— Ну и?
— Если вы уверены, то посидите здесь, а я пока попробую ручку дернуть, — продолжила я, подмигнув Этне. В глазах ее засветилось понимание.
— Иди, если тебе хочется, — насмешливо фыркнула она. — А мы с Сианной, как умные люди, посидим здесь и дождемся Самсоновых. Да?
— Вообще-то я… — под грозным взглядом равейны девушка осеклась. — … посижу здесь. Да. Иди, если хочешь.
Окрыленная идеей, по лестнице я поднималась вприпрыжку. Как и предполагалось, дверь была на своем месте, а ключ отсутствовал. Но вот след от него остался. Эти тонкие паутинки, которые оплетали ручку и замок, тянулись куда-то в темноту. Будь на моем месте любая другая равейна, ее прикосновение разорвало бы их в клочья. Но мои пальцы могли наполнить нити силой. Свет и тьма есть во всем. Полутени и неясные следы, намеки и связи… Я просто делаю их прочнее. Дэй-а-Натье — так говорили королевы?
Дверь отворилась с тихим щелчком.
— Девочки, а здесь и не заперто вовсе, — мой голос лучился наигранным удивлением. — Наверное, они дверь не захлопнули. Или замок сломался.
Над пролетом показалась кудрявая голова Сианны.
— Но как? Мы же точно… —
— Да, мне тоже показалась, что она была неплотно закрыта. Зря я за ручку не подергала, — так же фальшиво огорчилась Этна. И едва слышно шепнула, повернувшись ко мне: — Как?
— Ладно, идем, главное, что она открыта, — я втолкнула недоверчиво осматривающую замок Сианну и быстро забормотала: — Этна, вещи все помнят. Я просто добавила некоторым воспоминаниям жизни.
— Даже без магии? — так же тихо усомнилась она и осторожно, будто боялась, что ручка ее укусит, коснулась двери.
— Без заклинаний — это точно. Ну, а магия… Она есть во всем, правда? — подмигнула я подруге и, довольная собой, прошла в номер.
В помещении царили тишина, темнота и прохлада. Последнее было особенно актуально. Сианна опять первая застолбила за собой ванную, и мы с Этной, ожидая очереди, устроились перед телевизором. Компанию нам составили уворованные из столовой во время ужина фрукты. Вообще-то их нельзя было приносить в номер, но когда это равейны следовали правилам?
— Как тебе дискотека?
— Нормально, — лениво отозвалась Этна. Она даже не валялась — сибаритски возлежала на кровати, лениво пощипывая виноград. — Только крутят одно и то же, быстро приедается. Завтра, наверно, не пойду. А ты где ходила? Мы тебя потеряли.
Я задумчиво ковырнула гроздь.
— На пирсе отсиживалась. Знаешь, на пляже действительно был живой концерт. И девушка пела очень хорошо. Еще и на гитаре играла — эмоционально так, заслушаешься.
— Ага, еще и написала тексты сама, наверное. Ну, прямо вечер бардовской песни, — ухмыльнулась Этна, выбирая самый крупный апельсин. Пользуясь отсутствием Сианны и прочих нежелательных свидетелей, она одним заклинанием сдернула с него шкурку. По комнате распространился резкий свежий запах.
— Ты не смейся. Мне очень понравилось.
— А чего тогда ушла?
— Дискотека стала пение заглушать, — нехотя призналась я, привычно ожидая насмешек и обвинений в ретроградстве. — А вы почему домой так рано вернулись?
— Устали, — коротко пояснила Этна.
Ванную в итоге я посетила последней. Ждать пришлось долго, но с другой стороны — и меня никто не торопил. После теплого душа навалилась страшная усталость. Я едва добралась до постели и успела прошептать в темноту «Доброй ночи». А потом — все. Как вырубили.
* * *
«Здравствуй, Ледышка».
«Здравствуй, Тай. Давно не виделись».
Молчание. Потом, тихо:
«Ты не сердишься на меня?»
Смех. Беспечный, и легкий, как ветер. Он чуть покалывает кожу, и я замираю от восторга, прислушиваясь к этому звуку. Я тоже смеюсь. А голоса в темноте продолжают тихий разговор, не обращая на меня внимания. Я — невидимка.
«Нет. Не сержусь. Ты прав, ты всегда прав. Ты успел вовремя. Я благодарен тебе, и…»
Пауза.
«Что?»
Он встревожен. Неуверенные нотки в голосе собеседника ранят его сильнее, чем обвинения и угрозы.
«И я скучаю по тебе, Тай. Правда. Я знаю, что я для тебя всегда был как непутевый младший брат, от которого одни неприятности, но…»
«Не говори так! Ты — самое дорогое, что у меня есть».
«А твой сын?»
«Ледышка… Не надо…»
Он замолкает. Когда он начинает говорить вновь, в его голосе боль.
«Мой сын презирает меня за слабость. Он отказался от меня».
Ярость, холодная и далекая, вспыхивает, как падающая звезда в августовском небе. Его перебивают, зло, отчаянно.
«Ты не слабый, Тай. Ты просто другой. Лучше всех нас. Я люблю тебя, правда!»
Улыбка. Чуть виноватая и неуверенная. Просящая.
«Ксиль…»
Вздох.
«Я не вернусь, Тай, и ты знаешь почему. Прости меня. И постарайся помириться с Ириано — настоящий сын всегда лучше «почти сына».
«Но…»
«Я люблю тебя. Прости».
* * *
Звон будильника застал меня врасплох. Я вылезла из-под одеяла, нажала на заветную кнопку, поплелась к раковине — умываться, и только потом, собственно, проснулась и сообразила, что что-то не так.
— Этна? — вкрадчиво протянула я, трогая подругу за плечо. — Ты вставать собираешься?
— Отстань, садистка! — простонала она, утыкаясь в подушку. — Тебе хорошо, ты выспалась.
— Ты легла раньше меня! — искренне возмутилась я.
— Зато ты спала крепче и не слышала, что устроили эти, — проворчала Этна, спуская наконец ноги на пол и морщась так, словно была королевой, которую разбудил запах с конюшен.
— И что они устроили? — громким шепотом поинтересовалась я из ванной, натягивая купальник. Надевать по такой жаре джинсы было ужасно лень… ладно, сверху сарафан накину, и сойдет.
— По дороге расскажу, — угрюмо пообещала Этна.
И действительно, рассказала. История получилась крайне занимательная. Где-то в два часа ночи в номер заявились наши дамы, пьяные в хлам. Сначала они тихо и мирно пытались утопить друг друга в ванной, но, к сожалению, не вышло. И тогда бравые сестры решили отомстить подлому миру и начали петь. Конечно, звукоизоляция в отеле была на высоте, но не внутри же номера! Всю ночь дамы бузили, соревнуясь в громкости и надрывности исполнения народных хитов. Лишь под утро Самсоновы пали в неравном бою со сном… Или с хмелем, кто их знает.
— Бедняга… Ну ничего, днем выспишься. Все равно делать нечего, на пляж в жару нельзя. Что смеешься?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
