Гиппиус совсем меня зацарапала[750]. Ваше письмо чем-то кисленькое, лето всех утомило, по-видимому, кроме Диотимы. Если попаду в Москву, то в конце октября. На днях неожиданно получил письмо от Сапунова с Кавказа. Полон планов и предприятий, попадет, м<ожет> б<ыть>, в Петербург, сватает мне какого-то грамотного танцора из очаровательных учеников, пленившегося заочно (опасно это пылание заочно для меня) моими «Курантами» etc. и россказнями обо мне. И кучу других мечтаний[751].
Скоро, скоро я полечу к Вам, милые друзья, надеюсь, все такие же ко мне, как и я к Вам. Только не очень шпыняйте меня за «Эме Лебефа» (malgré tout et tous лучшее мое) и не влеките временно не расположенного к тому, что «сейчас и вдруг». Изящный Ауслендер шлет Вам привет. Целую Вас
М. Кузмин. 11 августа 1907[752]. 51 КУЗМИН — НУВЕЛЮ Милый друг,
я приезжаю 23-го вечером, буду у Вас 24-го, если Вы в городе. Ничего не спрашиваю, ничего не говорю, оставляя все это на свиданье. Многие ли друзья в городе? дня два буду жить на даче из-за Званцевой. Особенно хотел бы я иметь в городе уже Ивановых. Писал Вам 12-го. Сережа сегодня возвращается из Москвы, куда он ездил на 3 дня[753]. Возвращаемся вместе. Целую Вас, будьте здоровы — это прежде всего. До свиданья.
М. Кузмин. 18 августа 1907. 52 НУВЕЛЬ — КУЗМИНУ
Павловск,
20/VIII <19>07.
Дорогой друг.
Ваше имя продолжает блистать ежедневно на страницах, передовой печати. Сегодня читаю его сразу в двух фельетонах той же газеты — направо и налево[754]. Правда, есть примечание редакции, благоразумно убоявшейся обвинения скопом в противоестественных наклонностях. Теперь, по крайней мере, нам ясно, что в ее личном составе нет ни одного «Кузмина». Действительно, Ваше имя стало нарицательным, но не столько в смысле «третьей известности», как думают иные, а в более серьезном значении, как настоящий и необходимый протест против «стуканья лбами». Как жалки и беспомощны нападки Антона Крайнего![755] В сущности, ему нечем кольнуть, даже такое знаменитое жало — бессильно.
Итак, у Вас два верных друга, Брюсов и Пильский, два критика и в то же время редактора (один будущий), что также не без приятности. При такой защите врагов бояться нечего[756].
Мое письмо Вам показалось кисленьким. Немудрено. Вот уже два месяца, как я чувствую себя отвратительно. Старюсь не по дням, а по часам, и прозвище «Renouveau» звучит теперь одной насмешкой. В настоящее время занят лечением. Увидим, что из этого выйдет.
Напишите, когда в точности Вы приезжаете, чтобы я мог Вас повидать в первый же день.
Костя[757] шлет Вам привет. Он бодр, весел и, на вид, дьявольски молод.
Судя по настроению, царящему в литературных лагерях, мне кажется, что предстоящей зимой все должны друг с другом переругаться. Боюсь даже за свои отношения к Ивановым, т. е., конечно, к Лидии Дмитриевне.
Нельзя же, право, все время ломать комедию и скрывать, что в сущности согласен и с Брюсовым, и с Пильским, и с Белым, и с Антоном Крайним, т. е. со всеми, кто ее ругает[758]. А сказать это — значит вражда навеки, и, пожалуй, не только с нею, но и с Вяч<еславом> Ив<ановичем>. Просто не знаешь, как быть.
С удовольствием думаю о возобновлении «ойгий» у трех граций[759]. Зин. Венгерова[760] мне клялась, что Бэла[761] вернется и все будет по-старому. А вот Гафиза уж больше не будет. Это наверно. Но не явится ли что-нибудь «на смену». Это было бы любопытно[762]. Во всяком случае, Вам необходима новая «Прерванная повесть». Ведь это осеннее развлечение![763]
Жду!
Ваш
В. Нувель.
Привет Ауслендеру, «Вафил» которого очень понравился Аргутинскому.
53 КУЗМИН — НУВЕЛЮ (
отрывок)
…одной книжкой[764]. Рябушинский прислал пресмешное письмо[765]. До скорого, скорого свиданья. Целую Вас. Все ли мои повести будут «прерванными»? Укладываюсь.
Ваш
М. Кузмин. 22 августа 1907 г.
Согласно списку писем Кузмина, после этого письма он получил от Нувеля еще два — 23 августа и 20 сентября.
54 КУЗМИН — НУВЕЛЮ
<28 сентября 1907>.
Дорогой Renouveau
сегодня после бессонной ночи имел удовольствие узнать, что завтра вечером я не могу быть с Вами.
Это досадно — и что не увижу Вас, и что отложится посещение Ал<ексея> Вл<адимировича>[766]; передайте ему мой поклон и объясните, что отнюдь не мое нежелание заставляет делать эти отсрочки.
Спросите также, если уже не знаете, адрес Сергея Павловича[767]. Вам поклон.
Весь Ваш
М. Кузмин.
Письмо связано с событиями, описанными в дневнике. 25 сентября: «Дягилев уже в Париже, но как его адрес? <…> Маврин говорил, чтобы Нувель привел меня к нему»; 26 сентября: «У Сомова был Нувель, передавший приглашение от Бенуа, сегодня у Маврина»; 27 сентября: «Совсем не спал, читая „Fanchette“, думая почему-то о Валааме, о св. Артемии Веркольском. Я стал молиться, вспоминая не забытые молитвы. Это успокоило, но сна не привело. Опять читал „Fanchette“. Какая-то заброшенность, апатия». Датируется по списку писем.
55 НУВЕЛЬ — КУЗМИНУ
Суббота 29/IX <19>07.
Очень рад за Вас, милый друг. Конечно, жду Вас <в> воскресенье днем — до 3-х — 4-х часов. Ведь Вы придете? Чувствую себя заранее отринутым. Так приходите, чтобы я не оказался еще и покинутым. Волнуясь, жду. Как буду волноваться, слушая Ваш правдивый рассказ[768].
С А<лексеем> Вл<адимировичем>[769] сговорюсь. Кланяйтесь, кланяйтесь В.А.!![770] Ваши бессонные ночи меня беспокоят. «Что-то ждет нас впереди».
Ваш
В. Нувель. 56 КУЗМИН — НУВЕЛЮ Милый Вальтер Федорович,
может быть, мне придется приехать в Петербург на день или на два ради свиданья с В.Н.[771] Не могу ли я, если придется, переночевать у Вас один раз? Ведь, может быть, и не нужно будет.
Я здоров, но, разумеется, скучаю. Пишу понемногу. Написал рассказ «Флор и разбойник» и начал небольшую поэму «Всадник»[772].
В.А. возвращался через Одессу и в Окуловку не заезжал. Очень, очень хочу Вас видеть всех. Что Петр Петрович?[773] Не приехал ли Сергей Павлович[774], мои поклонения ему. Целую Вас
М. Кузмин. 15 июля 1908.
Несмотря на большой перерыв в письмах, пропало их немного: в списке писем Кузмина и к нему числится лишь 3 неизвестных нам письма Нувеля от 1 и 2 ноября 1907 г., а также от 4 марта 1908 г.
57 НУВЕЛЬ — КУЗМИНУ
17/VII <19>08.
Дорогой Михаил Алексеевич.
Сегодня утром вернулся из Ревеля, а послезавтра уезжаю на неделю в Стокгольм. Таким образом, нам едва ли удастся встретиться в Петербурге, если Вы не отсрочите приезда. Во всяком случае, я дам распоряжение Аннушке приютить Вас на ночь, если меня не будет. Pour compensation Вы найдете Петра Петровича. Буду очень жалеть, если не увидимся.
Сегодня получил ответ от В. А., которому наконец-таки написал.
Что Вы делаете? Где Серг<ей> Серг<еевич>[775]? Вообще, что-то ждет нас впереди?
Целую Вас
Ваш верный союзник
В. Нувель.
См. в дневнике 18 июля: «Письмо от Валечки, живо мне напомнившее Петербург; пишет, что получил ответ от В<иктора> Н<аумова>, пожалуй, будут еще видеться, завяжут сношения». Ср. открытку Нувеля к Сомову от 18/31 июля: «Вчера только вернулся из Ревеля, а завтра уезжаю <…> в Стокгольм, откуда вернусь в понедельник 28-го <…> Если будешь здесь раньше, зайди к П. П. <Потемкину>. Он будет очень рад» (РГАЛИ. Ф. 869. Оп. 1. Ед. хр. 59. Л. 45 об.).
58 НУВЕЛЬ — КУЗМИНУ
5/IX <19>08.
Дорогой Михаил Алексеевич,
Вот что: Петр Петрович[776] не выносит одиночества. Кроме того, для него было бы хорошо быть в постоянном общении с человеком, ему дорогим и близким. Такой человек — Вы. Если Вы еще не устроились, я был бы очень рад, если б Вы поселились вместе с ним. Думаю, что и Вам это было бы приятно. Как жилец П.П. замечательно удобен. Стеснять Вас, конечно, он ни в чем не будет. Наоборот!
