«Оба они прокляты», – подумал Джайлс. Но Хэму все же лучше – он мог свободно любить любого человека, а Джайлс, хотя и находился в тесных отношениях с Полем, вряд ли смог бы назвать это «дружбой».
Что касается женщин... Джайлс внезапно осознал, что он не вынес ничего стоящего из своих кратких связей, да и не стремился к этому. Впервые он осознал, что его никто не любил, и сам он не любит ни одного человека. Его родители были живы, но уже были отделены от него непреодолимой стеной возраста и обычаев, а братья и сестры были чужды ему.
Он был лишен любви – необходимой составной части жизни Хэма, но Джайлс не сознавал этого раньше. Для него любовь была долгом, и долг был его любовью. Его эмоции простирались только в пределах долга, и больше ничего ему не было нужно. Его мысли вновь вернулись к Хэму. Тот не мог понять причин своего страдания, и это лучше всего, потому что Хэм не мог осознать причин своей привязанности к Джайлсу, ведь он не мог и мечтать о том, чтобы стать другом Адельмана в любом доступном ему смысле. Единственное, что Хэм мог ощущать – это мучительное желание сделать что-нибудь для Джайлса, что-то большое и трудное, чуть ли не отдать за него свою жизнь.
– Хорошо,– сказал Джайлс.– Хорошо, Хэм. Я понял, не беспокойся. Как только ты мне понадобишься, я тебя позову.
– В самом деле? – спросил Хэм.
– Конечно,– ответил Джайлс.– Не беспокойся об этом, все будет в порядке.
– Правда? – успокоенно сказал Хэм.
Он еще плакал, но уже от благодарности и облегчения, сжимая руку Джайлса.
Джайлс посидел с ним немного, пока тот не уснул. Потом осторожно освободил руку и встал, потянулся – мускулы затекли от долгого сидения. Ему пришло в голову, что в колониях должны быть и другие чернорабочие – Хэма невозможно отправить назад, на Землю, но можно изменить его контракт таким образом, чтобы он попал в общество себе подобных.
Джайлс лег на койку и стал размышлять о том, как заставить капитана изменить курс. Он убедился, что полиции известно, что Поль находится где-то в колониях, и, следовательно, она будет охотиться за ним именно там. Но время... Джайлс не мог предполагать, что ему придется столкнуться с упорством капитана. Почему? – вот в чем вопрос. Почему капитан так тверд в своем решении? Неужели, отвергая его предложение, она руководствовалась лишь тем, что сказала?
7
Через двое корабельных суток он по-прежнему не имел решения. Но, видимо, не судьба была ему подумать об этом спокойно. Едва он сел на койку с магнитофоном Эстевена, чтобы записать события последнего дня, за перегородкой соседнего отсека раздался шум – крик, вопли нарушили тишину корабля.
Он сунул магнитофон в карман и выбежал в средний отсек, увидев, что Гроус прижал к стене Эстевена и пытается сделать так, чтобы тот лишился сознания. Гроус был лет на десять старше Эстевена, ниже ростом и легче. К тому же он, очевидно, не имел представления о тактике драки, кроме общей идеи о том, что нужно молотить противника кулаками почем попало. Но его бешенство компенсировало все недостатки, и Эстевен, зажатый между двумя койками и стеной, не мог вырваться от обезумевшего Гроуса. Было ясно, что если не остановить Гроуса, он может нанести своему противнику серьезный вред.
Джайлс отшвырнул пару коек и сгреб Гроуса за воротник.
– Стой! – рявкнул он, отбрасывая его от жертвы. Эстевен уже сползал по стене на пол.– Остынь, Гроус. Ну, ну, не пытайся ударить меня, веди себя спокойно. Эстевен, сядь на другую койку и расскажи, что случилось.
– Он, он... – всхлипывал Эстевен. На его щеках появился уже знакомый Джайлсу неестественный румянец.– Он берет все, что ему нравится. Он взял компьютер и еще книгу. Я хотел лишь вырвать из нее несколько страниц, чтобы записать туда музыку, которую сочинил...
– Всего лишь!..– завопил Гроус в бешенстве.– Несколько страниц– это всего лишь?! Целую пачку листов из книги моих предков о доказательстве теорем! Я читал ее, чтобы убить время, но это моя книга, и для меня она бесценна! Ей 225 лет! И ты посмел думать, что я позволю тебе вырвать страницы из книги, завещанной мне предками, чтобы нацарапать какую-то доморощенную мелодийку? Это ты-то собираешься сочинять музыку? Да все знают, что всю музыку теперь пишут музыкальные ящики...
– Гроус! – сказал Джайлс.
Тот замолк.
– Он думает...– начал Эстевен.
– И ты тоже,– сказал Джайлс.– Спокойно. Гроус, покажите-ка мне книгу.
Все еще глядя на Эстевена, Гроус полез в карман и вынул оттуда коричневый томик, маленький, умещающийся на ладони. Однако, открыв его, Джайлс увидел, что на страницах было достаточно пустого места вокруг чертежей.
– Это математическая книга по доказательству теорем?
– Так точно, Ваша Честь,– уже менее агрессивно сказал Гроус.– Ее купил мой дед еще до Великой Революции. Это наследство того времени, когда компьютеры занимали целые этажи.
– Ей двести лет? – спросил Джайлс.– Ты прав, что не дал ее уродовать, Гроус.
Он поморщился, взял угол одной страницы двумя пальцами и попытался оторвать бумагу.
– Она довольно прочна для такой старой книги,– сказал он.– Как...
– Ее пластифицировали,– гордо ответил Гроус.– Это сделал мой отец, и это стоило ему месячного заработка, но зато она уже сорок пять лет выглядит как новенькая.
– Пласти... что? – спросил Эстевен.
– Все правильно, Эстевен,– сказал Джайлс.– Гроус прав. А что?
– Да нет,– сказал тот, все еще глядя на книгу.– Только... если это пластик, моя ручка не будет на нем писать. Эти листы мне не годятся.
– Черт побери, что же ты не подумал об этом с самого начала, прежде чем хватать мою книгу?! – завопил Гроус.
– Да я сперва попросил тебя...
– А я тебе сказал «нет»! Неужели я должен давать объяснения, почему нельзя рвать книгу, доставшуюся мне по наследству?
– Было бы немного умнее, если бы ты попытался все же объяснить ему это,– сказал Джайлс.– Ладно, спрячь ее, чтобы никто до нее не добрался.
Он ушел в свой отсек и обнаружил, что за ним вслед вошла Мара. Она встала возле него.
– Да? – сказал он, глядя на нее.
– Можно вам кое-что сказать? – спросила она. Ее лицо было серьезным.
– Что именно?
– Если вы пойдете со мной...
В среднем отсеке играла мелодия Боссер, сопровождаемая хриплым Сайнгх, но вдруг она сменилась каким-то плачущим инструментом, а затем снова раздался крик.
Вбежав в отсек, Джайлс увидел Гроуса, который пытался вырвать магнитофон из рук Эстевена.
– Чтоб я больше не слышал ничего подобного! – кричал Гроус.– Верни Боссер и Сайнгх, так будет лучше!
– Минутку, минутку,– умолял Эстевен.– Послушай немного, это Спайни...
– Какого дьявола, Спайни,– ревел Гроус,– это Кайлайн, а я его не выношу!
– Сэр! – воззвал к Джайлсу Эстевен.– Вы разбираетесь в музыке, ведь вы получили образование. Вы ведь можете определить разницу, Ваша Честь? – дрожащими пальцами он нажал кнопку.
– Верно, это Спайни,– сказал Джайлс.– Но я не питаю большого пристрастия к музыке. Боссер и Сайнгх устраивают меня в той же степени, что и все остальное.
Он уже было повернулся, чтобы выйти, как Эстевен умоляюще поднял руку.
– Я был прав, сэр, вы разбираетесь в музыке. Знаете ли вы, кто исполняет здесь соло? Это я. Моя работа состоит в аранжировке и исполнении таких кусков. Конечно, я могу написать инструментальную вещь и извлечь прекрасный звук из синтезатора. Но в наши дни осталось совсем немного людей, которые знают и понимают свои инструменты. Я думаю, вам бы понравилось, если бы вы послушали еще... то есть, когда живой музыкант...
Музыка оборвалась – Гроус дотянулся-таки до кнопки. Полилась мелодия Боссер и Сайнгх. Эстевен пытался протестовать, но потом замолчал.
– Гроус,– сказал Джайлс. Тот обернулся.– Это магнитофон Эстевена.
Гроус молчал.
– Так же, как и книга – твоя. Если тебе не нравится, что за музыку он ставит, приди ко мне и скажи. Я не желаю, чтобы ты сам лазил к магнитофону, это ведь не твоя вещь.
– Есть, сэр,– пробормотал Гроус, глядя в пол.
– А ты,– сказал Джайлс Эстевену,– полчаса играй то, что хотят они, а полчаса – все, что тебе заблагорассудится.
– Хорошо, Ваша Честь.– Благодарность в его глазах была почти собачьей.
Джайлс повернулся к Маре:
– Ну, что там?
– Пойдемте со мной,– сказала она.
Она повела его в кормовой отсек, где никого не было. Там она повернулась к стене, пошарила среди листьев, подняла один из стеблей растения и показала на него:
– Посмотрите-ка на эти ягоды.
Он пригляделся. Сначала ничего необычного он не заметил – ягоды как ягоды. Но потом, на свету, он увидел, что на конце ягоды имеются какие-то черные пятна, вызываемые чем-то, лежащим под кожицей.
– Я уже видела две или три таких ягоды,– сказала Мара ему на ухо.– Но ни на одной из них не было столько пятен, как на этой. Я поискала, и нашла их примерно с дюжину.
