Его карикатуры на начальство и прозвища некоторых педагогов были прямо-таки гениальны; они настолько запоминались, что становились нарицательными и переходили из года в год на долгое время в поколения учеников.
В старших классах Савицкий стал серьезным и сдержанным; его детская шаловливость и легкомыслие бесследно прошли. Беспокойная страсть к приключениям уступила место глубокой созерцательности и серьезному изучению публицистики. Он познакомился с подпольной литературой, изучал разные революционные течения, пристально следил за событиями в общественной жизни во время начавшейся войны с Японией.
Летом в уездный городок наезжали студенты, рабочие с фабрик и заводов, и от них он узнавал, какими идеями, стремлениями и надеждами живет передовое русское общество. Перед ним рисовались уже планы недалекого будущего, когда, окончив училище, он поедет в северную столицу, где жажда знаний может быть утолена, где идейная революционная жизнь бьет ключом. Его привлекала жизнь, полная умственного напряжения и творчества. В глубине его светло-серых глаз неугасимо светились искры неукротимой воли и жажда свободы. Вот с каким юношей, которому исполнилось всего лишь 18 лет, столкнула судьба семнадцатилетнюю Ольгу, не знавшую горестей и нужды. В обстановке барского дома она росла и расцветала как вешний цвет; ее душа не ведала тревог и нравственных страданий. От матери Ольга унаследовала добрый нрав, от отца – спокойный, волевой характер. Природный ум и скромность при блестящем воспитании завершали ее чудный облик; она привлекала к себе восхищенные взоры всех, кто видел ее случайно, или кому пришлось вести с ней беседу. Она много читала, серьезно изучала русскую классическую литературу, особенно Пушкина и Лермонтова, успешно занималась пением и музыкой. Ей нередко приходилось проводить зимние каникулы в Москве у своей тетушки по отцу, где она хорошо познакомилась с театром, музеями и другими сокровищницами русского искусства.
Отец не чаял в ней души, делал все, чтобы дать дочери знания, развить ее природные дарования; но вместе с тем он был и строг с нею, требовал беспрекословного послушания своей воле.
Образ Ольги поразил и покорил мятежную натуру Савицкого. Он почувствовал душою артиста, как прекрасен этот образ русской красавицы. Первая встреча сблизила их неожиданным образом. Он всегда был замкнут, она жила затворницей. И вот судьба свела их, юных, прекрасных, одаренных возвышенными светлыми мечтами.
Несмотря на противоположность положения в обществе, они оба были близки друг к другу по сходству их юношеских влечений к искусству, ко всему разумному и радостному в жизни, что свойственно от природы каждому юноше и девушке с цельной душой и здоровой натурой.
На следующий день, по окончании уроков, швейцар вручил Савицкому пакет: Закалинский приглашал его на обед, желая лично выразить ему свою признательность. Савицкий взял извозчика, заехал домой; по возможности приодевшись, он прибыл к дому предводителя дворянства в точно назначенное время.
Швейцар в ливрее открыл ему дверь и, низко поклонившись, с доброй улыбкой сказал:
– Пожалуйте, пожалуйте, господин Савицкий! На лестнице его встретил лакей и, расшаркиваясь, пропустил в дверь гостиной. Сам Закалинский, невысокий, красивый старик с русским лицом и окладистой бородой, поднялся навстречу и, подав руку, искренне благодарил юношу:
– Я не могу выразить вам, молодой человек, всей своей отцовской благодарности! Вы поступили благородно и, пренебрегая опасностью, спасли мою дочь… Я рад, весьма рад видеть вас в моем доме и благодарить!
На белом лице Ольги играл румянец; потупив очи, она протянула ему руку. Савицкий ощутил ее легкий трепет и осторожно пожал.
Гувернантка, Акинфьевна и другие слуги с нескрываемым восторгом смотрели на героя дня. Савицкий не знал, что ему отвечать; его смущение еще более возбудило симпатии всех присутствующих.
– Прошу, господин Савицкий, к столу! – пригласил Закалинский, и все направились в столовую. За обедом предводитель расспрашивал Савицкого о его успехах в науках и, по мере того как последний отвечал, хвалил за серьезное отношение к учению; попутно и весьма осторожно осведомлялся о бытовых условиях, деликатно предложил в трудные минуты обращаться к нему лично за помощью без всякого стеснения. Савицкий благодарил и не менее деликатно отказался от предложенной помощи.
– Не поймите меня, молодой человек, – сказал Закалинский, – что я предлагаю вам только материальную помощь… Нет! Но бывают ведь трудные обстоятельства и другого свойства! И вообще, мы у вас в долгу, поэтому будем отныне знакомы и, если угодно, друзьями.
– Да, да! Мы будем всегда рады видеть вас у нас! – с живостью вставила Ольга.
– Конечно, конечно… Вы у нас теперь свой человек, господин Савицкий! – подтвердил отец. – В скором времени будет день рождения Оленьки, и мы непременно ждем вас!
Савицкий, приподнявшись, поклонился и благодарил за столь лестное внимание. Обед прошел в оживленной беседе. Савицкий с его умом, начитанностью и тактом расположил к себе требовательного к людям Закалинского.
После обеда хозяин дома, извинившись, пошел отдыхать. Молодые люди продолжали непринужденно беседовать. Ольга осведомилась, играет ли он на рояле. Савицкий с сожалением должен был ответить, что ему лишь в малой мере пришлось играть на рояле.
В селе, где живет его мать, у священника есть старое фортепьяно; бывая у его сына, своего товарища, он научился исполнять несложные вещи. Но ноты он знает и может петь под аккомпанемент.
Ольга не предложила, а Савицкий, понимая, что нельзя нарушать послеобеденный покой хозяина дома, не просил ее сыграть на рояле.
Незаметно пролетел час, другой, и Савицкий откланялся. Ольга проводила его и еще раз просила не забывать их дом.
– Благодарю вас, Оля! Если ничего не случится со мною, я всегда с великой радостью приду к вам! – сказал он, пожимая ее нежную руку.
Когда Савицкий шел по улице, душа его была полна образом девушки, взволновавшей самые сокровенные чувства его впечатлительной и сдержанной натуры.
В один из ближайших дней после визита Савицкого предводитель встретил директора реального училища. Директор уже знал о поступке Савицкого на маевке, но, отметив благородство его, добавил:
– Я должен предупредить вас, ваше превосходительство, что Савицкий – весьма опасный человек. Есть все основания полагать, что он не только читает запрещенную литературу, но и ведет революционную пропаганду, причем самого крайнего толка! На днях у меня был исправник. Он убедил меня в этом. Савицкий находится под неотступным надзором полиции, и чем это все кончится, не могу даже себе представить!
– Господин директор! Необходимо было с вашей стороны оказать влияние и образумить юношу; он произвел на меня самое лучшее впечатление! – отвечал озадаченный предводитель.
– Представьте себе! Я беседовал с ним неоднократно, но убедился в бесполезности усилий, – оправдывался директор. – Он умен, имеет обширные познания, но, к сожалению, упрям и скрытен, его невозможно
