– Ну если это их последние доводы, то обставили они все из рук вон плохо, – с нарочитой легкостью сказала она. – Теперь-то я решительно настроена поехать и посмотреть, что представляет собой моя семья.
– Позволь мне тоже поехать.
– Не глупи, Син. У тебя же сейчас нет каникул, да еще на целый месяц. Видишь ли, я еду, еду сама по себе. И все тут.
Она наклонилась, поцеловала его и обвила руками его шею – единственный способ закрыть ему рот, единственный безотказный способ, и он всегда срабатывал. Он поднял ее на руки и понес в кровать. Это она любила больше всего – поддразнивание, маленькие любовные игры, сильное горячее эротическое ощущение в теле, пока он раздевал ее. Почему всегда было лучше, когда их разделяла одежда, когда ею двигало чувство парящего нетерпения, которое заставляло ее желать… желать… этого. Но почему, когда это случалось, наступал такой упадок? Каждый раз, когда она заново переживала острые волны страсти, она думала: да, да, да! Сегодня это будет иным. Но только все всегда оставалось прежним. Ощущая его обнаженное тело, она всегда готова была вскрикнуть, чтобы он прокрутил пленку назад, как можно быстрее, пока не поздно: она знала наверняка, что интимный контакт подействует на нее отрезвляюще, как будто кто-то окатит ее ковшом ледяной воды.
Наверное, со мной что-то не в порядке, иногда думала Джулиет. Я ненормальна. Но она боялась рассказать кому-нибудь о своих ощущениях, и тем более Сину. Это было бы не слишком честно, раз уж он так этим наслаждался.
Но сегодня мысль о том, что он, возможно, потеряет, ее, придала Сину еще больше нетерпения, все закончилось слишком быстро, и Джулиет почувствовала себя еще больше, чем обычно, разочарованной, ибо возникшее вначале желание так и не нашло выхода.
– Сигарету? – Син протянул руку к пачке, лежавшей па тумбочке возле кровати.
– Нет, спасибо. – Уже больше года назад она бросила курить, но Син никак не мог удержать это в голове. – Это отвратительная привычка, – произнесла она, почему-то раздражаясь на него. – Посмотри только, какой коричневый потолок, и представь себе, что твои легкие будут такого же цвета, если ты не бросишь курить.
– Ну и что?
– Л тебя что, это не волнует?
– Не очень. Мне нравится курить. Я всегда говорю: жизнь коротка и весела.
– Дурацкое отношение в твоем возрасте. Во всяком случае, ты пахнешь отвратительно.
– Большое спасибо! Я тебя и так люблю!
На нее нахлынула волна раскаяния. Почему она так плохо обращается с ним?
– Прости меня, Син. Похоже, я сегодня немного раздражена. Наверное, меня это потрясло больше, чем я осознаю, – еще бы, обнаружить, что твоя бабка отбыла срок за убийство собственного сына. Но дело не только в этом. У меня чувство, что там что-то еще.
– Что-то еще? – Син затянулся и направил струю дыма в оскорбительную коричневатость потолка. – Что ты этим хочешь сказать?
– По правде говоря, не знаю. – Джулиет произнесла это медленно, словно пытаясь собрать по кусочкам впечатления, которым она раньше не придавала значения.
– Я даже сейчас не уверена, что они мне рассказали все. Они оба была так… таинственны.
– Двадцать лет молчания.
– Да. Может, все и так, как они мне сказали, что мне не было необходимости это знать. Может, они защищали меня?
– А кого еще они должны были защищать?
– Себя. – У нее это вырвалось почти рефлекторно, и она вздрогнула, осознав, что сказала. – Должна быть причина, почему они не хотели, чтобы я знала и не возвращалась на Джерси. Они что-то скрывают – не только о бабушке и дяде Луи, но и о самих себе.
– Джули! Похоже, у тебя разыгралось воображение.
– Может быть. Но папа даже не смог остаться в комнате, чтобы об этом поговорить, а мама… была такой странной.
– Но что они могут скрывать?
– Не знаю. Но мама еле заставила себя выговорить его имя. Луи. Всю жизнь у меня был дядя Луи, а я об этом не знала.
– Всю жизнь у тебя не было дяди Луи. Он был мертв.
– Но он был жив, пока мне не исполнилось четыре года.
– А ты его совсем не помнишь? Она покачала головой.
– Не думаю. Хотя довольно странно, что сейчас, когда я знаю о нем и знаю, что случилось, мне кажется, что помню. Как будто это где-то на краю моей памяти, но я никак не могу поймать воспоминания. Немного похоже на истертый негатив старой фотографии.
– Возможно, сейчас дело тронется с мертвой точки.
– Особенно если я поеду на Джерси. – Она вдруг вздрогнула. – Син… я боюсь.
Он загасил сигарету и обнял Джулиет.
– Тогда не уезжай.
Она прижалась к нему, ощутив удобную надежную опору под головой, и на мгновение была готова согласиться с ним. В конце концов, вся ее жизнь здесь. Новая работа со всеми ее трудностями и обещаниями наград, друзья, родители, Син, который любит ее и хочет на ней жениться. Ей было бы с ним хорошо, да и она тоже любила его – разве не так? Тогда почему же она оставляла все это и собиралась лететь через полмира совсем одна, в дом, который смутно помнила, и к совершенно незнакомым родственникам? Что ж, может, это не так уж и неестественно. Вначале, когда она об этом подумала в первый раз, это показалось неплохой идеей: короткая передышка – просто каникулы, не больше. И только сейчас все приобрело совершенно другую окраску, что-то вдруг в этом желании проникнуть в прошлое показалось зловещим, даже угрожающим. Что за ящик Пандоры она собиралась открыть? Хорошо ли она сделает, если забудет все это, посвятит себя Сину и начнет готовиться к свадьбе и новой работе? Возможно. Но она знала, что не сделает так. У нее долг перед собой. Пока она не вернется на Джерси и не увидит все собственными глазами, прошлое останется с ней вечной загадкой, которую она не сможет забыть. А когда это начнет терзать ее, она примется обвинять Сина за то, что он не разрешил ей сделать так, как она хотела. Это несправедливо, но такова уж человеческая природа.
– Извини, но мне придется поехать, Син, – сказала она. – Сейчас мне это нужно больше, чем когда-либо.
Он кивнул, поцеловал ее и потянулся за другой сигаретой.
– О'кей. Но только не оставайся там слишком надолго. Я чертовски буду по тебе скучать.
Она прижалась к нему, наслаждаясь этим мигом.
– Я тоже… Как только я вернусь, мы объявим о помолвке, ладно? Не будем даже ждать моего дня рождения, если ты этого хочешь.
Он улыбнулся, но улыбка его была грустной. Ему очень хотелось бы поверить в то, что она говорила.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Джерси, Ченел-Айлендс, 1991
Как только самолет начал снижаться, Джулиет прижалась к иллюминатору, чтобы бросить первый взгляд на остров Джерси, где она не была почти двадцать лет.
