстве Пушкина. Он сказал, что Тургенев не будет художником, а между тем это сказано по прочтении чрезвычайно значительного рассказа Тургенева “Три портрета”. Я бы мог Вам набрать таких примеров сколько угодно для доказательства неправды его критического чутья и “восприимчивого трепета”, о котором врал Григорьев (потому что сам был поэт). О Белинском и о многих явлениях нашей жизни судим мы до сих пор еще сквозь множество чрезвычайных предрассудков»

[письмо Ф. М. Достоевского к Н. Н. Страхову 18 (30) мая 1871 г. из Дрездена (29 (I), 215–216)].

«В последний год его жизни я уже не ходил к нему. Он меня невзлюбил; но я страстно принял тогда все его учение»

[ «Дневник писателя» 1873 г., глава «Старые люди» (21, 12)].

Ф. М. Достоевский рассказывает в «Дневнике писателя» за 1873 г., как Белинский «бросился обращать» его в свою веру: «Я застал его страстным социалистом, и он прямо начал со мной с атеизма. <…> В новые нравственные основы социализма (который, однако, не указал до сих пор ни единой, кроме гнусных извращений природы и здравого смысла) он верил до безумия и безо всякой рефлексии; тут был один лишь восторг. Но, как социалисту, ему прежде всего следовало низложить христианство; он знал, что революция непременно должна начинать с атеизма. Ему надо было низложить ту религию, из которой вышли нравственные основания отрицаемого им общества. <…> Тут оставалась, однако, сияющая личность самого Христа, с которою всего труднее было бороться. Учение Христово он, как социалист, необходимо должен был разрушать, называть его ложным и невежественным человеколюбием, осужденным современною наукой и экономическими началами; но все-таки оставался пресветлый лик Богочеловека, его нравственная недостижимость, его чудесная и чудотворная красота. Но в беспрерывном, неугасимом восторге своем Белинский не остановился даже и перед этим неодолимым препятствием, как остановился Ренан, провозгласивший в своей полной безверия книге “Vie de Jésus” [ «Жизнь Иисуса»], что Христос все-таки есть идеал красоты человеческой, тип недостижимый, которому нельзя уже более повториться даже и в будущем.

— Да знаете ли вы, — взвизгивал он раз вечером (он иногда как-то взвизгивал, если очень горячился), обращаясь ко мне, — знаете ли вы, что нельзя насчитывать грехи человеку и обременять его долгами и подставными ланитами, когда общество так подло устроено, что человеку невозможно не делать злодейств, когда он экономически приведен к злодейству, и что нелепо и жестоко требовать с человека того, чего уже по законам природы не может он выполнить, если б даже хотел…

В этот вечер мы были не одни, присутствовал один из друзей Белинского, которого он весьма уважал и во многом слушался; был тоже один молоденький, начинающий литератор, заслуживший потом известность в литературе.

— Мне даже умилительно смотреть на него, — прервал вдруг свои яростные восклицания Белинский, обращаясь к своему другу и указывая на меня, — каждый-то раз, когда я вот так помяну Христа, у него все лицо изменяется, точно заплакать хочет… Да поверьте же, наивный вы человек, — набросился он опять на меня, — поверьте же, что ваш Христос, если бы родился в наше время, был бы самым незаметным и обыкновенным человеком; так и стушевался бы при нынешней науке и при нынешних двигателях человечества.

— Ну не-е-т! — подхватил друг Белинского. (Я помню, мы сидели, а он расхаживал взад и вперед по комнате). — Ну нет; если бы теперь появился Христос, он бы примкнул к движению и стал во главе его…

— Ну да, ну да, — вдруг и с удивительною поспешностью согласился Белинский. — Он бы именно примкнул к социалистам и пошел за ними»

[ «Дневник писателя» 1873 г., глава «Старые люди» (21, 10–11)].

Глава 5

Кружок Петрашевского, Алексеевский равелин Петропавловской крепости и Омский острог

«…У меня с этого времени есть свой Мефистофель».

Ф. М. Достоевский стал посещать «пятницы» М. В. Петрашевского. Петрашевский рассчитывал использовать писательский талант Достоевского для пропаганды фурьеристских идей. П. П. Семенов-Тян-Шанский утверждал, что в силу своей страстности и горячности «Достоевский был способен выйти на площадь с красным знаменем»********. Из кружка Петрашевского выделилось несколько человек, настроенных радикальнее других. Они сгруппировались вокруг Н. А. Спешнева, в этот кружок вошел также и Достоевский. Доктор С. Д. Яновский вспоминал, как Достоевского мучило, что он занял у Спешнева около пятисот рублей серебром и теперь вынужден покориться его воле: «Отдать же этой суммы я никогда не буду в состоянии, да он и не возьмет деньгами назад, такой уж он человек». Достоевский обреченно повторял: «Понимаете ли вы, что у меня с этого времени есть свой Мефистофель»********. В январе 1849 г. Достоевский предлагает поэту Ап. Майкову примкнуть к их тайному кружку, члены которого задумали государственный переворот и даже приобрели типографский станок, чтобы печатать неподцензурную пропагандистскую литературу. Чиновник по особым поручениям при Министерстве внутренних дел И. П. Липранди, бывший приятель А. С. Пушкина, внедряет в кружок Петрашевского тайного агента П. Антонелли, который с января 1849 г. составляет агентурные донесения о членах кружка и антиправительственных разговорах по «пятницам». В ночь с 22 на 23 апреля (по старому стилю) 1849 г. были произведены аресты 34 петрашевцев, в том числе Ф. М. и А. М. Достоевских (последнего вскоре выпустили, так как спутали с другим братом — Михаилом). Начались многодневные допросы, которыми руководил глава III Отделения генерал-лейтенант Л. В. Дубельт. Достоевский держался мужественно и никого не выдал.

1 2 3 4 5 6 7 8
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Достоевский Ф.М.: 100 и 1 цитата - Александр Галкин бесплатно.

Оставить комментарий