Я, вспоминая то, что происходило во время коллективизации на Мариупольщине, Мелитопольщине, да вообще там, где я жила, твердо считала, что этот голод произошел в результате преступных методов коллективизации, разоривших все производительное сельское хозяйство, и преступной бесхозяйственности. Какие же «кулаки» были Зоины родные, у которых было две коровы, пара лошадей и восемь человек семьи? И это я привожу как пример, потому что все, кого я знала и кого раскулачивали при мне, были точно такие же «кулаки».
А чего стоил идиотский закон, который был издан совсем недавно, 7 августа 1932 года, который запрещал подбирать «колоски» — колоски, оброненные по дороге, когда везли снопы с поля, или колоски оставшиеся в поле после уборки урожая, и это в то время, когда люди уже пухли и погибали от голода. За «колоски» могли сослать человека в лагерь на 10 лет, как расхитителя социалистической собственности. Колоски были дороже человеческой жизни. Кто придумал этот издевательский закон, который потряс всех?!
Лозунг «опираться на бедноту» сам по себе тоже был, по-моему, самый идиотский. Как могла беднота накормить всю страну, если она сама была голодная и нуждалась в помощи. Надо было, по-бухарински, опираясь на зажиточную часть населения, помочь бедноте разбогатеть, и тогда никакого голода не было бы в стране и в помине.
Так думала я и с горечью вспоминала картину, которую видела на станциях по дороге сюда, в Москву. Тогда требовали сдавать зерно, а из-за недостаточного и иногда полного отсутствия элеваторов или каких-либо других хранилищ драгоценное зерно ссыпали прямо под открытым небом, вдоль железнодорожного полотна, где, поливаемое осенним дождем, оно гнило и прорастало, втаптываемое в грязь. Так же погибала голодная скотина из-за отсутствия корма, отвратительной подготовки к содержанию, уходу, а вернее, из-за отсутствия всякой подготовки к проведению коллективизации в таких грандиозных масштабах. Все, что творилось в это время, даже мне казалось, было похоже на сплошное издевательство.
Меня ужасно злило, почему сидят где-то люди за Кремлевской стеной и издают на бумаге законы, не понимая и не соображая, что творится на самом деле вокруг. Почему никто из них не проедет, не пройдет и не посмотрит, во что обернулись эти законы? Подумаешь, тоже мне, новые аристократы объявились!
Благие намерения
Осенью 1932 года уже было ясно, что в стране бушует катастрофических размеров голод. И из боязни, что будет хуже, у некоторой части ответственных партийных работников и некоторых членов Политбюро ЦК партии появилось чувство, что надо что-то предпринять, попробовать уломать самую твердолобую часть членов Политбюро немножко смягчить, изменить жесткую политику, чтобы хоть как-нибудь улучшить ситуацию и предотвратить надвигавшийся голод 1933 года.
Незадолго до Октябрьских праздников, рассказала мне Наташа, у них собралась небольшая группа: Н. К. Крупская, Надежда Аллилуева и кто-то еще. Они обсуждали вопрос, что хорошо было бы уломать Сталина и всех, кто его поддерживает, занять более мягкую позицию по отношению к крестьянам и объявить об этом как раз во время празднования пятнадцатой годовщины Октябрьской Революции в 1932 году.
Наташа сказала, что Надежда Константиновна высказала мнение, что такие товарищи, как Бухарин, Рыков, Орджоникидзе, Бубнов и кое-кто еще поддержат эту идею, так как они такого же мнения. Их также поддержит самый ярый защитник НЭПа и противник насильственной коллективизации М. П. Томский. И что было бы хорошо, если бы больше товарищей поддержало их, вот если бы Жемчужина могла повлиять на Молотова.
О Калинине вопрос якобы стоял особо. Надежда Константиновна ему не доверяла:
— Прежде чем мы выступим с этим предложением, Сталин будет знать все, — уверяла она. — Человек он беспринципный, таким он был всегда.
Надя ответила, что Михаил Иванович ее поймет и что она с ним кое о чем уже говорила и уверена в его поддержке.
— Смотри, Надя, на твоей совести лежать будет — я не советую, — еще раз подчеркнула Надежда Константиновна.
Енукидзе, присутствовавший здесь, сказала Наташа, поддержал Надю:
— Нас мало, надо чтобы больше товарищей поддержали нашу позицию. Я думаю, старикану можно доверить.
И Надя рассказала Калинину весь план их будущего выступления. Он заверил Надю, что он все понимает и сделает все от него зависящее. Но предупредил:
— Знаем об этом только ты и я, для всех остальных я с тобой ни о чем не говорил.
Надя дала согласие.
Ведь это не был какой-то заговор против правительства. Эти товарищи просто хотели на внеочередном совещании, почти на семейном собрании, без протоколов и резолюций, по-дружески обсудить выдвинутые ими предложения, надеясь выработать какое-либо дружеское компромиссное решение, которое можно было бы преподнести народу как что-то хорошее с трибуны Большого театра в праздник пятнадцатилетия Великого Октября.
— Костя рассказывал, — сказала Наташа, — что совещание затянулось очень надолго, и чтобы не прерывать возникших бурных прений, участникам даже обед подавали туда. Сталин спокойно выслушал всех. И что с самой взволнованной речью выступил Рыков. Он заявил, что мы отступили от ленинского пути, так как Ленин не считал НЭП случайным или кратковременным мероприятием и отступлением от построения социалистического государства, а служит для восстановления и укрепления экономической мощи страны. А то, что мы делаем сейчас, — рубим сук, на котором сидим. Еще не поздно, мы можем многое исправить…
В том же духе выступали и другие из этой группы. Приводились статистические данные и многие примеры пагубности наших форсированных методов коллективизации. Поголовье скота в это время катастрофически уменьшилось, так как даже те крестьяне, которые записывались добровольно в колхозы, зная, что скотину у них при записи в колхозы все равно отберут, стали резать и продавать скот.
Предлагали дать крестьянам некоторые послабления с налогами, выдать хлеб голодающим районам и принять меры для ликвидации голода 1932–1933 гг.
Бухарин выступил последним, он предложил субсидировать организованные уже колхозы, чтобы они могли как можно скорее окрепнуть настолько, чтобы могли привлечь добровольный поток единоличных хозяйств в колхозы.
Надежды Аллилуевой на совещании не было. Сталин якобы потребовал, чтобы она отсутствовала.
Обстановка и настроение было такое, что у всех создалось мнение, что решение будет положительное.
Но слово взял Л. М. Каганович. Он заявил, что политика Ленина-Сталина, которую проводит и которой держится Иосиф Виссарионович, самая правильная. Никаких изменений, никаких послаблений и отступлений от уже намеченного пути не может быть и, он надеется, не будет, обращаясь прямо к Сталину, закончил он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
