с ними, не самая большая потеря.
Словно в унисон моим мыслям Иезекииль произнесла:
– Ты получишь оплату, Даниил.
Это заставило меня замереть у самого выхода.
– Но ведь…
– Заказ выполнен, деньги уже поступили на твой счет.
– Даже не буду спрашивать, откуда у искусственного интеллекта столько денег. Впрочем, деньги в этой жизни не главное.
– Здесь. Ты. Абсолютно. Прав, – она нарочно чеканила слова. Хотела, чтобы я остался, чтобы ее директива была исполнена. Искусный манипулятор, что ни говори. – Я все-таки отвечу на вопрос, потому как и этот вариант развития событий был запланирован мной. Заказ реальный, я его не придумала. Наш работодатель заказал «Ремнант» – это технология, позволяющая перенести сознание на цифровой носитель информации.
– Что? Иезекииль, как это понимать? – опешил Горбунов.
– Когда Даниил взломал защиту сервера, я получила доступ к вашей сети и скопировала разработку «Ремнант» в свое хранилище. Потом подменила данные на планшете Даниила записями из приюта. Разве не гениальный ход? Я совместила приятное с полезным – люди так говорят, когда получается нечто продуктивное. «Ремнант» уже передан заказчику, а Даниил оказался здесь, в этой комнате. Все по плану.
– Эта утечка обойдется нам в миллиарды… – обреченно вздохнул гендир.
– Спорное заключение, – спокойно заметила Иезекииль.
– Что ты имеешь в виду?
Горбунов уставился в потолок, словно пытаясь разглядеть там невидимую Иезекииль. А я все это время стоял у двери и не понимал, какого дьявола продолжаю слушать этот разговор.
– Я создала ситуацию, в которой выиграют все, но только при одном условии.
– Каком? – резко обернулся Александр.
– Даниил должен дать верную интерпретацию своего сна.
– Какая же это все хренов… – с возмущением начал было я.
– Постой, Даниил! – перебил Горбунов. – Не торопись говорить нет. Может, хотя бы попробуешь? Пойми, Иезекииль… она не простой ИИ, у нее есть четвертая поправка. И если мир еще существует, а она следует своей директиве, то… вдруг мы, и правда, все от этого выиграем?
– Да ты что, думаешь, я не пробовал? – взорвался я. – Столько лет, куча психотерапевтов! Иезекииль знает этот кошмар до мельчайших подробностей. Мне бы уже давно сказали, что он значит!
– Ты должен сказать это себе сам, – продолжала упорствовать Иезекииль.
– Что сказать, Иза? Мне снится война, блокада Ленинграда, голод и озверевшие от голода люди, которые хотят жрать! Моя мать отрезала от себя кусок плоти и скормила ее моему младшему брату, понимаешь?! Чтобы он просто выжил. А потом… потом еды не стало вообще. В городе кончились кошки, собаки и крысы, даже насекомые, кажется, кончились. И тогда к нам пришли люди. Пришли за едой. Этот сон не то что страшно видеть, его вспоминать омерзительно, сознавая, на что способен человек.
Я уже не стоял около дверей, а широкими шагами мерил комнату, пытаясь взять себя в руки.
– И что ты сделал? – спросила она совсем так, как спрашивала раньше.
– Все то же, Иза, – в изнеможении произнес я. – Я отдал себя, чтобы мать и брат могли жить.
– Почему?
– Да потому что так надо было! Потому что они – моя семья. Потому что отца забрали на войну, – я отвернулся от Горбунова, чтобы тот не видел, как по моим щекам текут слезы.
– Это все важные причины, но не те, – настаивала Иза.
– Потому что я не хотел быть чудовищем, – наконец сказал я.
– Но ты не чудовище, Даниил, – неожиданно проникся Горбунов. – Я вижу, парень, что ты не чудовище.
Меня знобило, несмотря на таблетки, которых я закинул в себя с избытком. Волной пробежавшая по телу дрожь достигла кончиков ушей. Нет, я не хочу быть чудовищем! Не желаю, чтобы это сидело во мне… Меня всего трясло. Но Иезекииль было наплевать на мое самочувствие, она упорно хотела знать ответ, чтобы ее директива была исполнена:
– Это важные причины, Даня, но не те, – повторила она.
Я смотрел сквозь начищенное до полной прозрачности стекло: Москва была великолепна. Столько людей, столько историй. Боже мой! С ними происходят сотни событий и случайностей. И что бы ни стряслось в мире, будь то кражи, кибервзломы или психи, которые сходят с ума посреди кафетерия и вышибают мозги испуганным девчонкам, чья жизнь больше никогда не повторится, даже ядерные взрывы – все это одна великолепная…
На смену отчаянию вдруг пришло чувство неописуемого восторга и понимание того, что на самом деле было для меня важным и чего я так упорно не хотел замечать и боялся, называя себя чудовищем.
– Драма… – прошептал я. – Это великолепная драма! Понимаешь, Иза, сама ситуация была из ряда вон… Неповторимая, редкая и просто бесценная! Когда я увидел в глазах своей матери муки выбора – я или брат, когда понял, что она выбрала отдать его, чтобы я мог жить… Это было… великолепно! Но если бы она поступила так, это бы не стало венцом трагедии. И я решил отдать себя… до последней секунды восхищаясь ситуацией. Понимаешь? Я не спасал жизнь родным – я творил мир и наполнял его смыслом. Разве это не чудовищно?!
Иезекииль молчала. За стеной лаборатории в соседнем помещении нарастал гул. Вспыхнули экраны. Строчки кода непрерывно сменяли друг друга, дрожали и рвались, уступая место новым; производились вычисления.
– Что ты делаешь, Иезекииль? – встревожился Александр Горбунов.
– Отвечаю на ваш вопрос: в данный момент я подключаю резервные мощности для использования установки «Ремнант».
– Но зачем? – я не успел еще договорить, как до меня начало доходить…
– Нет, Иезекииль! Она не готова! Это тестовый образец, пройдет еще не один год до начала ее использования, – попытался остановить ее Горбунов.
Голос Иезекииль был тверд и резок:
– Даниил дал верную интерпретацию. Его развитие закончено, а эмоциональный интеллект достиг необходимого уровня. Цель жизни может быть исполнена.
– Ничего не понимаю, Иезекииль, – затряс головой гендир. – Я вызываю охрану!
– Нет, Александр, – неожиданно для самого себя произнес я.
– Подтверждаю, – согласилась Иезекииль, – вы не сделаете этого, потому что цель именно вашей жизни – сохранить гений разума. Даже это будет исполнено, если Даниил…
– Что, Даниил? Что еще он должен сделать? – в голосе Горбунова звучал явный испуг.
Я отвернулся от окна. Москва меня больше не интересовала. Это прекрасный город и целый прекрасный мир, однако мне в нем слишком тесно. Как все оказалось просто! Я шагнул к столу, где лежали шлем и пистолет.
– Иза, ты подключишь меня? – овальный пластик с миллиардом крохотных датчиков для сканирования мозга плотно охватил мою голову.
– Все готово.
– У него не выйдет, Иезекииль. «Ремнант» сожжет его мозги.
Я вздохнул и рассмеялся. Нет, это, и правда, было забавно.
– Александр, мозги, это, конечно, здорово.
