— Скажи-ка мне, сын, — начал он медленно, — что это такое?
В руках он держал веревку с множеством завязанных на ней узелков.
— Узнаешь?
Позор Семьи молчал, ковыряя земляной пол вигвама большим пальцем ноги.
— Ну, тогда я сам скажу, — проговорил Большая Шишка. — Это твой дневник, написанный узелковым письмом.
Позор Семьи шумно втянул носом сопли. Ему было прекрасно известно, что за веревка находится в руках у отца.
— И что я вижу? — продолжал вождь. — Диктант по индейскому языку — двойка. Стрельба из ружья — опять двойка!
Он замолчал, пристально разглядывая сына, пытаясь обнаружить в нем признаки раскаяния.
— И это мой сын! — произнес он. — Сын вождя племени! Какой позор!
Краснолицый Позор Семьи покраснел так, что стал похож на вареную свеклу.
— Ну, ладно диктант, — сказал вождь. — Я могу понять, орфография узелкового письма дается не всем. Но вот это: «Скальпирование бледнолицых — три с минусом»! Скальпирование бледнолицых! Сын, ты знаешь, что я в твоем возрасте был лучшим в классе по скальпированию?..
Позор Семьи уныло кивнул, не отрывая глаз от пальцев на ногах.
Большая Шишка пробежался пальцами по веревке.
— «Вертелся и болтал на уроке метания томагавка», — прочитал он.
— Это все Печень Минтая! — пробубнил Позор Семьи. — Он первый начал. Он сам ко мне полез, а учитель сказал: «Ты вертишься, Позор Семьи, дай сюда свой дневник!»
— А в этом тоже Печень Минтая виноват? — спросил вождь. — Держи-ка! Читай от этого узелка.
Позор Семьи взял веревку в руки, ощупал пальцами узелки, шевеля губами, помотал головой, начал сначала.
— Че-те… Чти… Чте-ние… у-зел… а! «Чтение узелкового письма»!
— Дальше, — кивнул вождь.
Позор Семьи вздохнул, дальнейшее он знал без всяких узелков.
— Кол, — уныло сказал он.
— Кол! — подтвердил отец. — И меня вызывают в школьный вигвам! Какой стыд, клянусь тотемами предков! Твой учитель — Конкретный Олень — славный индеец, мы с ним выкурили не одну трубку мира, распили не одну бутылку дружбы! Как я взгляну ему в глаза? Как мне гордиться таким сыном, как ты, Позор Семьи? Сын вождя — двоечник!..
Мать, отвернувшись от горшка с похлебкой, неодобрительно поцокала языком. Позор Семьи был готов провалиться сквозь землю.
Вождь на минуту замолчал. Он отыскал кончик веревки и теперь завязывал там узелки.
— Покажешь завтра учителю мою подпись, — сказал он. — Ну, а теперь…
Вождь аккуратно снял головной убор из перьев и положил его в угол вигвама.
— Ты знаешь, что за это полагается, сын, — сказал он.
— Он больше не будет, отец! — вмешалась мать.
— Будет… не будет… — пожал плечами вождь. — Я сказал свое слово. Сын!..
Позор Семьи вздохнул и послушно спустил кожаные штаны из шкуры бизона. Вождь аккуратно сложил веревку с дневником в несколько раз, сделал пробный замах, шлепнул себя по ладони, чтобы проверить силу удара.
— А потом, — сказал он, — потом ты сядешь и будешь читать все книги, какие найдутся у нас в вигваме. Никаких тебе прогулок и игр с друзьями, пока не научишься читать на «отлично», понятно, тебе?.. Мать, достань книги.
Мать вынула из мешка, лежавшего в углу вигвама, несколько объемистых мотков веревки с узелками. Позор Семьи застонал.
— А что поделать! — сказал вождь, замахиваясь дневником. — Учись, мой сын! Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни!..
Дневник опустился, Позор Семьи издал вопль. Не обращая на это внимания, вождь продолжал вколачивать в сына тягу к знаниям.
— А завтра займемся скальпированием, — сказал он. — И попробуй только не стать у меня отличником!..
Кровавый дьявол Южных морей
— Отличная добыча! — сказал боцман, потирая огромные, словно жернова, ладони друг о друга. — Золотишко! Камушки!
— Груз шелка! — подсказал матрос Бинс.
— И заложница! — вставил юнга. — Выкуп, должно быть, отхватим!
— За борт бы ее, — проворчал корабельный плотник Каннингем. — Баба на корабле — к несчастью. Примета такая.
— Это уж не тебе решать, Каннингем, — сказал ему боцман. — Капитан говорит — будем требовать выкуп. Стало быть, никакого «за борт».
— Примета, говорят тебе!.. — начал было Каннингем, но тут ему на плечо опустилась тяжелая мозолистая лапа капитана.
— Каннингем, собачье вымя! — гаркнул капитан. — Вам заняться нечем?
Юнга, боцман и матрос Бинс инстинктивно вытянулись по стойке «смирно», а Каннингем подскочил, словно ужаленный в корму.
— Так точно, сэр! — сообщил он. — То бишь, никак нет!
Нос капитана, укутанный густой порослью рыжих усов, нервно раздул крылья.
— Кто у нас плотник, Каннингем, вы, или может, король Гоа?.. Вон та дыра в фальшборте сама себя не залатает. А ну, бегом за молотком и гвоздями, марш-марш!..
Плотник умчался в трюм. Капитан окинул грозным взглядом боцмана и остальных.
— Юнга — на камбуз, не вертись под ногами! Боцман! Боцман, черти тебя дери!
— Я, сэр! — отрапортовал боцман.
— Наглая свинья, сэр! — откликнулся капитан. — Живо команду наверх! Человека в трюм, осмотреть корпус на предмет пробоин. Такелаж проверить! Кливер убрать, бизань подтянуть к гику! Рулевому держать на зюйд-вест, четверть на зюйд. Мы возвращаемся к Тортуге.
Боцман схватился за свисток, свисавший на шнурке с шеи.
— Есть, сэр!
Капитан отвернулся от него, и, навалившись грузно всем телом на планшир, стал вглядываться в морские просторы. В полумиле от них под воду уходили пылающие останки «Южной звезды». Правее, с подветренной стороны, едва виднелась черная точка, прыгающая по волнам — шлюпка, уносившая команду разграбленного судна, милостиво отпущенную капитаном на все четыре стороны. Капитан плюнул за борт и отвернулся. Гремя деревяшкой о доски палубы, он прошествовал к юту. Матрос, сидевший на корточках у дверей маленькой каюты, подскочил и вытянулся в струнку.
— Все в порядке, капитан, — доложил он.
Не обратив на него внимания, капитан толкнул дверь рукой. Едва он попытался шагнуть внутрь, как дверь захлопнулась, чуть не ударив его по носу, а изнутри донесся грозный окрик:
— Стучаться вас не учили?!
Капитан нахмурился и бросил взгляд на матроса. Матрос ошалело и со страхом смотрел на капитана. Капитан нахмурился.
— А ну, — сказал он, — дуй наверх. Я тут сам разберусь.
Матрос умчался прочь с юта, а капитан, неловко помявшись, постучал в дверь каюты. Потом еще раз, чуть громче.
— Чего надо? — раздался голос.
— Я — капитан корабля! — сердито сказал капитан. — Мое имя…
— Можете войти, — разрешил голос.
Капитан снова толкнул дверь и на секунду замешкался, опасаясь, что она может опять захлопнуться. Растянув губы в ухмылке, которая, как ему было известно, обычно пугала пленников до полусмерти, он шагнул в каюту.
— Вот уж спасибо, что разрешили войти! — язвительно сказал он. — Я капитан этого корабля, и звать меня Рыжей Бородой…
— Дурацкое имя, — заявила костлявая дама средних лет.
Она сидела на диванчике, задвинутом в угол, сложив руки на груди и, насколько капитан мог различить под пышным платьем, закинув ногу на ногу. Тонкие губы дамы были сжаты в упрямую линию, ноздри раздувались, глаза из-под золоченого пенсне глядели крайне неблагожелательно. Черные волосы, стянутые на затылке в тугой пучок, вдруг напомнили капитану его учительницу правописания, строгую и сухую. Он сглотнул и неуверенно почесал бороду, кривая ухмылка сама собой сползла с его губ.
— Я… значит… Рыжая Борода, — сказал он. — А другие кличут Кровавым дьяволом Южных морей.
Дама фыркнула.
— Вы находитесь на борту «Разбойницы», сударыня… — продолжил было капитан, но тут дама прервала его взмахом руки.
— Я плевать хотела, как называется ваша лохань! — сказала она. — Меня интересует только одно: как скоро я прибуду в порт Каракас?.. Я — герцогиня Долорес де Перес Диас, а мой племянник — губернатор Венесуэлы, и я должна прибыть туда как можно скорее.
— О-о-о! — снова ощерился капитан. — Вы прибудете туда не раньше, чем мы получим от ваших родственников выкуп.
— Глупости, — заявила герцогиня. — Я находилась на пути в Каракас, и, насколько мне известно, не изъявляла желания изменить свой маршрут. Если вы не плывете в Каракас, какого дьявола, позвольте спросить, вы пересадили меня на свою грязную посудину?
— Мы…
— Помолчите, пока я говорю. И кстати, я надеюсь, мой багаж в порядке? Если вы что-нибудь уронили или сломали, я потребую от вас возмещения убытков.
— Ну…
— Я не закончила. Каюта у вас тесновата, но так и быть — меня она устраивает. Однако вы совершенно не подготовились. На столе пыль, на полу мусор, а это и вовсе совершенная безвкусица, — дама брезгливо ткнула пальцем в гравюру, изображавшую кракена, сжимающего клешнями бригантину, — Вам следует выбросить ее в море, а вместо нее повесить какой-нибудь сельский пейзаж.
