После дополнительных расчетов и сравнительных исследований была определена оптимальная высота «чайки» — 1,3 метра. Во всем остальном размеры судна соответствовали боплановскому описанию. Именно такая мелкосидящая в воде лодка могла быстро передвигаться, маневрировать, к тому же была достаточно вместительна. Вот на таком судне ребята, многие из которых к тому времени побывали в сложных походах, и собрались пройти по водным маршрутам казаков-мореплавателей, посетить порты Румынии, Болгарии, Турции. Предложили и мне принять участие в экспедиции. Я согласился, тем более что это соответствовало моим походным планам. Они во многом тоже были связаны с казачеством.
Но пока экспедиция готовилась, я решил сам пройти на легком суденышке от берегов острова Хортица, где, как считают, располагалась одна из первых Запорожских Сечей, до дунайского Вилкова, в окрестностях которого была основана последняя Задунайская Сечь. Собственно, мое плавание могло оказаться репетицией будущей экспедиции, а в чем-то даже и дополнить ее. Ребята согласились со мной и, как водится, пожелали семи футов под килем. Я поблагодарил за напутствие, но не удержался отшутился, что мне вполне хватит одного-двух...
Здесь, пожалуй, стоит чуть подробнее рассказать о конструкции моего суденышка. Многие современные плавательные средства, особенно те, которые предназначены для дальних переходов, оснащены оборудованием, производство которого часто и дорого, и вредно для природной среды. Уж не говорю про надсадно ревущие моторы, заглушающие и шелест волн, и крики чаек. А ведь наши предки (те же запорожские казаки), много времени проводившие в дороге, обходились без всего этого. Что они чувствовали во время длинных неторопливых переходов? О чем думали и какие разговоры вели под скрип уключин, при попутном ветре, на привалах? Какую еду готовили? Эти вопросы сразу же рождали другие: что можно взять из старого? Как сегодня использовать, где применить опыт и лодочных мастеров, и странствующего люда? Собственно, одна из целей плавания заключалась в том, чтобы доказать: для сохранения чистоты «божьих дорог» (так в старину называли реки) и их берегов, для более рационально организованного и духовно насыщенного отдыха водный транспорт наших предков (естественно, в чем-то усовершенствованный, модернизированный) часто более предпочтителен, чем современные стремительные суда.
Вероятно, многим доводилось сидеть за веслами гребной фанерной лодочки, которую обычно выдают напрокат под залог в парках и на базах отдыха. Вот такое судынешко я и взялся переоборудовать для дальнего путешествия по реке и морю. Сиденье посредине сразу же снял. В носу установил трехметровую мачту. Для этого в банке прорубил отверстие. Под него подставил обрезок железной трубы, которую укрепил внизу. В трубе просверлил отверстие и приварил гайку, через которую болт прижимает мачту. Конструкция проста и надежна. В кормовой части лодки при необходимости устанавливается тент. Через швы по краям прямоугольного куска брезента пропускается толстая проволока, потом она сгибается и ее концы вставляются в трубочки, укрепленные по бортам. Тоже все просто. Шкоты, руль, подвязки, зажимы, крючки, карманы, рундучки — с экипировкой намудрил я достаточно, пожалуй, ее подробное описание тема для специального журнала. Тут же, вероятно, еще следует упомянуть о тростниковой обвязке бортов, которую я скопировал с обшивки «чаек».
Несколько слов о названии судна. Хоре — древнеславянское божество, связанное с культом Солнца. Некоторые исследователи предполагают, что с его именем связано название самого большого в русле Днепра острова Хортица. Когда-то он был форпостом казачества, от его берегов начинались все мои водные маршруты, и всегда рядом, отражаясь в днепровских плесах, было светило, лучи которого указывали дорогу и древнеславянским ладьям, и запорожским «чайкам». «Хоре» — так я, не задумываясь, окрестил судно.
...В воспоминаниях о тех счастливых июльских днях сохранились прежде всего те детали плавания, которые связаны с путями-дорогами моих далеких предков. Ветер надувал паруса их стремительных «чаек». Тот же ветер был всегда с нами. Под попутным верховым ветром (на море его еще называют «горишным») мы с братом прошли почти всю Каховку, за один день проскочили от Одессы до Каролины-Бугаз, пронеслись последние мили перед Дунайским гирлом. Прост и даже неказист был наш парус с виду, с иронией на него взирали капитаны яхт, однако он исправно работал под попутным ветром, уверенно гнал суденышко мимо зеленых берегов.
Казакам нередко приходилось, спасаясь от неприятеля, перетаскивать свои суда по суше. Они, собственно, и строили «чайки» так, чтобы в любой момент их можно было разгрузить и провести по мелководным речушкам и протокам или даже воспользоваться береговыми волоками. У запорожцев также был большой опыт преодоления днепровских порогов. Их остатки ныне торчат из воды вблизи острова Хортица. Одна из скал, кстати, называется Охи-Вздохи. Местные краеведы объясняют гостям: речные путешественники ахали и охали, приближаясь к грозным порогам, а когда преодолевали их, облегченно вздыхали. Вот что писал о плавании через порожистый участок польский посол Эрих Лясота: «Плавание через пороги чрезвычайно опасно, особенно во время низкой воды; люди должны в опасных местах выходить, и одни удерживают судно длинными канатами, другие опускаются в воду, подымают судно над острыми камнями и осторожно спускают его в воду. При этом те, которые удерживают барку канатами, должны все внимание обращать на стоящих в воде и только по их команде натягивать и опускать веревку, чтобы судно не натолкнулось на камень, ибо в таком случае оно немедленно погибнет».
В заливе за Никополем нашему «Хорсу» немедленная погибель не угрожала, однако ситуация была довольно серьезной. Ветер вдруг заиграл по кругу, а потом, будто отвесил пощечину, ударил с юго-востока. Мы не успели подвернуть к спасительным камышовым затонам, где при любом шторме тихо, как нас прибило к обрывистому берегу. Какое-то время гребли вдоль глинистой кручи. Ветер все усиливался, гребни волн стекленели, надламывались и со всех сторон таранили лодку. Кстати, на Каховском море волны, случается, называют «тремя сестрами», настолько они порою растрепаны и злы, как три поссорившиеся сестры. Вот такие волны и стали захлестывать лодку. Мы выпрыгнули из нее и по мелям потащили вперед.
По пути попался островок с одинокой старой вербой посредине. Он на какое-то время прикрыл нас от волн. Однако вскоре пенящиеся валы стали перехлестывать через этот бугорок, норовя вырвать суденышко из рук. Стоя по пояс в воде, мы вцепились в его борта и смотрели на темную большую тучу, в которой начинало опасно погромыхивать. И вот наступил момент, когда поняли, что лодку нам не удержать. Тут-то и пригодился... Впрочем, о казацком опыте мы вспомнили несколько позднее, а в те минуты работали лишь руки и ноги. Один придерживал лодку, а другой вырывал из гнезда мачту, свертывал парус, обрезал якорь и вытаскивал вещи на берег. Благо на низкий в этом месте обрыв можно было вскарабкаться по корням подмытых деревьев. По этим же корням мы через десять минут и выволокли лодку на кручу. Произошло все это на вольных землях Чертомлыцкой Сечи. И с кручи, где мы сохли у костра, были видны островерхие тополя, которые окружили старый ветряк и курган, насыпанный над могилой кошевого атамана Ивана Сирка.
А вот что произошло на Черном море. Утренний попутный ветер гнал наше суденышко вдоль очаковского берега. К полудню перешли на весла. Где-то вблизи острова Березань задула встречная низовка, и мы вынуждены были прибиться к берегу. Кстати, именно в березаньской гавани часто укрывались от непогоды казацкие «чайки», возвращаясь из черноморских рейдов. Быстро и легко сечевики, в зависимости от ситуации и близости противника, вытаскивали свои суда, порой и на находящийся напротив Очакова Тендер-остров («Тын-дерево»), где спокойно пережидали шторм.
К вечеру ветер вроде поутих, и мы решили прорваться за мыс. В тени от высокого, в полнеба, глинистого обрыва осторожно приблизились к выступающим из воды камням. Впереди дымилось освещенное закатным солнцем море. Оно глухо постанывало. То ли предупреждало об опасности, то ли отходило от дневной болтанки. И тут лодка вдруг стала наполняться водой. Сначала мы пробовали вычерпывать ее, вымачивать тряпкой, однако, когда она заструилась над пайолами, поняли, что пробито днище. Удивительно, но это не доставило особого беспокойства. Мы чуть отошли от мыса и вытащили лодку на узкий галечный пляжик под обрывом.
Быстро развели костер и залепили смолой пробоинку. На выгрузку и ремонт ушло не больше двух часов. Запорожские мастера, которые так же легко перетаскивали свои суда и так же быстро их смолили, вероятно, остались бы довольны нашей работой. Мы наскоро поужинали и легли спать — завтра ранний бриз погонит наш «Хоре» дальше. А сумерки размывали и размывали очертания Березани. Остров как бы уплывал от берега, освобождая проход для ветров и кораблей...
