— Она проснулась, — встреваю я, прикрывая глаза от света.
— Боже, Клем, ты в порядке? Выглядишь ужасно.
— Спасибо.
Френсис шумно вздыхает.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Я в порядке. Доктор Патель не слишком беспокоится. — Это всего лишь маленькая ложь, но в долгосрочной перспективе она избавит меня от многих хлопот. — Приступы при таких травмах не редкость. Отдохну несколько дней и буду как новенькая.
Сестра не выглядит убежденной.
— На работе все в порядке? — спрашиваю я, меняя тему.
— Все то же, все те же.
Френсис либо не может, либо не хочет говорить о своей работе. Может думает, что разговоры о насилии вернут меня к воспоминаниям или что-то в этом роде. Или, возможно, просто не хочет «тащить» работу домой.
Я бреду на кухню с баночкой обезболивающего. Прежде чем успеваю открыть шкаф, Эд уже там, хватает стакан и наполняет его водой. Наверное, надо было сначала спросить. Хотя я уверена, что ему все равно. Он не из тех, кто слишком беспокоится о приличиях.
— Спасибо. — Я проглатываю две таблетки, запивая их полным стаканом воды. В горле пересохло, как будто я обезвожена или… не знаю что еще. Мой мозг недостаточно хорошо работает для сравнений. — Сегодня Эд мне помог.
Френсис делает страдальческое лицо.
— Я понимаю. Прости, что не смогла прийти.
— Все нормально, — говорит Эд. — На всякий случай возьми с собой таблетки.
По деревянному полу стучат когти, это Гордон расхаживает взад-вперед у входной двери.
— Ему пора на прогулку. — Эд мрачно мне улыбается. — Как ты себя чувствуешь?
— Жить буду. Мы сейчас уйдем. Еще раз спасибо.
— Не за что.
Френсис продолжает молчать. Может, это и к лучшему.
Эд привязывает поводок к ошейнику Гордона, возбуждение которого растет. Его тело снова вибрирует, как если бы восторга было слишком много, чтобы выразить его только вилянием хвоста. Я наклоняюсь, обнимаю пса и получаю собачий поцелуй в ответ. Эд просто наблюдает. Френсис тем временем уже вышла.
— Еще раз спасибо, — повторяю я, и Эд кивает.
Когда мы уезжаем, они идут в противоположном направлении, и я борюсь с искушением обернуться.
Сумерки в этом районе красивые. Кафе, рестораны и бары открыты для посетителей, народ гуляет по тротуарам. Однако чувствуется какая-то нарочитая холодность. Бьюсь об заклад, жить здесь недешево.
— Это футболка Эда? — спрашивает Френсис.
— На моей была кровь. Тебе действительно нужно дать ему передышку. Мы больше не вместе. Не о чем волноваться.
— Не хочу, чтобы тебе снова причинили боль, — она поджимает губы.
— Понимаю.
Френсис хмурится еще сильнее и вздыхает.
— Что?
— Я не говорила тебе, но… я была замужем несколько лет назад. — Она не отрывает взгляд от дороги. — Он изменил мне, так что, думаю, это горячая тема.
— Черт. Мне жаль.
— Я не люблю об этом говорить. Моя собственная глупая ошибка. Я знала, что лучше не выходить замуж за полицейского, Эта работа может испортить тебя, оставить свой след.
— Что ж, я рада, что ты мне рассказала. Ну, что за мудак, а!
— Знаешь, раньше ты не так часто ругалась.
Я фыркаю.
— Я носила платья в цветочек и говорила красиво, да
Френсис смеется.
— Мне нравится ругаться. Эти слова чертовски выразительные.
— Отлично, раз это делает тебя счастливой. — Она улыбается, но улыбка быстро гаснет. — Но ты никогда не была тряпкой. Не думай так. Ты посылала людей к черту, но просто вежливо. И я рада, что Эд был с тобой сегодня, что помог. Просто будь осторожна, Клем. Ты была без ума от него, и не ушла, если бы не была на сто процентов уверена, что он тебя обманул.
— Понятно.
На мгновение она замолкает.
— Наверное, я злюсь на себя за то, что считала его хорошим парнем. Мой радар, как правило, лучше.
— Хм.
— Как я уже сказала, было здорово, что он мог помочь в чрезвычайной ситуации.
— Надеюсь, это больше не повторится. Пицца и фильм?
— Читаешь мои мысли.
Мы выезжаем на пригородное шоссе. Понемногу обезболивающее начинают действовать, и я снова могу думать.
Возможно, это был не лучший день. Я определенно не рекомендовала бы приступ как хорошее времяпровождение, но в результате Френсис стала откровеннее со мной, я поговорила с Эдом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
У меня такое чувство, что я чего-то достигла, хотя понятия не имела, какой была цель.
Относительно того, чтобы держаться подальше от Эда… Не вижу причин для этого. Наверняка у меня возникнут вопросы, на которые сможет ответить только он. В конце концов, он не причинит боль, если у меня нет к нему настоящих чувств.
Немного похоти не в счет.
Глава 3
Лицо так отекло от ушибов, что я едва узнаю себя в зеркале. У большинства людей есть целая жизнь, чтобы принять свою внешность, привыкнуть, как они выглядят в разных обстоятельствах. Но не у меня. Если бы боль не совпадала с синяками на лице, то я могла бы подумать, что смотрю на незнакомку. Но, в целом, у меня довольно обычная внешность. Меня устраивает.
Я приподнимаю челку — шрам выглядит примерно так же: широкая красная полоса поперек лба, — опускаю, затем беру ножницы и начинаю кромсать свой «конский хвост». Скоро настанет жара, а я ненавижу, когда волосы греют шею.
Сделать себе челку гораздо проще, чем обстричь все остальное, но должно получится стильно и оригинально. Наверное. Или будет похоже, что я сунула голову в блендер.
Значит так тому и быть.
Изменение внешности для меня — это катарсис (п.п.: нравственное очищение в результате душевного потрясения или перенесенного страдания.). Меня восхищает, как Эд непринужденно чувствует себя «в собственной шкуре» — мне бы хотелось того же, — а еще мне нравится его запах, голос и крепкое надежное присутствие. Что не удивительно. Однажды ведь я уже влюбилась в него.
Френсис права: нужно поостеречься. Любовное увлечение сейчас не ко времени. Я еще не разобралась со своей жизнью.
Я откладываю ножницы. Результат не так уж плох. Похоже на короткую стрижку «боб». Да и по ощущениям так определенно лучше.
Первый пункт сделан. На очереди второй.
Прихватив побольше мешков, я начинаю вычищать свой шкаф. Прочь пастельные тона и цветочные принты! Психотерапевт, вероятно, сказал бы, что смена гардероба — это попытка отделить себя нынешнюю от себя прежней. По крайней мере, так говорит интернет. И это верно. Я, по возможности, провожу черту между настоящим и будущим. Между мной и ею.
Уходят платья в цветочек и красивые винтажные топы с блестящими пуговицами. Исчезают младенческий розовый, фиолетовый и солнечный желтый цвета.
За последние несколько недель я твердо усвоила, что могу делать только то, что считаю правильным. И я нахожу удовольствие в утверждении своей идентичности, начиная с нуля.
— Что ты делаешь? — спрашивает Френсис, появляясь в дверях спальни. Она задерживает взгляд на моей новой прическе, но ничего не говорит. То же самое касается футболки Эда, которую я почему-то до сих пор ношу. Я даже не стирала её, потому что тогда его запах исчезнет.
— Ушла пораньше с работы? — спрашиваю я.
— Мне не нравится оставлять тебя одну.
Я хмурюсь.
— Из-за меня ты и так потратила часть своего отпуска.
— Ничего страшного. Не хочешь ответить на первый вопрос?
— У меня тут «большая чистка».
— Это я вижу. — Скрестив руки на груди, она прислоняется к дверному косяку. — Давай уберем все в гараж? На случай, если передумаешь…
Я пожимаю плечами.
— Но книги-то ты не выбрасываешь? — с ужасом спрашивает Френсис, разглядывая разноцветную кучу одежда рядом с коробками из подвала. — Они были твоими любимыми.
— Нет. Сначала прочту.
— Хорошо. — Ее плечи облегченно опускаются.
Не могу винить ее за беспокойство. Со стороны саморазрушение и переосмысление, вероятно, выглядят похоже.
— Клем, как твоя голова?
— Всё ещё на месте. Немного побаливает, но ничего страшного.
