«Кормить машины». Теперь Феррис понял, о чем говорил Хофман перед этим заданием. Заняться настоящей разведкой, чтобы операторы знали, куда послать аппараты, чтобы они точно знали, кто именно сидит в седане, едущем вдоль сирийской границы, знали, в каком именно раздолбанном автобусе едет из дамаскского аэропорта на конспиративную квартиру в Багдаде новая группа джихадистов и на каком из потрепанных джипов «Дженерал моторс» ездит их оперативный руководитель. Если Феррис сможет собрать такую информацию, то «Предаторы» смогут отслеживать все перемещения целей, каждого сообщника, который помог им по дороге, каждое место, где они останавливались поесть и поспать или опорожнить кишечник. Но эти машины кто-то должен «кормить».
— Ты идеально подходишь для этой работы, бедолага, — сказал тогда Хофман, и это было чистейшей правдой. Феррис сдал тесты на разговорный арабский по четвертому уровню, его темные волосы и кожа вполне позволяли ему сойти в толпе за араба, если надеть просторные арабские одежды и куфию, и, самое главное, он жаждал работы и знал, что сможет удовлетворить эту жажду, лишь испытывая судьбу.
Феррис неделю общался с начальником оперативного отдела в Багдаде, входя в курс здешних дел. Джек был дородным ирландцем с рыжими волосами и усами, но когда он красил их в черный цвет и надевал просторную галабию, то становился похожим на суннитского шейха. Джек ознакомил Ферриса со всеми лазейками, устроенными Управлением в «зеленой зоне»: мастерской, где они по ночам перекрашивали машины и снабжали их фальшивыми номерными знаками; тайными ходами, которыми Управление пользовалось, чтобы выводить оперативников в окружающий мир; десятками побитых автомобилей, принадлежащих Управлению и припаркованных в различных местах «красной зоны», один неряшливее другого; конспиративными квартирами, вернее, домами по всему Центральному Ираку, которые предстояло использовать Феррису. Они пили и шутили, чтобы избавиться от страха.
— Не попадай в плен, — сказал Джек в последний день этого вводного инструктажа. Завтра Феррису предстояло отправляться на север. — Это здесь главное правило. Если они поймают тебя, то достаточно быстро убьют, но сначала все кишки из тебя повыдергивают. Так что не попадайся. Вот и все. Если ты видишь, что дорога заблокирована и тебе показалось, что они хотят тебя остановить, начинай стрелять. И стреляй до тех пор, пока не смотаешься оттуда или пока тебя не убьют.
— Я вполне хорошо говорю по-арабски, — сказал Феррис.
Джек потряс головой:
— Еще раз говорю, не попади в плен. Тебе незачем пытаться убедить этих людей в чем-либо, если ты влип в дерьмо. Сначала стреляй. Это они понимают. И не умничай. Если ты перестреляешь достаточное количество врагов, будет не так уж важно, хорошо ты говоришь по-арабски или плохо.
К тому дню, когда Феррису улыбнулась удача, он провел в Ираке уже почти три месяца. Практически каждый его день здесь давал повод испугаться, и этот день не был исключением. Рано утром, когда он залез в душ, базу обстреляли из минометов. Ему пришлось выскочить из душа, стоявшего рядом с его трейлером, с голой задницей. Едва прикрыв срам полотенцем, он нырнул за бетонный барьер, служивший убежищем. Упала пара минометных мин, одна из них — метрах в четырехстах от него. Отбой тревоги никто и не объявлял, поскольку здесь круглые сутки существовала опасность обстрела. Феррис вернулся в душ и домылся. Тогда он подумал, что такое начало дня — плохое предзнаменование. Как оказалось позже, он ошибался.
Тем утром он снова отправился в «Дерьмо» — так его коллеги называли все, что находилось за пределами стен комплекса базы. По распорядку он проводил неделю за пределами базы, следующую — на базе. Хофману не нравился такой распорядок. Самым опасным моментом был переход этой границы туда и обратно, поэтому он хотел, чтобы Феррис встречался со своими агентами на охраняемой территории. Начальник ближневосточного отдела просто боялся потерять Ферриса, не будучи уверен в том, стоит ли все это дело в Ираке такого риска. Но Феррис знал, что эти меры предосторожности бесполезны. Лучше уж вообще не иметь никаких агентов, чем полагаться на тех, которые слоняются туда-сюда, в американскую зону и обратно. Так уж обстояло дело в Ираке. Сюда нельзя войти наполовину.
Феррис надел пропотевший халат и куфию из похожей на вельвет ткани. За время пребывания в Ираке он отпустил усы и колючую бороду — не то чтобы бритый и не то чтобы небритый. С его цветом кожи и волос он вполне походил на араба. Возможно, не на иракца, но на египтянина, а именно такой была его легенда. На самом деле он действительно учил арабский в Каире, когда, еще будучи студентом Колумбийского университета, отправился туда на стажировку на целый семестр. С тех пор в его речи осталась мягкая «г» из египетского диалекта. Интересно, подумал Феррис, что бы сказала Гретхен, его жена, увидев мужа в таком обличье. Она всегда думала о его работе как о чем-то наподобие фильмов о Джеймсе Бонде, с изящными костюмами и бокалами мартини. Увидь она его сейчас, наверняка бы посоветовала сменить работу. Гретхен в Феррисе нравилось все, кроме его настоящей жизни.
Феррис покинул зону вместе с другими арабскими рабочими, на пересменке между ночной и дневной сменами. Он не ждал, что с ним кто-то станет разговаривать. Иракцы, работавшие на американских базах, не разговаривали ни с кем. Они рисковали жизнью ради того, чтобы заработать деньги для семей. Если повстанцы их раскроют, то им уготована смерть. Поэтому, пройдя через ворота базы, они быстро разбежались в разные стороны. И Феррис вместе с ними.
Снаружи его ждала машина с иракскими номерами, побитый «мерседес», модель середины семидесятых, купленный в те времена, когда Ирак купался в деньгах. За рулем был один из агентов Ферриса, молодой мужчина по имени Бассам Самараи. Он был родом из иракской общины в Дерборне в штате Мичиган, и у него хватило дури, чтобы в 2003 году поддаться на американскую пропаганду и отправиться в Ирак в обмен на щедрый оклад от ЦРУ. Его семья вела свой род из этих мест, поэтому они оказывали ему поддержку и делали вид, что верят в его рассказы о возвращении на родину для того, чтобы открыть многообещающий бизнес — импортировать в Ирак спутниковые телеантенны и декодеры. Когда-нибудь этот парень получит свою пулю в лоб, подумал Феррис. Но с этим ничего не поделаешь.
— Йа Бассам, мархаба, — поздоровался Феррис с агентом, плюхнувшись на переднее сиденье и подымая стекло. Иракец был одет в дешевую кожаную куртку, его волосы были зачесаны назад с помощью геля.
— Как ты, мужик? — сказал в ответ Бассам. — Все круто?
Он любил американскую уличную манеру речи и разговаривал так, сколько бы Феррис ни убеждал его в том, что это опасно. Эта речь напоминала Бассаму о его доме и семье в Дерборне. Но сейчас в этом было и что-то еще. Судя по огоньку в глазах, Бассам сгорал от нетерпения, желая что-то рассказать Феррису.
— Я в порядке, — сказал Феррис. — Здорово будет отсюда выбраться. Балад достал. Слишком много чокнутых американцев. Я готов пообщаться с чокнутыми иракцами.
— Хорошо, босс, сегодня у меня есть для тебя что-то клевое. Такое, что даже не поверишь. Реально. В полный рост.
Речь Бассама все больше напоминала крики диджея.
— Что ты нарыл? — спросил Феррис.
— Реальное дело, мужик. Парень из «Аль-Каеды», родом из-под Тикрита. Я с ним общался еще ребенком, до того, как мы уехали. Его зовут Низар. Он тоже хотел уехать в Америку, но не мог собрать нужных бумаг, поэтому пошел работать в саддамовский «Мухабарат». После этого «освобождения» у него каша в голове, как и у многих в Тикрите, сам знаешь, поэтому он начал работать на Заркави. По крайней мере, так он сказал. А сейчас он обосрался до смерти, мужик.
У Ферриса загорелись глаза. Он потуже натянул куфию, чтобы люди в соседних машинах не видели его лица. Если это правда, то это то, чего он ждал все последние три месяца.
— Как ты вышел на этого парня, Бассам?
— Он сам меня нашел. Он боится, что плохие парни убьют его. Из него хотели сделать смертника, но он испугался. Он знает много всякого дерьма и хочет помочь нам, сам понимаешь, для того, чтобы мы вытащили его отсюда.
— А, черт, — сказал Феррис, помотав головой. — Ты же не сказал ему, что работаешь на Дядю Сэма, так ведь?
— Без вариантов, мужик, я же не тупой. Нет, он пришел ко мне потому, что я жил в Штатах, вот и все. Он думает, что я помогу ему выбраться из дерьма. Я сказал, что посмотрю, что смогу сделать. Он сейчас в доме моего дяди, на полпути отсюда в Тикрит. Я сказал, что мы с ним встретимся сегодня.
Феррис поглядел на своего иракского хип-хоп-агента:
— Ты реальный парень, Бассам, знаешь? Я тобой горжусь.
Они влились в утренний поток машин на шоссе 1, главной магистрали, ведущей на север вдоль берега Тигриса и к Тикриту. Мимо прогрохотала колонна американских машин службы обеспечения. Как и все иракцы, Бассам сбросил скорость и принял вправо, чтобы пропустить быстрых на стрельбу американских солдат. Было бы хуже некуда, подумал Феррис, сдохнуть от пули какого-нибудь сержанта-резервиста из Небраски, охраняющего грузовики, везущие солдатам на севере стейки и газировку. У Бассама в магнитоле играло «Радио Сава», американская станция, транслирующая смесь американской и арабской музыки. Единственный реальный успех американской пропаганды. Подпевая речитативу Эминема, Бассам вел машину.
