Стало не до червей, которых здесь всегда было много. Даже вспотел от волнения, предчувствуя невероятное.
Откопал бочонок – крепкий, пузатый, наполненный какой – то жидкостью.
Говорят, жил в здешних местах помещик Жулидов. Зимой на Крещение, в награду за труд, всегда бросал в прорубь бочонки с водкой. Батраки прыгали в ледяную купель и доставали их под общий хохот присутствующих. Рядом жгли яркий костер, согреваясь.
Михалычу хватило водки на целую свадьбу, она была отменного качества из местной пшеницы.
Бочонок до сих пор цел: в нем Михалыч солит огурцы.
А копейку он подарил внуку и теперь тот, показывая раритет другим, озадачивает их: как могла попасть царская копейка в железнодорожные мастерские города, которого еще не было.
Нужен Балда
Такое объявление в нашу газету еще не давал никто. Это была изысканно одетая рыжеволосая женщина, одни ее туфли «перетягивали» мои жигулевские колеса вместе с запаской. Точеная фигура оттопырена и выпячена где надо. Ногти обоюдоострые – наверняка с многих сняла скальп.
– Ищу работника не слишком дорогого, чтобы в огороде копался, ухаживал за ребенком, – сказала.
– Балду подразумеваете? – подначил я.
– Нужен опытный огородник: цветочки там, огурчики. Такие объявления даете?
– Попробуем. Кстати, я не случайно Балду упомянул. Есть у меня на примете такой человек. Безработный, но с определенным местом жительства. Силища в нем: мой «жигуль» на спор за передок поднимает. И сельхозинститут за плечами. Просто невостребованным стал в период агрореформ.
– Не бузотер?
– И мухи не обидит. Мы вместе с Агроном Иванычем в армии служили, – успокоил я женщину.
– Как же его зовут-то правильно? То Балда, то Агроном Иваныч.
– Это наши солдатские прозвища. Виктор он. Виктор Иванович Балдин. Ученый агроном, профессионал. Однажды весной, в свободное от дежурства время поднялись мы с ним на лысую, обросшую ельником сопку, где гулял ветер, и можно было рукой дотянуться до облаков, – начал я пиарить друга. И лишь одичавшее эхо вторило стонам падающих от старости деревьев и передразнивало всех, кто пищал и шумел в чащобах. Первозданный мир, какого черта мы нарушали его, прячась от своих и чужих в подземных шахтах – схронах.
– Поредела тайга, вся в плешинах, – буркнул, осмотревшись Балда, достал из сумки саперную лопатку и, встав на колени, начал копать землю.
– Виктор Иванович, – обратился я к нему вежливо, – ты что, Тунгусский метеорит ищешь? Или сопку выравниваешь?
– Грядки разбиваю, семена у меня есть. Не мы, так ребята попользуются, – объяснил он.
– Наша ракетная точка, – продолжал я рассказывать женщине, – находилась далековато, но Балду не переубедишь. Вот и появился огород. И хотя места там влажные, дожди льют как из ведра, на сопке – в самый раз: стекает вниз излишняя влага. Всегда на столе была у солдат свежая зелень.
Когда она увидела его, растерялась: это был настоящий Балда, двухметроворостый, синеглазый – аж в дрожь бросило.
– Господин Балдин, я принимаю вас на работу по специальности агрономом – цветоводом, пожалуйста, – она схватила его за руку и словно в наручниках повела по каменной дорожке к новому, сияющему черепицей коттеджу.
Приплыл Агроном Иваныч. Сколько вокруг целины и залежи. Пахать и пахать ему. А вспомнив последние слова хозяйки, задумался: не втюрилась ли?
В самый разгар желтой осени, когда наливаются соком яблоки и лопаются от спелости арбузы, я встретил молодую хозяйку и работника Балду в городе. Они шли по многолюдной улице, взявшись за руки, не замечая никого, и лица их светились счастьем.
«Вот это нефига», – еще сильнее изумился я, увидев на приусадебном участке незнакомки другого садовника.
Баба Яга
В этот автобус по утрам вмещалось вдвое больше пассажиров. Резиновый вероятно. И каждый раз на остановке я встречал ее – эту старуху, похожую на Бабу Ягу.
Болезнь переломила ее пополам, передвигалась она с двумя костылями иноходью. Смотрела исподлобья пронзительно и зло, шевеля губами, словно ворожила. Еще нашлет килу какую! Не приведи Господь!
Одна высоченная в кожаной мини – юбке не выдержала:
– Что ты по ногам ползаешь, бабка! Ездила бы попозже, или сидела дома.
Случилось страшное. Позавидовал бы сапожник. Отборный мат, украшенный образными выражениями в адрес девы, озадачил даже водителя, который по молодости лет работал лесорубом в тайге. На всякий случай он остановил автобус и открыл дверь.
Выпучили глаза все. Кивал головой только пьяный сторож, ничего в жизни не понимающий, кроме мата.
Выскочила, не выдержав, из автобуса дева. Все шутили над ней: видимо, коротковата была у нее не только юбка, но и язык.
Потом не видно стало Бабы Яги. Я спросил кондукторшу об этом.
– Помогла монетизация льгот, – сказала она, – раньше бабка ездила бесплатно, а теперь наличными надо платить.
Немало интересного я узнал о Бабе Яге. Любила она бродить лунными ночами по кладбищу и однажды чуть не насмерть напугала приютившуюся там парочку.
Было около двенадцати, и юноша поведал девушке байку о встающей в полночь из гроба ведьме, старой, с клюкой. И тут как тут – она: согнутая в три погибели, с всклокоченными волосами стучит костылями по каменной тропинке.
– Вон отсюда, нехристи, – зашипела по-змеиному.
Влюбленные онемели от страха. Но бабка восприняла это как злостное неподчинение ее воле. И покрыла «голубков» таким многоэтажным, вернее, небоскребным матом, что покойники в могилах многократно перевернулись!
Однажды к Бабе Яге сантехники зашли по нужде – сменить отопительные батареи. После хорошей опохмелки заявились, боялись сглаза. Ну, и какие они были работники? Так ведьма со злости и их, и батареи в окно повыбрасывала. В тот день, впервые за две пятилетки, сантехники домой трезвыми вернулись, на радость своим и чужим женам.
Был у Бабы Яги огородик: на несколько грядок – лучок там, помидоры, огурчики. Поливала она их прямо из окна тонким шлангом. Инспекторы водоканала обходили это место стороной, как лепрозорий или венерологический диспансер. Даже вороны облетали ее огородик на расстоянии двух верст.
Как-то раз Баба Яга собирала урожай с грядок. И на солнце прикимарила. Во весь рост. А кофта на ней и юбка были хотя и старыми, но малотертыми.
На этом и попались пришлые бомжи.
– Пугало – то как разрядили! Бесятся от жира! – сказал беззубый напарнику. – Давай сопрем. Литр самогонки бабка Дашка даст взамен.
Кофту сняли сразу, а вот юбку…
Пугало оказалось с глазами и как заорет:
– Караул! Насилуют!..
А потом Баба Яга выдала такие матюги! Книга рекордов Гиннеса отдыхает!
Один из бомжей помер сразу, второй ринулся через ограду в переулок, порвав в четырех местах последние штаны.
Странный посетитель
В кладбищенскую контору входит согнутая коромыслом старуха, лицо обросло мохом, опирается на черенок метлы.
– Мне бы склеп вместо могилы. Одинокая я. Поставьте двери дубовые и повесьте замки пудовые, чтобы никакая нечисть не беспокоила.
– Ты имеешь в виду чиновников?
– Чур, меня, чур, я христианка. Я говорю о своих друзьях – ведьме, лешем, кикиморе, водяном. Кощей совсем зачах, когда открыл собственное дело. Теперь – ни серебра, ни злата. Когда захотел стать предпринимателем, заставили его ЕГЭ сдать, так он за мной пришел. А что с него возьмешь – в лесу школ нет.
– Так ты баба Яга?
– Не Ксения же Собчак, она такая будет лет через сто.
– Почему к нам и пешком?
– Ушли сказочные времена. Вокруг одни Кощеи. Вместо тачки – треснувшая ступа, прутьев не найдешь: иноземцы деревья спилили. Даже моя избушка не успела от них сбежать. Теперь не поворачивается без ног. Где жить? Кредит не дают – нечем расплачиваться.
– Понятно, у нас пол-кладбища таких, и наглядно видно, кто сидел в курятнике на нашесте, а кто на полу. Из некоторых могил не кресты, а гнилые деревяшки торчат. Многих хоронили необмытыми.
– Вы мне хоть гроб сделайте по фигуре.
– Квадратный?
– Я не знаю научные названия, чтобы влезла и лежала в нем до лучших времен.
– Без заморозки?
– А как я буду вставать, если ко мне придут?
– Какой выход хороший нашла, баба Яга: в будни спишь, в праздники веселишься.
– Эх, гробовщик, гробовщик. Запомни истину: если пляшут, не всегда радуются, особенно подхалимы. Еще никто из них не пролил слезу на могиле своего начальника. От тоски я пришла к вам. Повсюду, даже в наших местах, летает дух злобы. Леший старается завести человека в дебри, кикимора – в болото, водяной – утопить. Да и я, грешная, немало хлопцев покидала в печку.
– Ты не знаешь, кто у нас лежит? Вот поставим тебе склеп рядом с могилой Удава, загубившего сотни душ. Старух он просто выбрасывал в окно. А Иван Узенский пустил по миру сотни людей. Все у нас лежат. Хочешь к нему в компанию? Или к Машке Оглобле? И мертвая она навевает на людей страх. Возле ее могилы не хоронят и не ходят. Заметила, даже ветер обегает ее. Ты хоть жарила людей, а она их живьем ела.
