гормоны.
В последнее время я ничего не могу поделать со своими мыслями. Гормоны второго триместра буянят, и я ощущаю себя свихнувшейся мартовской кошкой. Слишком чувствительная и вспыхиваю как спичка, от малейшего прикосновения Кейна. Чем он, впрочем, беззастенчиво пользуется.
Незаметно выдыхаю и стараюсь сосредоточиться на последних изменениях портового городка.
По обе стороны от центральной дороги строятся дома, и открываются лавки. Несмотря на вечер, люди вовсю занимаются делами. Вот торопливо идёт женщина с корзиной кореньев, вот двое молодых коренастых мужчин толкают тележку, гружёную бочонками, а рядом неспешно плетётся олень, подгоняемый седой старушкой — олень тянет повозку с дровами и сворачивает на отходящую вправо улочку.
Наше появление не остаётся без внимания, и я то и дело ловлю на себе любопытные, робкие и пристальные взгляды, а порой даже слышу, как одни жители зовут других посмотреть на появление леди долины.
Их любопытство понятно — это первый раз, когда мы с Кейном открыто прогуливаемся вместе.
До сих пор видеть леди Кордэйн удавалось лишь замковым слугам, а местным оставалось довольствоваться слухами о моей внешности со слов слуг. Если я и покидала замок, то лишь внутри кареты либо переодевшись в простые одежды и накинув на голову капюшон. Обычно при этом я брала с собой пару слуг, которые меня незаметно охраняли.
И да, моё имя при слугах никогда не называлось. Кейн всегда следил за этим, обращаясь ко мне “моя леди”. Слуги же обращались ко мне исключительно — “госпожа”.
Конечно, это было сделано намеренно.
Нам нужно было выиграть время, чтобы наладить в столице хорошие отношения с некоторыми аристократическими семьями. А узнай местные жители, кто их леди, то рано или поздно слухи бы доползли до столицы и помешали бы нашей легенде о “племяннице Лайонела Броднака”.
Зато теперь всё это уже не имеет значения. Наши знакомые уверены, что я получила лучшее образование, а это никак не увяжется со сплетнями о сбежавшей от отца бедной деревенской девочке. Как и предрекал Лайонел. К тому же это будут не первые обо мне столичные сплетни. За этот год чего только я о себе ни слышала. От легенды о том, что я незаконнорождённая дочь герцога де Гарти до рассказов, о том, что Кейн спас меня из плена во время боёв под Ракатскими Высотами. Так что новые слухи способны лишь вызвать усмешки на лицах тех, с кем я уже лично знакома.
— Осторожно, родная, — Кейн останавливает меня, когда нам едва ли не под ноги бросается упитанная перепёлка, за которой гонится какой-то малец.
Шустрый подросток ловит перепёлку у самых моих ног, поднимает на нас взгляд, краснея до кончиков ушей, затем бросает взволнованное “простите, леди и лорд Кордэйн”, низко кланяется и убегает.
— Мне кажется, он это нарочно сделал, — по-доброму усмехается Кейн.
— Что? Зачем?
— Затем, чтобы рассмотреть леди долины вблизи, а затем хвастаться этим перед мальчишками. Они там сбоку столпились и теперь бурно его расспрашивают, — бросает взгляд в ту сторону, куда убежал мальчик.
Улыбаюсь. Сплетни — одно из любимых развлечений, что здесь, что в столице.
Моя служанка как-то рассказала, что местные порой судачат о некой Лельке, что не послушалась отца и отказалась от достойного брака. Лорд долины сделал её своей любовницей, а потом она куда-то пропала. Злопыхатели взахлёб обсуждают, что новая леди лично прогнала её из замка.
Я посмеивалась над этими разговорами, но тайну свою, разумеется, не открывала.
Рядом слышится оглушительный звон, я вздрагиваю и резко оборачиваюсь на звук.
Передо мной лавка с кувшинами молока, горшками масла и сырами. За прилавком оторопело замерла девушка с вытянутым лицом. Лицом, в котором я узнаю свою младшую сестру — Дарлину.
Не успеваю открыть рот, чтобы поздороваться, как из лавки вылетает разъярённая матушка Уллера и с размаху залепляет Дарлине по шее мокрой тряпкой.
— От, дурья башка! Опять что-то побила? — матушка Уллера с досадой хлопает себя по бокам и сокрушённо рассматривает осколки горшка, по которым расползается жёлтое масло. — Да что ж за беда такая! Ничего-то тебе доверить нельзя!
— Да я… я… — Дарлина растерянно потирает шею и встряхивает головой, словно пытается сбросить морок, а затем снова огорошено таращится в мою сторону. Её взгляд особенно долго задерживается на руке Кейна, собственнически покоящейся на моей талии, на моём ещё не большом, но достаточно заметном животе и на перстнях, украшающих мои пальцы.
— А ну, прочь от моей дочери, старая кошёлка! — из двери соседней лавки с поварёшкой в руке вылетает взъерошенная мачеха и набрасывается с бранью на матушку Уллера. — Не смей подымать на Дарлиночку голос!
— А чего это Дарлиночка твоя не могёт ничего?! — язвительно парирует женщина, с досадой пиная осколок разбитого горшка. — А я тебе скажу чего! Потому как к работе не приучена да не обучена! Дуреха она, потому что! Только в зеркало любоваться да цацки у моего сына выклянчивать может! А проку-то от неё никакого! Разорение с ней одно!
Вот как? Неужто Дарлина за Уллера замуж вышла?
Даже не знаю, поздравить или пожалеть обоих. Прячу улыбку и в этот момент замечаю виновника “торжества”.
Голова Уллера неуверенно высовывается в приоткрытую дверь, и, в отличие от своей матушки, он тут же замечает наше присутствие. Его ошарашенный взгляд мечется между мной и Кейном, вероятно, выстраивая в его голове некие логические цепочки, но в итоге, как и взгляд Дарлины, замирает на моём животе.
Кейн недовольно цыкает, а Уллер тут же спохватывается, нервным движением ослабляет ворот рубахи и опускает глаза.
Хорошо, что когда-то ему не хватило мужества спрятать меня у себя, и хорошо, что из-за этого мне пришлось бежать за помощью в замок. Пожалуй, это было лучшим, что Уллер сделал для меня за всё время наших отношений.
Перепалка тем временем резко смолкает, потому что Дарлина дёргает мать за рукав, и указывает на нас с Кейном.
Матушка Уллера тоже прослеживает этот жест:
— Ох, небеса! — женщина осеняет себя святым знаком, будто увидев призрака, пятится и хватается за сердце. — Да неужто это…
Имя моё произнести она не решается, так как натыкается на суровый взгляд Кейна, после чего бледнеет и глубоко кланяется:
— Не желают ли господин с госпожой оленьего сыра? — пытется за слащавым голосом спрятать своё волнение. — Самые лучшие сыры у меня. Есть и с ягодами, и с пряностями…
— Ханс, купи
