Приближаясь к НП ротного, услышал разговор: «У тебя голова или макитра? Если рассуждать по-твоему, то нам осталось только одно — сидеть и ждать, пока придет фриц и всех нас здесь смешает с…»
Подойдя ближе, Дремов увидел Супруна, отчитывавшего лейтенанта.
— Что здесь у вас? — спросил он.
— Да вот, маленький разбор, — ответил ротный. — Обучаем, как уничтожать танки. Мнения разошлись. Хочу научить, чтобы солдат, бросив болванку, полз, за ней и обратно по-пластунски, а вот…
Дремов не дал договорить.
— Правильно считаешь, товарищ Супрун. Так и учи. Понятно, солдат без охоты ползет по открытой местности, зная, что противник ведет за ним наблюдение, но давно известно, что чем больше пота на ученье, тем меньше крови в бою. Как видишь, выбор простой. На днях обещают выделить нам на недельку пару танков из танковой бригады, так что проведем занятие по борьбе с танками врага, а попросту обкатаем танками наших солдат.
Супрун поднял вопросительно глаза.
— Что значит «обкатаем»?
— Не приходилось? Будем мы это делать просто: с переднего края ночью выведем по одной роте в тыл и расположим солдат по траншеям опорного пункта, а с рассветом пустим через траншеи танки. Солдаты на практике убедятся, что танки страшны только необученному бойцу, что с ними можно успешно бороться. И если не испугаться и пропустить танк через свой окоп, можно поразить его гранатой с тыла.
На ходу одергивая гимнастерку, подошел комбат. Дремов кратко повторил ранее сказанное Супруну, но Заикин, слушая командира, хорошо понимал, что он прибыл в батальон чуть свет не для того, чтобы рассказать, как намеревается обкатывать танками пехоту. И не ошибся. Как только на левом фланге роты послышались выстрелы, Дремов направился в ту сторону.
— Посмотрим вашу затею, — взглянул он на комбата. Тот не растерялся.
— Пока не все налажено, ведь это только начало, — сказал он. — Проверим, поправим, в общем, надо подумать. Очень важно, что солдаты стреляют со злостью. Не то что на стрельбище, по фанерным мишеням.
Дремов пробыл в батальоне весь день, еще раз внимательно просмотрел позиции рот первого эшелона, а уходя, сказал:
— Продолжай, комбат. Игра стоит свеч.
С каждым днем напряжение нарастало. Чувствовалось, что приближаются какие-то важные события. Ночью со стороны противника часто взмывали осветительные ракеты. Раздавались пулеметные и автоматные очереди, а то и пушечные выстрелы.
Из штаба дивизии приходили все новые и новые распоряжения об усилении бдительности и повышении боевой готовности подразделений.
7
Пятого июля на два тридцать ночи в полку готовился ночной поиск. Время выхода уже приближалось, но когда командир полка намеревался уйти на специально оборудованный у самого переднего края наблюдательный пункт, раздался резкий телефонный звонок. Зная, что такие тревожные вызовы бывают, лишь когда кто-то срочно требуется комдиву, он остановился.
— Эх ты! Не уйдешь.
Без каких-либо вступлений командир дивизии генерал Булатов сказал:
— Сосед слева захватил «языка». Противник снимает минные заграждения. Значит, переход его в наступление возможен в самое ближайшее время. Приведите полк в боевую готовность. Личный состав следует укрыть, оставить только наблюдателей. Обо всем замеченном докладывайте немедленно.
На том разговор и закончился. В трубке было слышно, как телефонистка торопилась вызвать другой полк.
В блиндаж почти одновременно вбежали начальник штаба, замполит и командир полковой артгруппы майор Кобзев. По их лицам Дремов все понял.
— Пошли на НП, там и будем разбираться, — поторопил он, но начальник штаба все же успел доложить, что в батальоны сигнал тревоги уже передан.
Короткая июльская ночь бледнела. В пойме речушки сгущался туман. Земля, притихнув, насторожилась. И не успели офицеры занять свои места на НП, как в воздухе загудело, разноголосо заклокотало — над головами понеслись тысячи снарядов. Под ногами и все вокруг вздрогнуло. Вслед за вспыхнувшим в нашем тылу огненным заревом в стороне противника грохнул потрясающий взрыв. И все вокруг озарилось бурым пламенем. Разрывы слились в общий грохот. Ни Дремов, ни другие офицеры не поняли, что могло так мгновенно произойти. На какое-то время все оглушенно застыли. Лишь после повторного залпа майор Кобзев выкрикнул:
— Вот это силища!
Стало ясно, что началась наша артиллерийская контрподготовка. Дремов посмотрел на часы. Стрелки показывали два часа двадцать минут. Так пятого июля сорок третьего, разорвав предрассветную тишину, на обширном участке фронта южнее Орла началась одна из решающих битв Отечественной войны.
Контрподготовка оборвалась так же внезапно, как и началась. Наступила гнетущая тревожная тишина, тянувшая за душу свыше двух часов. Наконец противник опомнился после нашего мощного удара, но начал он свою огневую подготовку недостаточно организованно и только в четыре часа тридцать минут. Спустя еще около получаса на НП полка послышалось резкое дребезжание телефона. Дремов поднял трубку и узнал голос командира второго батальона капитана Лаптева. Тот пытался доложить обстановку.
— Говоришь, танки выходят в исходное? Слышу! Шум двигателей доносится и из рощи севернее. — Понять комбата до конца Дремову не удалось: на правом фланге полка противник открыл такую сильную пальбу, что в трубке слышались лишь металлический лязг, грохот и треск. Дремов понял, что противник сосредоточивает главные усилия на правом фланге полка и будет вбивать клин в стык между ним и соседом справа. Прошло несколько минут, и появились танки.
— Смотри! — Дремов толкнул в бок Кобзева. Тот начал считать:
— Четыре, семь… Десятка полтора, но, по-моему, они на участке соседа.
— Пусть и так. Но мы тоже отвечаем за стык!
Пока Кобзев подавал команду на огневые позиции, из-за высоты появились вражеские самолеты. Одна их группа направилась к району позиций артгруппы, а вторая обрушила удар по району НП полка. Под ногами задрожала земля, а роща, вблизи которой находился наблюдательный пункт, заполыхала. В воздух взлетели раздробленные стволы деревьев, корневища, комья земли. Вскоре высотку затянуло едким дымом, пламя подступало и к НП. Несколько минут спустя вокруг установилась зловещая тишина. Только на дне тсода-сообщения надрывно зуммерил вывалившийся из ниши телефон.
Удержавшись на ногах, Дремов потянулся к телефону, но, шаря рукой в задымленном окопе, не мог найти трубку. Рядом появился начальник штаба майор Великий.
— Танки прорвались на стыке справа, — выкрикнул он.
Дремов направил бинокль в ту сторону.
— Как прорвались? Я вижу, что горят!
Впереди действительно горело несколько танков. Оглянувшись, Дремов встретился взглядом с радисткой.
— Заикин вас, — поспешно обратилась она.
По радио еще громче, чем по телефонной связи, раздавались помехи разразившегося боя. Из доклада комбата Дремов с трудом понял, что противник прорвался на участке соседнего полка и продвигается в глубину. Было Заикиным еще что-то сказано о пушках, но командир полка уже принимал решение, как предотвратить прорыв танков противника в тыл батальона. Его мускулистое лицо жестко напряглось, глаза покраснели от едкого дыма, туго сжимались кулаки. Отдав приказание майору Кобзеву усилить огонь на стыке, он велел вызвать комбата-два Лаптева, но не успел возвратить трубку радистке, как внезапно налетевший новый огненный вихрь швырнул девушку в конец траншеи. Над головой понеслись, сотрясая воздух, тяжелые снаряды. Дремов понял, что противник начал обстрел дальнобойной артиллерией. Вслед за разрывом он увидел, как на колючем кусте рядом повис окровавленный кусок чьей-то гимнастерки. Из колыхавшегося рукава торчала, кровоточа, раздробленная кисть руки. Не только роща, но и вся высота, продолжая вздрагивать, полыхала бурым пламенем.
Еще несколько снарядов разорвалось непосредственно у НП. Падая как подкошенный на дно траншеи, Дремов успел заметить, что тот ее угол, куда была отброшена радистка, сровняло с землей. Удушливый толовый дым, смешанный с пылью, сжал горло. А над районом обороны полка появилась новая группа вражеских бомбардировщиков. Пикируя с небольшой высоты, они бомбили район обороны первого батальона. Рядом: слышались надрывные команды майора Кобзева, но грохнули очередные разрывы, и команды оборвались. Дремов вздрогнул, что-то больно обожгло его изнутри. Преодолевая наступившее оцепенение, он заставил себя посмотреть назад: Кобзев с окровавленной головой лежал на краю разрушенной траншеи.
Дремов вместе с подбежавшим артиллерийским разведчиком бережно опустили майора на дно траншеи. На груди Кобзева поблескивал орден Красного Знамени, который был ему вручен всего лишь несколько дней назад, после возвращения из госпиталя.
