И все же я определенно видел… что-то. Похожее то ли на большую дверь, то ли на ворота – а скорее на самую обычную дыру с неровными краями. Шириной метра в четыре и примерно столько же – в высоту. Прореху в привычной реальности через которую, видимо, и пролезла на кладбище ныне покойная жаба.
И хорошо, что только она одна: тут вполне мог поместиться кто-то побольше и позубастее.
– Справитесь, ваше преподобие? – Городовой запрокинул голову, пытаясь разглядеть верхний край Прорыва. – Здоровый какой… В тот раз поменьше был.
– Справлюсь. Только отойдите в сторону, любезный. И не подпускайте… гражданских.
Последнее, видимо, относилось ко мне. Я не стал дожидаться, пока городовой погонит меня прочь и сам отступил чуть назад, в тень надгробья с побитым ангелом. Не слишком далеко – только чтобы не мозолить глаза «преподобию». Не знаю, что он задумал, но пропускать такое зрелище я не собирался.
И не зря. Оно того определенно стоило: стоило городовому отойти, как его спутник начал… действие. Больше всего это напоминало какой-то ритуал – причем из тех, что мне еще не приходилось даже наблюдать, не говоря уже о том, чтобы проводить самому. «Преподобие» сосредоточенно шевелил руками в воздухе, будто орудуя невидимыми иглой и нитью – и Прорыв становился меньше! Поначалу шов казался грубоватым и слишком размашистым, но через минуту воздух над могилами почти перестал рябить. Рана в реальности понемногу затягивалась и по краям уже почти исчезла.
Если меня интересовало, есть ли в этом мире магия, – ответ я, похоже, получил.
– Во дает… Да ты не бойся, смотри. – Городовой осторожно перешагнул через надгробье и встал со мной рядом, сложив руки на груди. – Когда еще такое увидишь?
В голосе старика звучало неподдельное восхищение. И, пожалуй, даже больше: он таращился на «преподобие» так, будто тот был то ли неведомым чудом природы, то ли иконой в храме. А может, и вовсе каким-то сверхчеловеком.
Похоже, талант заделывать эти самые Прорывы встречался в их мире нечасто.
– Ты прости, сынок, что сразу не подошел… Служба, – снова заговорил городовой. – А ведь если б не ты – поди, лежал бы я сейчас там с жабой, чтоб ей пусто было… Где так научился саблей махать? Вроде из гимназистов, я погляжу, вам солдатское ремесло знать не положено.
– Не знаю… Само получилось. – Я пожал плечами. – Просто испугался, наверное, взял саблю… И часто у вас такое бывает – Прорывы эти?
– Да лет сто, считай, вообще и не было – а то и двести. – Городовой чуть сдвинул фуражку на лоб и почесал затылок. – И все далеко, за Уралом если только. А последние года три – как с цепи сорвались. И прямо в городе. Упыри лезут, лешие, жабы – кого только не встретишь… А в феврале даже Рогатый пожаловал – на Гороховую улицу.
Видимо, в этом мире каждому полагалось знать все до единой разновидности местной потусторонней фауны. Жабу я уже видел собственными глазами, упыри с лешими даже звучали не слишком грозно – а вот Рогатый… Рогатый, судя по всему, был посерьезнее той страхолюдины, что сейчас валялась на Малом проспекте.
– Помню, шума тогда было… – Городовой на мгновение задумался, вспоминая что-то. – Трех городовых порвал и мать с ребенком – не успела убежать, бедная… До самого Адмиралтейства, считай, дошел. Хорошо, георгиевцы подъехали с пулеметами – усмирили кое-как.
– Георгиевцы? – переспросил я.
– Ты чего, сынок? Никак, ударился крепко? – Городовой улыбнулся и покачал головой. – Орден Святого Георгия при Святейшем правительствующем синоде. Защитники наши – кто ж их не знает?
Тот, кто прибыл в Петербург всего два-три часа назад – да еще и из две тысячи двадцать восьмого года… Впрочем, догадаться было несложно, хоть в моем мире ничего похожего не имелось – даже названия. Похоже, эти самые георгиевцы представляли собой то ли этаких боевых монахов – наподобие средневековых рыцарских орденов – то ли что-то вроде местного спецназа. Только заточенного под войну со всякими жабами и даже рогатыми. И помимо обычных солдат и офицеров у них в штате были еще и такие, как «преподобие».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– А это? – поинтересовался я, указывая на фигуру рядом со стремительно тающим Прорывом. – Вы уж простите – я раньше не видел…
– Это капеллан Ордена. – Городовой зачем-то понизил голос, перейдя чуть ли не на шепот. – Божий человек. В нем сила особая имеется – такая только у благородных встречается… ну, по большей части. Да и то не у каждого.
У благородных? Похоже, в этом мире дворянское сословие отличается от простых смертных не только титулом и изрядным капиталом, но и наличием сверхчеловеческих способностей.
– И что ж, получается, все благородные так умеют? – уточнил я. – С Прорывами…
– Нет, сынок. Этому только георгиевских капелланов учат – у них служба такая. А Талант в роду разный бывает. Кому-то бог силу дал, как у десяти человек, кому-то долголетия, кому-то – людей лечить… А кому и взгляд особый.
Городовой явно проникся ко мне симпатией – а может, просто любил поболтать. Иначе вряд ли стал бы так подробно рассказывать то, о чем в этом мире наверняка знали даже малые дети.
– Говорят, царь Петр мог глазами дубовую доску в три вершка прожечь. Хоть со ста шагов, хоть с двухста. Самолично шведский фрегат потопил при Гангуте: пороховую камеру подорвал так, что щепки выше мачт летели! – Городовой кровожадно оскалился, но тут же продолжил уже тише: – Но такой Талант редкость, разве что у князей и графьев встречается. А из обычных… Ой! Тихо – сюда идет!
Его преподобие капеллан действительно уже закончил свою работу – и теперь шагал через могилы к нам.
И вид у него был, надо сказать, весьма недовольный.
Глава 5
– Всего три месяца – и снова Прорыв, на старом месте. И на этот раз больше предыдущего.
Капеллан обращался к городовому – меня он, похоже, игнорировал напрочь. Зато я теперь мог рассмотреть его вдоволь. Впрочем, зрелище… нет, не то чтобы разочаровало – но оказалось весьма и весьма заурядным. «Преподобие» не отличался ни ростом, ни богатырским сложением – оказался даже чуть пониже меня, хоть ему уже явно и перевалило за тридцать. В гладко выбритом лице – почти треугольном, с острым маленьким подбородком – не было ровным счетом ничего героического.
Ко всему прочему капеллан еще и носил очки – круглые, в бронзовой оправе. Зато выправку имел, можно сказать, офицерскую: спина прямая, плечи расправлены – даже сейчас, когда Прорыв явно высосал из него все силы. Да и плащ из темно-коричневой кожи добавлял худощавой фигуре этакой мужественной угловатости. Никаких знаков отличия на одежде я не разглядел – только на вороте тускло поблескивал металл. Обычно так носили ордена второй или третьей степени. Но этот вполне мог оказаться и не наградой за службу, а просто символом принадлежности к духовному сословию.
Прямой равносторонний крест с расширяющимися лучами сохранил «военную» форму, но был выкрашен в пурпурный со светлой каймой. Присмотревшись, я все-таки смог разглядеть в центре овал с серебряной фигуркой: миниатюрный всадник, пронзающий копьем какую-то ползучую гадину.
Прямо как я с куском поручня – только еще и на коне.
Георгий Победоносец. Святой, заколовший то ли дракона, то ли змея – неудивительно, что борцы со всякими жабами выбрали его своим покровителем. Кажется, и у обычных солдат на пурпурных погонах красовалась такая же эмблема.
– Ровно в том же месте, ваше преподобие. Как сейчас помню, – закивал городовой, разводя руками.
Голос у него при этом был почему-то испуганный – а скорее даже виноватый. Будто от старика с револьвером Нагана и старой саблей на боку каким-то образом зависело появление новых Прорывов.
– Я должен немедленно доложить в Святейший синод, – продолжил капеллан. – Возможно, придется обустроить на кладбище круглосуточный пост. Если в следующий раз Прорыв окажется больше…
– Мне бы винтовку, ваше преподобие. Или ружьишко какое. – Городовой похлопал себя по боку, где висела кобура. – Одним наганом много не навоюешь.
