вас, небось, так же?
— Верно. Половина мужчин на границе, вторая славы ищет.
— Ну да, вам-то по княжьему зову приходить не надо. Но, ты знаешь, в войске охотников из порубежников много. Мы же не столько с мстиславльцами ратимся, сколько берестянскую землю разоряем, а на Берестье люди злы.
— И каково оно? В большой сече стоять?
— Тяжко, — нахмурился Драгомир. — Поначалу, пока строй цел, ещё терпимо. Знай себе стой да помогай общий щит держать, пока старшие гридни заклятьями перебрасываются. Потом войска сближаются, щит не выдерживает, и тогда или к соседям под защиту схорониться, или зайцем по полю прыгать, пытаясь поближе к врагу подобраться. Вблизи-то они площадными заклятьями гвоздить не будут, чтобы по своим не попасть. Когда таких, потерявших общую защиту и оставшихся под личной, становится слишком много, начинается свалка. Не дай боги в неё попасть! Где свои, где чужие непонятно, прилететь может с любой стороны, за всем в горячке не уследишь.
Коли воевода толковый, он изначально сотни так выстраивает, чтобы и строй держали, и места довольно оставалось. Тогда гридни быстро расходятся, и свалка рассыпается на множество мелких схваток — поединков или там трое на трое. А хоть бы и трое на одного! Тут главное своих держаться и поперед не лезть, потому как понять невозможно, что делать надо. Не всегда поймёшь, кто друг, кто враг.
Совсем худо становится, когда бояре в битву вступают. Старшие гридни быстрые, а за этими вовсе глазом не уследить! Хорошо ещё, они равных выискивают, на молодых вроде меня внимания не обращая. Им с младшими гриднями драться чести нет, поэтому достаточно не попасть под горячую руку и не привлекать внимания. Да и не особо их много.
— Потери большие? Из наших сверстников?
— Как повезет, — Драгомир пожал плечами, подумал и уточнил. — В бою главное защиту сохранить. Она, даже если прошибут, от смертельной раны убережет, потом свои подберут и к целителям доставят. Одним словом, кто в раж не впадает и голову холодной сохраняет, тот её и не теряет.
— То есть Завиду в войско нельзя? — улыбнулся я.
— Завиду? Не, не пускайте его! — засмеялся Драгомир. — Где он сейчас?
— В Булгаре. Он часто туда ездит, понравилась ему страна, ну и чтобы деда не злить. Завид ведь хотел в войско записаться.
— Без спроса⁈
— Не, не настолько он дурак. Но дед всё равно обозлился и велел дома сидеть, только недавно дозволил на ту сторону съездить.
«На ту сторону» — значит, за темным лесом, на той стороне дороги. Появление короткого пути в Булгар изменило очень многое, в том числе в языке. Появились новые слова, устойчивые выражения, постепенно образовывались новые традиции. Мелкие восточные лошадки прижились в наших краях, больше становится всадников, и все последствия этого увеличения просчитать нельзя. В интересное время живём!
— Я б тоже в Булгар сходил, — неожиданно признался Драгомир. — Да только заместо меня к войску приписать некого. Вся родня занята.
— А как же слава, добыча? Опыт?
— Всего довольно взял, больше не надо, — покачал молодой воин головой. — Не стоит оно того. И, знаешь, так скажу — в большом бою младшим, на четвертую ступень не всходившим, делать нечего. Я в свалке дважды стоял, и оба раза не столько сам дрался, сколько отцовы гридни меня прикрывали. Опыта, конечно, море разливанное получил, но очень уж он дорого дался. Лучше без него обойтись.
Насчет ступеней комментировать не стану, а вот мнение человека, побывавшего в настоящем замесе, учту. Тем более что оно совпадает с тем, что говорят оба деда. На поле брани до оружия дело доходит поздно, когда у многих уже не осталось сил на создание заклятий, поэтому страдают в первую очередь те, у кого плетение слабое, неразвитое. При таком раскладе потери среди опоясанных низших ступеней могут быть неоправданно высоки. Могут и не быть — в зависимости от того, насколько рано введут их в бой.
Нежелание Драгомира возвращаться в действующую армию объяснимо. Во-первых, в обществе нет сильного желания участвовать в войне. Точнее, березовцы не хотят воевать против Мстиславля, потому что противоречия между нашими землями раньше успешно разрешались переговорами, и принципиальных разногласий между нами нет. Зато есть торговый путь, по которому шли — и до сих пор идут — купеческие обозы, обеспечивающие многих жителей доходом. На стороне Черниграда мы воюем, потому что Мстиславль вступил в союз с Берестьем, которое мы конкретно считаем врагом.
Во-вторых, нельзя забывать о тьме и приходящих из темных лесов чудищах. В Обителях, и не только в них, популярна точка зрения, что люди вообще не должны воевать между собой. Ведь существует всеобщий враг, на противостояние с которым должны быть брошены все силы. Многие удельные бояре и помещики данному утверждению симпатизируют. Интересы крупных землевладельцев и прочей верхушки они воспринимают, как нечто абстрактное, в то время как чудища — вот они, под боком.
Наконец, менталитет. Здесь нет такого, что весь народ поднимается и идёт на борьбу. Каждый сам решает, за что он дерется. Проще всего дружинникам — что вождь сказал, то и делают. Сегодня повернуть мечи против тех, с кем вчера вместе воевал? Запросто. Удельные бояре или помещики с послужильцами (рядовые опоясанные, служащие более высокому по статусу человеку) платят кровью за землю, за удел или поместье. Существует отдельная категория опоясанных, чрезвычайно чувствительных к статусу, они дерутся ради славы и, в меньшей степени, добычи. Конкретно Драгомир служит, потому что должен, но, если вдруг он сочтет нужным нанять сменщика и отправить его в войско вместо себя, никто его не осудит. При наличии веской причины — так-то для боярского сына поступок зазорный. Кому-то с более низким социальным статусом, вроде небогатого помещика, даже причина не нужна.
Проболтав несколько часов, мы принялись прощаться. Мне надо было идти к Веселе Желановне, Драгомира ждали его попутчики, ему тоже не стоило задерживаться. При других обстоятельствах посидели бы подольше. Когда есть немалый шанс, что твой собеседник встанет, уйдёт, и ты больше никогда его не увидишь, потому что он сложит голову в очередной заварухе, быстро научишься ценить мельчайшие моменты общения.
— Это как у тебя?
Драгомир с любопытством смотрел на карман, пришитый на внутренней стороне моей куртки. Его удивило, что я деньги не из поясного мешочка достал, а откуда-то из груди, получается, вынул.
— Посмотри, — я распахнул полу, позволяя оценить
