В Начале было
Мужчина!.. Дар небытия:В нем жизнь очнулась с воплем крови,И замер мир, в любви и боли…И Бог стал женщиной, творя…
Не Слово, – звук.Алей заря.В рычанье – шалость и угроза,Игра зверей тигриннозвездных,С глазами цвета янтаря,В лесном раю звонкоголосыКапели, трели… хмарь дика,И, в ожидании взятка́,Яд расточают медоносы…И Евы грудь – праобраз Храма,И белый клевер – свысока…Касанье нежного соскаСосуще-нежным: ма-ма-ма-ма…Теплом о манит в тленье тел!Но так наивно и упрямоВ ладошках бедного АдамаСпят Евы груди… цвет их бел,Как блеск вспоровших небо стрел,Где бог выпаивает злобу…
Язык Адама липнет к небу…Тогда любовь звучит как эЛ…Всех скорбных дней в дороге к гробуПлесканье жала – тсс! – немей…Сродни Великому ПотопуМолчанье.Шелест ярких змей.
На смерть котенка
Откуда знает зверь про смерть,Когда когтистой лапойСкребет, хрипя, земную твердь,Когда в попытке слабойСпасти дитя прижмется матьК его холодной шерстке,И будет звать, и будет ждатьТепла – от этой горсткиПушистой плоти цветом в медь,Последнего дыханья?..Откуда знает зверь про смерть,Вот тайна мирозданья…И ты, мой маленький, лети,В волшебные пределы —Ты встретишь ангелов в пути,Их перья снежно-белы,И овевают сладким сном,Печали прогоняя.Ты с человеческим дитемВойдешь в ворота рая.
Мельничная нежить
«Как туча, летучие мышиНагонят грачиную рябьНа реки, на стрелы камышин,На морок, на топи, на хлябь».«С колючим ознобом простуды,Пугая прохожих и крыс,Вода у широкой запрудыОбвалами падает вниз».«Здесь – мельница;Радуга брезжит;Здесь сумрачный сом-домосед, —И гул, что баюкает нежить, —И омут, глубокий как смерть».«Сны-глыбы, движенья – нерезки,Саженных ресниц колесаВсе шорохи, стуки да трески,Все скрипы, шаги, голоса…»
«… Бывало, горбунья-Шишига,Синея зубов гоноблей,Как поп деревенский расстрига, —Притащит мешок с коноплей».«То хлеба, то водки канючит,То высыплет в воду табак».«А кот в жерновах замяучит?Прогнать бы отродье, – да как?»«Где стиснула вишня-смуглянкаВетлу (не блеснула б Луна)Утопленник аль ОмутянкаПридвинется тихо со дна».«С очами песчаного цвета,Закружит тебя, обоймет…Бежать, оттолкнуть бы…Да где там…А пальцы прозрачны как мед».«А утро на солнце богато.Храбры: «Мол, слыхали брехню»,Затеют возню мельничата —«Кому нынче спать на краю?»«Но мельник, – что черт для монаха —И тот ведь сточил коготок,Спознавшись с такою девахой. —На лопасть порты наволок!»«Смотри, припозднившийся путник!Минуй неприветливый Дом…Помилуй мя, Святый Заступник! —Лихое творится кругом».
«Размолот, по ветру развеянВолшебный пшеничный завет…И слова такого – Рассея —Однажды окажется – нет».«Двулик и крылат Люцифер твой,Влачащий державный ярем!И ты перемолешься жертвой,Как все, что становится всем».
«Корявая, вросшая в землю,Корнями сосущая глубь,Яга, стерегущая мельню,Распружила снежную крупь».«А в звездах, как Мельничный коробЗадела рука седока, —Средь хлябей небесных и хвороб,Блесной расплескалась мука».«И чудится: в вьюжеве, в вое,В Рождественском хрусте снеговСкрипит колесо золотое,В леса отгоняя волков».«Но тел вороненые тениКидаются в окон гробы.На мельнице слышится пеньеИ смех, и слова ворожбы…»«И Дом тот, и мир этот – в Ад бы —С душой керосиновых ламп…Все полно предчувствием жатвы…»
Седлышко
Принесли из хибары седлышко.Побежали кони, с утешностьюНеприрученною нежностьюРаздышаться – с мороза в теплышко.Не наученные нежности,Хлесткой правдой располосованы, —Отшатнувшись в ладони снежные,Расхлебали, что ало-солоно.Расплескалась дешевой лампочкойЖизнь, как будто она и нежита.Неприкаянная, ай, нежность таТрепыхалась у света бабочкой.
Кипарис и роза
В саду, где плакал и Гафиз —Любили – и прощали,Светился белый кипарисВ слезах моей печали…Летели годы, как столбыПо радугам разлуки.Но ты вернулся, и шипыТебе кололи руки.Я розу бросила в овраг,Где никли бересклеты,В сорочью пустынь,В жесткий мракНа водах Сточной Леты…Прошла зима, белым-бела,Пургой по снежным висам,И роза алым расцвелаНад мертвым кипарисом…
Ты слово дал,Но слово – раб лазури и позора,А роза падала на лап —У верного Азора.К душе притиснулась тоскойКладбищенской ограды,Я там, где сумрак и покой,И жухлых листвиц смрады…Но жив… но зол еще старик,Азоркин… еле-еле,И ливень льет за воротникМоей несчастной Неле.
Как ребрышки
Как ребрышки танцующей собачкиПороды такс – сочетанно-легки,Нежнейшим дефиле балетной пачкиНа шампурах томятся шашлыки!И солон жар. Облизывая губы,Грузин, абхаз? – раз в раз —Гаргантюа,Сдирая абрикосовые шубы,Гоняет поваров, па-де-труа.Киндзмараули – вкус с царапкой глины.А хочешь, этикетку поменяй:(Кивок невозмутимейшей горбины) —И пред тобой Радеда иль… Токай!..Три пары босоножек – к полотенцу,Гранатом обгорелая спина.Стихи и море – грохотом по сердцу.И где-то далеко еще война.Отвесный светСкользит наждачной дертьюПо синьке гор; заката ждет старик…И ветер пахнет порохом и смертью,И бабочек относит на ледник.
Сонет, сочиненный за карточным столиком
Как шулер, смерть откроет два туза —И рухнет мир, в осколках нас рассея.Вот отчего у загнанного зверяЛегка душа, легки, пусты глаза.
Но жизнь идет.Цинготная лозаОбнажена.Октябрь. Закат – алея…Мы пьем вино, в конец игры не веря.И стоит свеч их пьяная слеза.
Еще мы здесь, на золотом крыльце.И весело проклятье родовое.Еще нам не видать на жеребцеДраконьих крыл – и зло почти святое,И так печальна флейта во дворце.
Но где был дом, там поле золотое…
На синергетику
Все страхи смертного ума,Как это ни парадоксально,В подкрыльях звезд,Во тьме сусальнойВсеутверждающего сна…Но пьем мы жизнь —И пьем до дна!Познал закон Вселенной Веллер,Но от щедрот ее отмерил,Увы, – Господь – чуток дерьма,Немного страсти…СамомненьяУдел, а прочим нищету;Тем – диалектику сомненья,Тем – нудной истины тщету,Что всем нам смертьВ объятья ляжет…И потому бессмертны мы,Смиряя тело плотской жаждой —И синергетикой – умы!
В целые недели
В целые неделиНа исходе силВ реки, что мелели,Ливень лил и лил.Лилий колыбели(В них текла вода…)Гибельно белелиС кипени пруда, —Призрачней и падчеВ гномонах секир, —Сумрачный, но зрячийГлаз наставя в мир.А с небесной кручиПод навес из грезПриходил дремучий,Мхом поросший пес.Лапы клал на пламеньИ смотрел на свет, —Как заблудший Ангел —В мандалы Всевед.И скользили зубьяВ паводках огней,И слетали струпьяНа циновки дней…
Даная
Перебивая запах ядаПредвосхищением глотка,Как калька: чашка с шоколадомНа свет прозрачна и – легка, —А в ней —Криолло… Форастеро…(Олмеков царственный секрет)– И Три-ни-та-рио мис-те-роСплели изысканный букет.
У продавщицы на прилавкеЛежат конфетные щипцы,И, бабки-липки на булавке:Стекают лавой леденцы,А рама, стегнутая ветром,Грозит разнесть прилавок в хлам —И занавеска как конфетаПрилипла к сладостным рукам,И эта девушка – (с которойМы четверть часа переждем) —С конфетной сладостьюИ шторой,
Под золотым ее дождем, —Как я грущу, что нет Хайяма!..На эти ситцы… сипотцы…А небо рвется синью шрама,И сыплет капли-дохлецы, —И, занавески сотрясая,Окно заглатывает высь —
Какая хрупкая Даная,Какая прожитая жизнь…
И я пишу тебе это
У одиночества тусклы окна, стеклянны двери.Мертвые бабочки по углам, цветы несвежи —В Доме напротив Луны живут лишь Веры.Надежда порой заходит. —Но чаще реже.Ночь в терракоте оранжево-красной лампы(Лавы, когда-то бывшей Драконьей кровью)Жжет лунный гелий… (сбиваясь огнями рампы,Коты и звезды лезут на крышу —Заняться любовью. . . . . . . . . . . )И я пишу тебе это, vale et amo.
Янтарь
