отбросил одеяло, вскочил с постели и подбежал к окну. Нет, он вовсе не в Латьярве. И Манк не придёт его будить. Больше никогда не придёт.
На глаза мальчика навернулись слёзы. Он отступил от окна, снова уселся на кровать, притянул колени к груди и обхватил руками. Всхлипнул.
Последние минуты жизни тано пронеслись перед глазами. Вот старик встаёт, оттесняет ученика в сторону. Охотница держит его на прицеле, но Манк, ничуть не смущаясь, достаёт откуда-то гийирату с демоном глубин. Почему он не вызвал его раньше? Зачем так медлил? Ведь знал, наверняка знал, на что способна эта девица.
А ей, похоже, не привыкать убивать. Лари преспокойно зачехлила арбалет обратно, одновременно невозмутимо беседуя с мальчиком. Уболтала, увела. Он опомнился, лишь когда сработала оставленная у тела Манка огненная гийирата.
— Я не пойду! — запоздало дёрнулся обратно Дики.
— Куда не пойдёшь? — охотница обернулась, недоумевающе уставилась на него.
— С тобой не пойду!
— А куда пойдёшь?
— Туда! — мальчишка махнул рукой в сторону, откуда они пришли.
— Не советую, — Лари покачала головой. — Пламень вечности уже пожрал это отродье. И хоронить тоже нечего, если ты вдруг это хотел сделать. Такие, как Риманко Квинз, заслуживают только быть разорванными на части дикими зверями, а их души — поглощёнными тварями из мрака.
— Он хороший!
— Дорогой мой, тано не бывают хорошими, — снисходительно улыбнулась Лари. — Они на твоей стороне, пока у вас совпадают цели. Тано — не друг. Тано — как сотня волков. Сожрёт и косточек не оставит.
— Он меня спас! И много раз спасал!
— Потому что ты был ему нужен, глупый.
— Для чего?
— А этого мы уже никогда не узнаем. Можешь ли ты представить, как охочи до юных непорченых душ твари из мрака? В лучшем случае ты мог стать приманкой. А в худшем, — охотница понизила голос, — в твоём тщедушном тельце будет выращен очередной монстр. Есть и такие ритуалы. Так что заткнись и радуйся, что я спасла тебя от любой из этих участей, маленький неблагодарный засранец.
Она выпрямилась и зашагала дальше, даже не беспокоясь, идёт за ней Дики или нет.
Оставаться одному в темнеющем лесу мальчику не хотелось. Он побежал следом, путаясь в глубоком снегу, упал. Вскрикнул, ударившись рукой о заледеневший ствол дерева. Лари остановилась и обернулась через плечо. Так же молча дождалась, пока Дики встанет, прихрамывая, добредёт до неё и только потом продолжила путь.
К поселению они вышли уже в глубокой ночи. Дики буквально валился с ног от усталости. Он почти не помнил, как его отвели в одну из хижин, попытались накормить. Потом махнули на это рукой, так как пацан даже ложку в руке держать не мог. Он даже не помнил, как укладывался спать.
И вот теперь воспоминания нахлынули волной. Или даже лавиной. Ударили по затылку, закрутили в снежном потоке отчаяния. Дики сидел на краю кровати и снова горевал. О семье, для которой он больше не существует, о старом тано, который зазря пожертвовал собой. О себе, теперь уже круглом сироте.
Снаружи послышались шаги, дверь скрипнула и отворилась, пропуская незнакомого молодого мужчину. Он окинул мальчишку скептическим взглядом, покачал головой.
— Хватит валяться и строить из себя страдальца, — отрывисто произнёс незнакомец. — Поднимайся и дуй завтракать. Потом решим, что с тобой делать.
Он развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты, буркнув под нос «и на кой нам сдался этот щенок».
Пока Дики ел, мужчина, представившийся Дайирамом, коротко рассказал о поселении и его жителях. В закрытую общину Ливиан удавалось попасть не каждому. Эти люди ненавидели всё, связанное с колдовством, а сильнее всего — владеющих им тано. Для ливианцев именно они были источником всех бед. Если видишь рядом тано, говорили они, оглянись — неподалёку бродит тварь. То, что твари не следствие, а причина появления колдуна, жители общины принимать никак не хотели.
Охотница Лари не была из их числа. Да, отчасти разделяла взгляды, но не гнушалась пользоваться методами гнусных колдунов. Ливианцы на это закрывали глаза, памятуя, что именно такие, как Лари, избавляют мир от мерзких и несущих хаос тано.
Мальчишку же она попросту бросила в поселении, не собираясь тащить за собой. Оно и верно, на кой охотнице ребёнок, который будет тормозить передвижения, лезть под руку и периодически стенать об убийстве своего старика. А в учениках она и подавно не нуждалась.
— А что вы со мной теперь делать будете? — тихо спросил Дики, выслушав Дайирама.
— Поживёшь пока тут, — отрезал мужчина. — Приживёшься — оставайся. Нет — жди весны, когда подводу в ближайший город организуем, а там иди на все четыре стороны. Но учти, ты не гость. Работать будешь вместе со всеми.
Мальчик понуро кивнул.
* * *
Первая неделя пролетела как один день. Приноравливаясь к новому режиму, Дики уставал настолько, что засыпал, едва голова касалась подушки. Что-то соображать и анализировать мальчик начал лишь к середине второй. И всё чаще ему хотелось покинуть этих людей. Каждый второй смотрел на него с неприязнью, а то и плевал вслед. Никто не поверил Лари, сказавшей, что проклятый тано похитил мальчишку и задурил ему голову. Все считали, что Дики пошёл с ним добровольно и, в общем-то, были правы. А значит, теперь в их чистой и святой общине обретается колдунский выкормыш.
Никогда и нигде Дики не чувствовал себя таким одиноким, как здесь. Чужой, другой. Проклятый. Он подозревал, что будь поблизости какое-нибудь поселение с нормальными людьми, его бы уже вытурили за околицу. Но что-то человеческое в ливианцах ещё было, поскольку выгонять в такую стужу ребёнка никто не решился.
Как оказалось, некоторым человечности изрядно не хватало. И здравого смысла, как выяснилось позднее. Иначе почему однажды Дики обнаружил у себя под подушкой толстую книгу в потёртой обложке. Страницы её были, похоже, сделаны из кожи, а чернила при свете огарка свечи казались бурыми.
Дики был мальчиком образованным. Грамоте его учила мать, счёту отец, всё как положено в приличной семье среднего дохода. Но таких слов, что он попытался прочесть, уж точно в мире не существовало. Будто кто-то просто записывал буквы в произвольном порядке, иногда добавляя знаки препинания.
— Ковда патли в гачи карой левда покорутся налой, вадаеца насаев сой, — прочёл Дики вполголоса. Запятые и точки здесь казались совершенно неуместными. Но звучало складно, почти как стих. — Кот вашка понади ларья, бод миц, путание мурья — напашка, де уранна я.
— Что ты там бормочешь? — сонно пробормотал сын хозяев дома с соседней кровати. — Спи давай, завтра твой черёд снег чистить у
