Председателем бюро избрали Ким Ен Бома, который еще в 30-е гг. был направлен в Корею Коминтерном для нелегальной работы (разумеется, об этом назначении позднейшая северокорейская историография не упоминает, а представляет дело так, как будто Ким Ир Сен стал главой северокорейской партийной организации в момент ее создания). Честно говоря, не совсем понятно, чем объяснить такое возвышение Ким Ен Бома, человека, который по складу своего характера явно не подходил для подобной работы. По воспоминаниям дочери А. И. Хегая Майи Хегай, отношение к Ким Ен Бому в кругах корейской правящей элиты было в конце 40-х гг. откровенно ироническим, хотя и добродушным, да и сам он, любитель холодной лапши и старинной архитектуры, отнюдь не стремился к вершинам власти. Видимо, кратковременное возвышение Ким Ен Бома — человека милого, спокойного и отнюдь не склонного к участию в политических интригах — следует просто списать на ту неразбериху, что царила в те первые недели после Освобождения. Что же до будущего «Великого Вождя и Солнца Нации», то Ким Ир Сен сначала просто вошел в состав бюро в качество одного из его членов, а через 2 месяца сменил Ким Ен Бома на посту председателя, став, таким образом, высшим руководителем северокорейских коммунистов. Формальное решение о назначении Ким Ир Сена руководителем северокорейского бюро было принято на проходившем 17–18 декабря 1945 г. Третьем расширенном пленуме Исполкома Северокорейского бюро Компартии Кореи, хотя, разумеется, фактически все было решено в кабинетах советских политиков и генералов существенно раньше. [37]
О создании Компартии официально было объявлено уже после того, как 13 октября было опубликовано соответствующее распоряжение советских военных властей, разрешивших создание партий. Вслед за созданием Северокорейского бюро Компартии последовало возникновение и других партий. Так, 3 ноября 1945 г. Чо Ман Сик создал свою партию, получившую название Демократической. На первых порах Чо Ман Сик рассчитывал, по-видимому, превратить ее в реальную политическую организацию преимущественно националистического направления, но подобное развитие событий никак не входило в планы советской администрации. Под давлением военных властей первым заместителем председателя партии стал старый соратник Ким Ир Сена, участник партизанского движения в Манчжурии и офицер 88-й бригады Цой Ен Ген, который в свое время был учеником Чо Ман Сика. Главой секретариата Демократической партии стал другой коммунист-партизан Ким Чхэк. Таким образом, партия эта с момента своего возникновения оказалась под надежным контролем. [38] Другой партией, возникшей в первые месяцы после Освобождения, стала партия Чхондоге-Чхонъуданъ (Партия молодых друзей небесного пути), которая объединила сторонников специфического корейского религиозного учения Чхондоге. Партия эта была создана 5 февраля 1946 г. с согласия советских военных властей. [39]
Не следует считать, что утверждение новой власти на Севере шло гладко, хотя, по-видимому, с самого начала формирующийся режим пользовался поддержкой значительной части населения. Тем не менее, не обходилось и без кризисов. Наиболее серьезным из них стали события в г. Синыйчжу на самой корейско-китайской границе, где 23 ноября произошли студенческие волнения под антикоммунистическими лозунгами, подавленные местными силами безопасности при участии советских войск. [40] Несколько позже, в марте 1946 г., студенческие волнения произошли и в Хамхыне, крупном городе на северо-восточном побережье страны.
К началу 1946 г. Ким Ир Сен, ставший в декабре 1945 г. руководителем северокорейских коммунистов, возглавил и формирующийся государственный аппарат страны. Давно назревавший конфликт между советским командованием и националистическими группировками в народных комитетах разразился в самом начале 1946 г., когда в Корее стали известны результаты Московского совещания министров иностранных дел СССР, США и Англии. На этом совещании было, в частности, решено установить над Кореей совместный протекторат великих держав (сроком на пять лет). Это решение вызвало массовые протесты националистов и их сторонников как на Севере, так и на Юге страны. Националисты увидели в решении о протекторате попытку оттянуть предоставление стране независимости, заменить былое японское господство новым, советско-американским. Примерно также восприняло это решение и большинство корейцев, так что демонстрации против протектората были невиданно многолюдными. На первых порах против протектората на Юге выступили даже коммунисты, но через несколько дней, получив новые распоряжения из Москвы, они совершили поворот на 180 градусов.
В Пхеньяне решение о протекторате привело к своего рода правительственному кризису и к окончательному разрыву между советской администрацией и националистами. Когда в начале января советское командование обратилось к Административному Комитету 5 провинций с требованием выразить поддержку решениям Московского совещания, входившие в состав комитета националисты наотрез отказались это сделать. Чо Ман Сик, который был председателем комитета, в знак протеста против решений Московского совещания о протекторате подал в отставку, вслед за ним так же поступили и почти все другие члены комитета, стоявшие на националистических позициях. Через несколько дней (если не часов) Чо Ман Сик был арестован. [41] Созданная им правонационалистическая Демократическая партия потеряла какое-либо самостоятельное значение после того, как в феврале 1946 г. вместо Чо Ман Сика (обвиненного не только в «связях с южнокорейскими реакционерами», но и в «тайном сотрудничестве с японцами») под советским давлением ее председателем стал Цой Ен Ген, в прошлом — маньчжурский партизан и близкий друг Ким Ир Сена, который, как мы помним, был введен в состав руководства партии именно с целью контроля над Чо Ман Сиком. [42] Таким образом, произошел окончательный разрыв между коммунистами и советским командованием — с одной стороны и националистами — с другой.
Надо сказать, что ушедшие в нелегальную оппозицию правые националисты не смирились с происходящим на Севере и попытались организовать сопротивление советским властям и формирующемуся под их покровительством коммунистическому режиму. Активную поддержку им оказывали и их единомышленники с Юга. Опубликованные в последнее время в Южной Корее материалы показывают, что именно им принадлежит сомнительное первенство в деле развязывания террористических операций. Уже в феврале 1946 г. руководство только что сформированного в Сеуле при Временном правительстве Корейской Республики (официально не признававшееся право-националистическое правительство в изгнании, которое осенью 1945 г. вернулось в Корею) Отдела политической разведки отправило на Север группу своих агентов с целью организации убийства ряда крупнейших руководителей северокорейского режима во главе с Ким Ир Сеном. Покушения на всех этих деятелей действительно произошли весной 1946 г., но ни одно из них не увенчалось успехом. В частности, попытка убить Ким Ир Сена 1 марта 1946 г. во время его выступления на митинге была сорвана благодаря мужеству и находчивости советского офицера Я. Т. Новиченко, которому удалось схватить брошенную южнокорейским агентом в Ким Ир Сена гранату. [43] Весной того же года засланные с Юга террористы организовали ряд атак на других северокорейских руководителей. [44]
Советские документы говорят о появлении в разных частях страны листовок, отдельных акциях неповиновения. В целом, однако, новый режим (вопреки утверждениях южнокорейских пропагандистов) не встретился с серьезным сопротивлением. Большинство жителей Северной Кореи если и не стали его сторонниками, то, по крайней мере, не были готовы активно выступать против него. Это становится особенно очевидным, если сравнить положение на Севере с ситуацией на Юге, где левая оппозиция уже к концу 1946 г. развернула настоящую гражданскую войну против местных властей. В акциях протеста на Юге участвовали сотни тысяч, если не миллионы корейцев, а многие тысячи уходили в горы и вступали в партизанские отряды коммунистов. Ничего подобного на Севере не происходило. Было бы упрощением списывать это только на эффективность северокорейского репрессивного аппарата (и Юг в те времена был далеко не образцом демократии, а тамошняя полиция едва ли отличалась особой гуманностью). Скорее всего, популярность северокорейского режима была реальной. Он казался (а на том этапе и действительно был) гораздо более эффективным и гораздо менее коррумпированным, чем его соперник в Сеуле. Земельная реформа, новое законодательство (очень демократическое на бумаге), немалые усилия по развитию национальной культуры и образования — все это заставляло корейцев верить в то, что новые люди в Пхеньяне действительно стремятся улучшить жизнь большинства народа. Вдобавок, политическую напряженность снимало и то, что недовольные всегда могли «проголосовать ногами», перейдя через 38-ю параллель на Юг.
