«кувшин», что вместе означает mx
xnxwx, «внутри». Аналогичным примером из наших дней является надпись
, вместо John Underwood, Andover, Massachussets (Джон Андервуд, Андовер, Массачусетс), якобы обнаруженная в качестве адреса на письме[8]. Пробелы между словами, которые часто отсутствовали в старых письменностях, – это еще одно важное применение принципа позиции, как любой может лично убедиться на примере разницы смыслов таких выражений: «видали ль вы» и «видали, львы» или «Ярославне» и «я росла вне».
Рука об руку с принципом позиции идет принцип контекста ситуации, если воспользоваться термином, который недавно ввел Б. Малиновский в своем исследовании проблемы значения в примитивных языках. Так, вопрос «где ручка?» обычно совершенно понятен слушателю, несмотря на то что само слово «ручка» может подразумевать такие разные вещи, как инструмент для письма, рукоятка, маленькая рука, а объясняется это тем, что вопрос задавался в определенных условиях, которые делают его интерпретацию однозначной. Аналогично из контекста легко понять, что сокращение PG обозначает партайгеноссе в докладе о нацистской партии, Panzergrenadier, рядовой мотопехоты, в тексте о немецкой армии или postgraduate, аспирант, в университетском употреблении, так же как УК – уголовный кодекс, если аббревиатура встречается в юридическом контексте, либо уставной капитал, если речь идет об экономических вопросах. Принцип контекста ситуации находит применение и в других системах знаков, например, в тех, где участвуют жесты: человек, указывающий пальцем на дверь, в некоторых ситуациях может подразумевать что-то вроде «Вон!», тогда как в других ситуациях тот же жест может просто обозначать «там» или «в ту сторону». Значение ситуативного контекста хорошо видно на примере современных карикатур; политическая карикатура, опубликованная лет пятьдесят назад, будет практически непонятна молодому человеку, незнакомому с ситуацией и условиями, послужившими фоном для ее появления.
Источники информации
В попытках реконструировать ранние фазы нашей культуры мы в основном опираемся на источники с Древнего Востока. Пожалуй, это в большей степени относится к истории письма, чем любых других значительных культурных достижений. Там, на земле шумеров, вавилонян, ассирийцев, хеттов, хананеев, египтян и китайцев, лопатка археолога за последний век вывела на свет тысячи документов, которые невероятно обогатили наши знания и открыли совершенно новые направления для исследований. Было бы немыслимо пытаться дать даже примерный набросок истории письма, не принимая во внимание письменных источников Древнего Востока. Однако мы находим большие пробелы в наших знаниях. Чем дальше мы уходим в глубь веков, тем меньше источников остается в нашем распоряжении. Весьма интересная проблема «происхождения» письма окутана покровом мрака, и ее столь же трудно разрешить, как и проблему «происхождения» таких важнейших аспектов нашей культуры, как, например, искусство, архитектура, религия и социальные институты.
Там, где древние времена не дают нам ключа к тем или иным событиям, мы вынуждены искать возможностей пролить свет на нашу тему в иных местах. Мы исходим из того допущения, что в наши дни существуют или недавно существовали примитивные[9] общества, находящиеся на уровне культуры, который в некоторых аспектах схож с уровнем давно исчезнувших древних культур. Письменное наследие таких примитивных народов, как американские индейцы, африканские бушмены или австралийские аборигены, даже столь далекое от того, что мы называем письменностью сегодня, дает ценную основу для понимания того, как люди научились общаться друг с другом при помощи видимых отметок. В нашем исследовании мы не должны пренебрегать искусственными письменностями, созданными аборигенами под влиянием белых людей, обычно миссионеров. История этих письменностей – самыми интересными из которых являются системы эскимосов Аляски, африканского народа бамум и индейцев чероки – позволяет нам увидеть этапы, через которые они прошли, прежде чем достигли своей окончательной формы. Последовательность этих этапов во многом напоминает историю письма в его естественном развитии.
Другой плодотворный подход предлагает изучение детской психологии. Нередко наблюдалось, что психический склад младенцев и детей напоминает психический склад обществ, находящихся на самой примитивной ступени развития. Одним из важнейших моментов этого сходства является тенденция к конкретизации. Подобно тому как ребенок рисует вертикальную линию и объясняет, что это дерево, которое растет перед домом, так и примитивный человек часто ассоциировал свои рисунки с конкретными предметами и событиями окружающего мира. Эта тенденция, проявляющаяся в письме и рисунке, происходит из характера их языка, который находит свое выражение в конкретных и строго определенных словах. Наблюдения за такими примитивными языками, в которых не употребляются слова «рука» или «глаз», а только, в зависимости от обстоятельств, «моя рука» или «правый глаз» и в которых нет общего слова «дерево», а лишь отдельные слова «дуб», «вяз» и т. д., можно в значительной мере заменить изучением детей, едва научившихся языку на его начальной стадии. Еще одну интересную точку соприкосновения можно найти при изучении направления и ориентации знаков в детских рисунках и примитивных письменностях. Отмечено, что дети рисуют отдельные картинки без соблюдения пропорций между предметами и без какого-либо заметного чувства порядка и направления. Даже ребенок, который учится писать, часто выводит буквы то слева направо, то справа налево, не отдавая себе отчета о каких-либо различиях между обоими направлениями. Алогичные явления, связанные с направлением и ориентацией знаков, нередко можно наблюдать практически во всех примитивных письменностях.
Тенденция к конкретизации, замеченная у детей и примитивных народов, наблюдается в последнее время и у взрослых, страдающих психическими нарушениями типа амнестической афазии. На основе наблюдений эмпирически установлено, что эти лица обычно избегают общих терминов, таких как «нож», и употребляют конкретные выражения, такие как «хлебный нож», «фруктовый нож» или «перочинный нож». Путь, которым идут эти лица, заново выучивая язык, похож на процесс естественного языкового развития у детей. Таким образом, подробное изучение больных амнестической афазией еще может стать благодатной почвой для исследования истоков языка и письменности.
Исследование письменности
Исследование письменности с формальной точки зрения прежде всего является сферой эпиграфистов и палеографов. Эти сферы деятельности часто смешиваются, однако в правильном словоупотреблении их следует строго различать. Эпиграфист в первую очередь занимается надписями, вырезанными острым орудием на прочном материале, например камне, дереве, металле, глине и т. п., а палеограф исследует в основном рукописи, выполненные пером или кистью на пергаменте, папирусе или бумаге. Говоря в общем, эпиграфика занимается более древними надписями, а палеография – рукописями более поздних периодов.
По сути дела, эпиграфика и палеография не существуют как общие научные дисциплины. Ни в одной из этих областей не проводится исследований, которые рассматривали бы предмет с общей, теоретической точки зрения. Мне, например, неизвестны работы, где излагалось бы
