Нет-нет, — сказала ее милость, — я не потерплю, чтобы вы поторопились с вашим чаепитием. Я же знаю, что вы предпочитаете более поздний час. Моя более ранняя привычка не должна причинять неудобства моим соседям. Нет-нет, мисс Клара и я вернемся к нашему собственному чаю. Других намерений у нас не было. Мы просто хотели увидеть вас и убедиться, что вы действительно вернулись, но нас ждет наш собственный чай.
Однако направилась она к Трафальгар-Хаусу и преспокойно воцарилась в гостиной, будто не слыша ни слова из распоряжений, которые миссис Паркер отдавала горничной, когда они вошли, сервировать чай немедленно. Потеря прогулки больше Шарлотту не огорчала, ведь она оказалась в обществе тех, кого после утреннего разговора ей очень хотелось увидеть. Она внимательно их рассматривала. Леди Денхем была среднего роста, дородна, с прямой осанкой. Уверенные движения, сверлящие глаза и самодовольный вид. Однако внешность отнюдь не неприятная, и, хотя манеры ее были резковатыми, как утех, кто гордится своей прямолинейностью, в ней чувствовались и добродушие, и сердечность. Учтивая готовность познакомиться с самой Шарлоттой и удовольствие от встречи со старыми друзьями, приведшей ее, по-видимому, в отличное расположение духа. Что до мисс Бреретон, ее внешность настолько отвечала дифирамбам мистера Паркера, что Шарлотте показалось, будто она еще никогда не видела более очаровательной или более интересной молодой женщины.
В меру высокая, с правильными красивыми чертами и чудесным нежным цветом лица, с кроткими голубыми глазами, обаятельно скромная и все же наделенная от природы изяществом манер — Шарлотта увидела в ней совершеннейшее воплощение самой красивой и обворожительной героини из всех, каких только можно было найти в многочисленных романах, какие они оставили стоять на полках миссис Уитби. Вероятно, причиной отчасти было то, что она вышла из библиотеки, но она не могла отделить образ совершеннейшей книжной героини от Клары Бреретон. Ее положение при леди Денхем только усиливало это впечатление. Она словно бы оказалась при ней, чтобы стать жертвой дурного обращения. Подобная бедность и зависимость в сочетании с подобной красотой и достоинствами словно бы не оставляли иного выбора.
Чувства эти не были плодом какой-либо романтичности. Напротив, Шарлотта была очень трезвомыслящей барышней: достаточно начитанной, чтобы мысленно забавляться, ничуть не попадая под какое-либо глупое влияние романов. И хотя первые пять минут она развлекалась, воображая тиранства, выпавшие на долю интересной Клары, и жестокости, которым предавалась леди Денхем, из дальнейших наблюдений она без тени разочарования вывела, что отношения между ними, видимо, не оставляют желать ничего лучшего. В поведении леди Денхем она не заметила ничего хуже некоторой старомодной формальности (она называла ее только «мисс Клара»), а в степени знаков почтительности и внимания, какие оказывала ей Клара, вообще ничего предосудительного. Выглядело это добрым покровительством одной и благодарным уважением и искренней привязанностью другой.
Беседа сосредотачивалась исключительно на Сэндитоне, нынешнем числе приезжих и шансах на хороший сезон. Было очевидно, что леди Денхем испытывает больше тревоги, больше боится убытков, чем ее партнер. Она хотела, чтобы курорт заполнялся быстрее, и испытывала больше мучительных опасений, что не все жилища будут арендованы. Две большие семьи мисс Дианы Паркер не были позабыты.
— Очень хорошо, очень хорошо, — сказала ее милость. — Семья из Вест-Индии и пансион. Звучит многообещающе. И принесет деньги.
— Никто так не сорит деньгами, насколько мне известно, как прибывшие из Вест-Индии, — заметил мистер Паркер.
— Вот-вот, так и я слышала. А потому, что кошельки у них набиты, они, возможно, воображают себя ровней старинным семьям. Ну и те, что сорят деньгами направо и налево, никогда не задумываются, а не причиняют ли они вред, повышая таким образом цены. Как я слышала, именно это и происходит из-за ваших вест-индийцев. А если они приезжают к нам повышать цены на предметы нашей первой необходимости, мы им спасибо не скажем.
— Дражайшая сударыня, они могут поднять их на съедобные припасы таким необычайным спросом на них и такой тратой денег среди нас, что это принесет нам больше пользы, нежели вреда. Наши мясники и пекари, и лавочники вообще не могут разбогатеть, не обогатив нас. Если они не наживаются, страдают наши ренты. А пропорционально их прибылям должны со временем повыситься и наши благодаря росту стоимости нашей недвижимости.
— О! Ну... Однако мне не понравилось бы, если бы мясник поднял цену на мясо, и я буду платить по низкой, пока смогу. А! Эта барышня, я вижу, улыбается. Наверное, она полагает меня странной чудачкой, но со временем ее тоже начнут заботить подобные вещи. Да-да, милочка, поверьте, со временем вы будете думать о том, сколько мясник просит за мясо. Хотя, быть может, вши не придется думать, как кормить такое число слуг, как, мне. И я считаю, что те, у кого слуг мало, находятся в наилучшем положении. Весь свет знает, что я не склонна жить напоказ, и, если бы не мой долг перед памятью бедного мистера Холлиса, я ни за что не стала бы содержать Сэндитон-Хаус на такой ноге, как сейчас. Мне это удовольствия не доставляет. Ну, мистер Паркер, а еще пансион для благородных девиц, французский пансион, не так ли? В этом ничего дурного нет. Они проживут свои шесть недель. А при таком их числе, как знать, нет ли среди них чахоточных, и им потребуется молоко ослиц, а у меня сейчас как раз есть две удойные ослицы. Но может быть, маленькие барышни попортят мебель... Надеюсь, за ними присматривает надежная бдительная гувернантка.
План бедного мистера Паркера, заставивший его отправиться в Уиллингден, заслужил от леди Денхем не больше одобрения, чем от его сестер.
— Господи, дорогой мой сэр! — вскричала она. — Как вы могли даже подумать о подобном? Я сожалею о приключившемся с вами несчастье, но, право слово, вы его заслужили. Поехать за доктором? Да зачем нам тут доктор? Это только подобьет наших слуг и бедняков воображать себя больными, если под рукой будет доктор. Ах, прошу, не допустите никого из этого племени в Сэндитон! Мы отлично обходимся без них. У нас же есть море и вереска, и мои ослицы. И я сказала миссис Уитби, что если кто-нибудь осведомится о механической лошадке для разминки ног, ее можно будет арендовать по сходной цене. Лошадка бедного мистера Холлиса совсем как новая. А что еще может потребоваться людям? Вот я прожила на этом свете добрых семьдесят лет и никогда не принимала микстуру чаще двух раз и ни разу не видела лица доктора за всю мою жизнь. То есть ради себя. И я твердо верю: если бы мой бедный дорогой сэр Гарри тоже никогда бы никого из них не видел, он был бы сейчас жив. Десять гонораров, один за другим забрал тот, кто отправил его на тот свет. Прошу вас, мистер Паркер, никаких докторов тут.
Внесли чай.
— О! Моя дорогая миссис Паркер, право же, к чему вы затруднились? Я как раз собиралась пожелать вам доброго вечера. Но раз вы так по-соседски добры, полагаю, мисс Кларе и мне следует остаться.
Глава 7
На следующее же утро популярность Паркеров привела к ним нескольких визитеров, в том числе сэра Эдварда Денхема и его сестру. Они, побывав в Сэндитон-Хаусе, приехали засвидетельствовать свое почтение. А Шарлотта, кончив писать письма домашним, присоединилась к миссис Паркер в гостиной как раз вовремя, чтобы увидеть их всех. Денхемы были единственными, кто заслуживал особого внимания.
Шарлотту обрадовало завершение ее знакомства с семьей, и она сочла эту пару — во всяком случае, лучшую половину (ведь пока он холост, джентльмена иногда можно считать лучшей половиной пары) вполне заслуживающей внимания. Мисс Денхем была красивой молодой женщиной, но холодной и сдержанной, словно была столько же горда своим происхождением, сколько угнетена бедностью, и мучилась, так как у них не было щегольского экипажа, а лишь двуколка, которую их грум все еще направлял к конюшням у нее на глазах. Сэр Эдвард, несомненно, превосходил ее и благородством облика, и манерами. Он был, бесспорно, красив, однако чаровал особой учтивостью, желанием оказывать внимание и доставлять удовольствие. Он вошел в комнату с галантным поклоном и много разговаривал — особенно с Шарлоттой, рядом с которой его посадили. И она вскоре убедилась, что он обладает выразительным лицом, удивительно приятной мелодичностью голоса и умением вести разговор на всевозможные темы. Он ей понравился. Такой же рассудительный, как и она сама. Она сочла его обаятельным, и подозрение, что впечатление это взаимно, было ей очень приятно. Подтверждалось оно тем, что он никак не отозвался на видимое желание его сестры отправиться домой, а продолжал их беседу. Я не приношу извинений за тщеславие моей героини. Если есть на свете барышни, ее ровесницы, лишенные фантазии и не желающие нравиться, я их не знаю и знать не хочу.
